Новогодний пирог из прошлогоднего снега
— Артюр... Прелесть моя, как бы тебе поделикатнее намекнуть... — наигранно и не очень правдоподобно мялся Франсис.
— Побыстрее можно? Я читаю бортовые записи, что там у тебя? — бросил Артур, не оборачиваясь к Бонфуа.
— Такое дело... Мне кажется, твой Корабль тебя не слушается.
Керкленд обернулся; Франция вздохнул и развел руками.
— Да, вот такие дела, моя радость.
— С чего ты взял? — резко поинтересовался Артур.
— Ты велел Кораблю подняться на двести метров?
— Да. Мы поднялись. Что не так?
— Мы продолжаем подниматься. И если ты оглядишься по сторонам, то увидишь иней...
Керкленд вскочил и судорожно осмотрелся.
— Твою мать! Что за хрень!
— Да, да... Мы в дерьме, дорогой.
— Какого дьявола он набирает высоту?
— А это тебя надо спросить, радость моя... — улыбка Франции стала совсем уже нехорошей, и Артур на всякий случай отошел от него подальше.
— Как же я не заметил?
— Дай-ка подумать... — Франсис стряхнул с плеча англичанина несколько маленьких снежинок. — Может быть, потому что ты в куртке, а я в пиджаке? Учти, от него все равно толку никакого, я сейчас его сниму и согреюсь по моему собственному методу... А ты мне поможешь, правда? — Франция подмигнул.
Артур понял, что имеет в виду Бонфуа, и его брови нервно сошлись на переносице.
Франсиса передернуло.
— Оу, ну почему сразу я-то, а? — Керкленд медленно пятился подальше от Бонфуа.
— А потому что тут все равно никого больше нет... — продолжал наступать Франсис и не спеша расстегнул верхнюю пуговицу...
ХД
— Я говорил, что тут никого нет? Говорил ведь! — голос Гилберта был пропитан мрачным торжеством. — Мы заблудились в каком-то сибирском буреломе, а все твой братец…
— Прекрати говорить так о брате, — Наталья заглянула под очередное преградившее тропу бревно. — И ни в каком мы не в буреломе, подумаешь, лесок…
— Лесок?
— Лесок. Сосновый. Для здоровья полезно.
Гилберт несколько раз глубоко вздохнул.
— Нет тут Горыныча. Поверь Великому мне.
— Есть, — упрямо возразила Беларусь.
Гилберт вздохнул, посмотрел по сторонам и внезапно рванул влево, нагнулся, что-то схватил и с торжествующей ухмылочкой выпрямился.
— Не он? — и продемонстрировал Наталье большую пучеглазую лягушку.
— Не мучай животное, — не моргнула глазом Арловская. — Ты держишь ее за заднюю лапку. Давай я тебя за ногу подниму?
Этические проблемы Пруссию не сильно волновали.
— «Русским ду-ухом пахнет»! —передразнил он, потрясая лягушкой. — Фигня это все, идем обратно, пока вообще не заблудились!
— Не идем!
— Я сказал, идем!
— А я говорю, не идем!
— Какие же вы громкие, товарищи… — вздохнуло что-то в кустах. Наталья и Гилберт удивленно замерли. Посыпались листья, затрещали сучья, и на свет показалась змеиная голова размером с небольшой автомобиль. Покрытая темно-бордовой чешуей, вся в бурых крапинах и наростах, она раскачивалась вверх-вниз на длинной шее; глаза с вертикальными зрачками светились, как фары.
— Добрый день, Горын, — поздоровалась Наталья.
— Керкленду каюк, если эта хрень взлетит… — поздоровался Гилберт.
— Давно не виделись, товарищ Арловская, — вежливо ответил Горыныч. — А это… кто? — щели змеиных глаз оценивающе уставились на Гилберта.
— Это супостат один, но он со мной, — представила Пруссию Наталья.
— А СССР давно развалился, так что никакой она тебе не товарищ! — мстительно добавил Гилберт.
Змей заявление «супостата» проигнорировал.
— Зачем бы вы ни пришли, передайте товарищу Брагинскому, что я не могу, у меня главголова в спячке.
— Ваня расстроится, — безапелляционно заметила Беларусь и добавила уже помягче, — а я тем более расстроюсь. Разбуди главголову, а, Горын?
— А не представляется возможным, — с сарказмом ответил Горыныч. — Год назад наше логово — то, которое в низине, — снежной лавиной обрушило. Мы в этот момент пребывали в анабиозе, конечно, а по весне я и Левый оттаяли, а главголова так и дрыхнет под снегом. Хороший обвал получился, качественный. Черт его знает, когда растает теперь.
Гилберт почесал в затылке.
— Ты такой здоровый, а все-таки ящерица. Раскопать главголову-то никак?
Но Змей был не так прост, особенно его Средняя голова.
— Сам ты ящерица, главголова отвечает за координацию движения туловища, — парировал он. — Что нам теперь, зубами этот снег грызть? Мы дальше шеи парализованные, там у нас анабиоз полный! Так что иди-ка ты, товарищ… как там тебя кстати?
— Неважно, ты все равно не выговоришь, — торопливо вставила Беларусь.
—… вот иди-ка ты, товарищ Неважно, знаешь куда? Снег вокруг головы разгреби, раз такой умный, — договорил Змей. — Баньку там построй. Истопи. Главголова отогреется, с ней и беседу беседуй. А я дальше спать залягу, все равно жрать тут нечего.
Средняя голова зевнула и собралась было исчезнуть в зарослях, но Наталья ухватила ее поперек шеи и принялась уговаривать:
— А ведь это мысль, давай мы тебе главголову раскопаем? А то Ваня все равно не отцепится, сам явится… Что ты его, не знаешь, что ли…
Горыныч собирался было заспорить, но в этот момент у Пруссии очень кстати зазвонил телефон.
— Ну как вы там? — бодрым голосом Ивана спросил мобильный.
Змей насторожился, прислушиваясь.
— Хреново, тут твой крокодил спать собирается и с нами не разговаривает, — пробурчал Гилберт.
— Будь осторожен, — где-то на заднем плане заговорил Людвиг.
— Пошел ты в пень, Запад, Великий и без тебя справится! — рявкнул Пруссия. — У тебя там моя птица не сдохла еще?
— Нет, все в порядке, — ровным голосом ответил Германия.
— Моя Муська чуть не сожрала, а так ничего, держится пока, — оптимистично добавил Иван.
— Брагинский! Я тебе сказал, что птица должна жить, или я за себя не отвечаю!
— Ваня, они оба не слушаются, предлагаю радикальные меры, — повысила голос Беларусь.
— Не надо меры, — возразил Иван. — Наташ, Змею просто передай от меня привет, большой-большой, и скажи, что я собираюсь его навестить. А твоя птица, Гилберт, все еще у меня, и она уже два дня не пила пиво. Сам понимаешь, жить ей осталось недолго, так что делай выводы.
Несколько секунд тишину нарушали только короткие гудки, а потом Горыныч протянул:
— Да ну его к черту со своими большими приветами… Знаю я, чем это заканчивается, там лес сожги, тут улус сожги, царевну жрать не смей...
Он тяжело вздохнул; из пасти вырвались клубы едкого дыма.
— Ладно, пошли главголову будить. Левого трогать не будем… Он последние пятьдесят лет неадекватный какой-то.
Наталья сочувственно погладила Змея по носу.
— После того, как ему на макушку бревно упало, да?
— Ладно бы, только бревно... На него еще потом чей-то вертолет свалился. А до этого метеорит... Как его. Тунгусский.
ХД
Артур пытался совершить невозможное: одновременно застегнуть ремень, завязать шнурок и пригладить растрепавшиеся волосы.
— То ли ты был прав, и мы действительно согрелись... Но я отказываюсь в это верить... То ли Корабль свернул в тропики, — заметил он.
Франсис вскочил на ноги:
— В тропики? Зачем в тропики, если ты хотел к Ивану?
Артур скривил губы.
— Это я хотел, а Корабль не хочет. И вообще, может, он... замерз. Слетаем на южные широты, погреемся, позагораем...
Бонфуа начал что-то подозревать.
— Артюр, ты слишком сильно ударился головой о спинку кровати. Ты что, правда зовешь меня вместе загорать? Ты понимаешь, что я буду загорать обнаженным, потому что неровный загар...
— Ты и сейчас без штанов, — перебил Артур. — Кстати, почему ты все еще без штанов?
Франсис проигнорировал вопрос, продолжая гнуть свою линию.
— Просто признайся, что передумал и дезертируешь, дорогой.
— Я что, француз? — оскорбился Керкленд.
ХД
Несмотря на разгар лета, в низине было сумрачно и холодно. Их нерастаявших сугробов торчали мертвые остовы деревьев, покосившийся забор и пара развалившихся староверческих изб. Завершал картину видневшийся из-под снега змеиный хвост, свернутый калачиком и посиневший.
— Уютно, правда? — слегка краснея, спросил Горыныч.
— Я бы здесь забухал и не просох... — выразил свое восхищение Гилберт.
— Никто не спрашивал твоего быдляцкого мнения, — тут же отрезала Наталья и развернулась к Змею. — Лопаты в избах есть? Ткни носом, куда копать надо!
Горыныч ткнул, и работа закипела. Подгоняемый Натальей и желанием свалить поскорее, Гилберт показал потрясшую даже старого Змея производительность.
— Вот это Стахановец! — невольно восхитился он.
Беларусь взглянула на своего товарища с неожиданной нежностью. Потом посуровела и снова взялась за лопату.
— Сам откопаю, — пробурчал Гилберт, изо всех сил стараясь выглядеть заботливым. — Крокодил, посади ее куда-нибудь, а то простудится еще.
Наталья фыркнула, собираясь возразить из принципа, как вдруг Пруссия радостно заорал:
— Нашел! Нашел вторую башку!
Арловская бросилась к нему, и вдвоем они быстро расчистили голову от снега. И отступили, разглядывая.
Главголова была покрупнее и напоминала ужа. Шею украшал небольшой желтый гребень. Большие блестящие глаза бессмысленно таращились куда-то вперед.
— Костер вдоль боков разведите, — посоветовал Правый. — Отогреется, проснется, а там уж...
— Без ящериц разберемся, — не удержался Гилберт.
— Хам! — послушалось сверху.
Задравший голову Пруссия уронил валежник и еле успел отскочить в сторону: туда, где он стоял секундой раньше, плюхнулась третья голова.
— Шустрый, — резюмировала она и облизнулась тонким, раздвоенным языком. — Шустрый... Значит, вкусный.
— Невкусный, — поспешно возразил Пруссия.
— Спи дальше, люди делом заняты! — рявкнул Правый, раздувая ноздри и выпуская клубы дыма.
— Э-э... Ты не мог бы нам хворост разжечь? — тут же нашлась Беларусь.
— Оно девочка? — потрясся Гилберт, все еще разглядывая третью голову.
Третья голова была перламутровая и блестящая, с длинными витыми рогами по бокам. На веках у нее располагались ресницы, как у лошади или собаки. Влажный змеиный язык поминутно облизывал губы; с левой стороны торчал длинный белый клык.
— Сам ты девочка, — обиженно возразила третья голова. — Я тебя после такого даже есть не стану. Правый, подпали ему задницу!
— Не успел проснуться, уже о задницах, — пробурчал Правый и обратился к Гилберту и Наталье. — Знакомьтесь, Левый. Франкофил, западник, враг народа.
Левая голова отвесила что-то вроде поклона.
— Вы оба и мертвого разбудите, — громыхнула главголова, внезапно поднимаясь на высоту трех метров, роняя вниз только разгоревшиеся сучья и остатки слежавшегося снега.
— Добрый день, Средний, — поздоровался Правый.
— Почти баньку истопили, — главголова ощерилась, пытаясь улыбнуться. — Еще бы накормили... А выспаться я выспался уже...
Хвост, уже не такой синюшный и прозрачный, начал тяжело разворачиваться.
— Эх, лапы затекли...
Под ногами у Натальи затрещал лед.
— Разойдись... Взлетаю, — предупредил Средний.
Ледяная корка треснула, во все стороны брызнули щепки, и Змей, тяжело хлопая черными крыльями, поднялся в воздух.
— И он еще жаловался мне на проблему с вертикальным взлетом, — укоризненно напомнила Беларусь.
ХД
— Месье Бонфуа, помните меня? Помните маленькую Сейшелы?
С берега махала девушка, смуглая, дышащая юной прелестью, с цветными лентами в темных волосах. Одной рукой она трепетно прижимала к себе большую рыбу.
— В какую красавицу ты выросла! — восхитился Франсис.
Артур с удовольствием наступил на его дорогой и пафосный ботинок.
— Ты не против, если мы тут на некоторое время задержимся? Чудесно. Бонфуа, прекрати пялиться, а то оставлю тебя здесь.
— ... А? — рассеянно отозвался Франция.
Сейшелы порозовела, рассмеялась, и только рыба продолжала укоризненно взирать на незваных гостей.
Но рыбы молчат, поэтому выразить свое негодование Жан-Поль не мог, даже если бы очень постарался.
ХД
В России тоже становилось жарко.
— Ничего не понимаю. Керкленд давно уже должен был пересечь твои границы. Неужели он собирается показываться на Корабле-Призраке людям?
— Ничего он не собирается, дезертир хренов.
— Эй, да слился типа ваш Керкленд!
— Брагинский, убрал бы ты своих "добровольно мобилизованных"... Только сосиски мои сожрали.
— Протестую, вы ошибаетесь, Германия. Я не жрал. Феликс жрал, а я нет.
— Лит, ты типа только что меня сдал, да?!
— Блять, Брагинский, я же попросил их убрать отсюда.
— Ха! Да мы и сами типа с радостью, очень вы нам нужны!
— Протестую, Польше, может быть и не нужны, а нам бы ЕС не повредил, так что...
— Ах я для тебя уже типа "Польша", да! Типа "Феликс" сказать язык отсохнет? О-ок, я все запомнил и записал и типа блять тебе еще припомню!
— Россия, мне не смешно. Тебе смешно, а мне нет.
— Ага... тебе сосиски жалко.
ХД
— Вот есть "Американский пирог", фильм Альфредовский, мне было не смешно, но местами забавно... Знаешь его?
Сейшелы смущенно повозила сандаликом в песке.
— Зна-аю, месье Бонфуа, как не знать.
— Так вот, я ему и объяснял, что если взять круассан, то было бы куртуазнее, а иначе не имеет значения, с таким же успехом на месте пирога был бы сугроб, и нам бы не пришлось лететь сюда и греться... Не дергайся, Артюр, мы тебя все равно не развяжем.
Керкленд возмущенно засопел, но промолчал. Возразить многословнее ему помешал засунутый в рот тропический орех.
От рождения немой Жан-Поль сочувственно моргал ему глазами из банки с водой.
... На русских границах по-прежнему было спокойно. Иван напряженно ждал, а Франсис нес околесицу, в душе радуясь неразвязанным боевым действиям.
И только Наталья и Гилберт, верные своему долгу, надежно устроившись в старом батыевском седле, верхом на Горыныче уже пересекали по воздуху Урал.