Его комната - постеры улыбающихся голливудских звезд, фигурки героев, милые шторы со звездочками, купленные еще когда-то Артуром, белые стены, отдающие свежестью и чистотой.
Америка тряхнул головой, словно пытался разогнать тупую тяжесть, комком засевшую внутри гудящей головы – звенит мерзко и сильно, как мелочь в жестяной банке.
Он точно помнил, что вчера не был ни на какой отвязной вечеринке, Днем Независимости тоже и не пахло, да и кроме этого гадства в башке, никаких «послетусовочных» синдромов Фред не ощущал.
Наоборот все легко так, хорошо, хоть пританцовывай.
Телу нормально, телу зашибись, а вот внутри… дрянь какая-то.
Америка доплелся до умывальника и принялся внимательно изучать свое лицо.
Ну и че? Все как обычно. Только мешки под глазами и взгляд пустой.
Такой пустой, что Фред словил себя на ленивой мысли – прям вылитый зомби из его любимых ужастиков. Аж блевать захотелось от этой уверенной бессмысленности.
Пальцы пару раз прошлись по светлым всклоченным волосам, губы в легком удивлении приоткрылись, когда те опустились ниже, к шее. Америка чуть повернулся, чтоб лучше разглядеть в отражении странную отметину, как от укуса насекомого.
Выйдя из ванной в прострации, Альфред почесал поврежденное место и бездумно уставился на стену.
Почему белые?
Успокаивают. Иногда лучше, чем зеленые.
Всегда успокаивают. А сейчас – вот незадача – угнетают.
Рука неторопливо потянула за один плакат, снимая его со стены, освобождая ее, резкое, нервное движение, еще и еще – плакаты летят на пол – Америка аж невольно сощурился, как будто всю в раз оголившуюся комнату залило гадким режущим глазам светом.
Оказывается, эти лица скрывали давящую на мозг белизну, от которой все медленно плывет – зачем они белые?
Зачем он красил стены в гребаный белый цвет?
Альфред не помнил.

…Яркое освещение, скрип, кто-то подходит ближе… тяжелый топот…

Что это?
Голова закружилась так, что ноги подкосились, и Фред едва не грохнулся на пол.

…шаги стихли… кто-то маячит перед глазами – не разобрать… Как мутная смазанная тень…

Да что за черт?!
Откуда это?
Как вставки какие-то – ни с того, ни с сего – оп! Выплыл кадр, нечеткий, непонятный, чертовщина…

…Да и стены такие же… Ага… Белые… белые, мать их!.. Плечи трясет – то ли смех, то ли эпилепсия… звуки какие-то… значит, первое…

Америка сел на пол – колени дрожат, сердце пошло в разнос, уши закладывает.
Больше всего похоже на глюки. Внезапные такие - хрен разберет от чего.

…а еще голос… Низкий, прям запредельный… инопланетный… да не, вроде мужской… просто нечетко… Че он говорит – нихера не понимаю…

Или это воспоминания такие – сами по себе всплывают, и все.
Но он не помнит такого.
Такого не было.
Такого не могло быть.

…что-то щелкнуло – свет перестал насиловать глаза, видно уже лучше… Мужик какой-то… Нет, мужик, я тебя не знаю… Руки не двигаются, они…

Дышать-то как тяжело, Альфред давится кислородом – впервые этот газ не проходит через легкие, застревает где-то…
Он пытается сосредоточиться на галлюциногенных картинках.
Он хочет.

…связаны? Бред какой-то… Похоже на рубашку – сувенирчик из психушки… крепкая – не разорвать…
- Ты помнишь, Альфред?
Отлично… Этот кто-то, нависший и загораживающий свет, еще и имя мое знает… откуда-то…
- А что… я должен помнить?.. – блин, говорить больно… что со мной?.. я как упоротый в доску…
Пытаюсь сосредоточиться на деталях – темно-серый костюм… дорогой, похоже… часы на правой руке… тоже недешевые… волосы темные… нос… да обычный нос… и лицо обычное…
А рядом еще кто-то… много…
Какие-то доктора в белых – опять этот цвет! – халатах, люди в форме… не знаю такую форму…
- Не помнишь? – почти ласково переспросил мужик – захотелось плюнуть ему прямо в рожу, чтоб так не улыбался. – Это хорошо. Это замечательно, Альфред.
Значит… я забыл что-то важное…
Важное настолько, что я сейчас нахожусь здесь.
А кстати где – здесь?
- Вы хоть… понимаете, кто я? – держать страну в какой-то… какой-то… комнате?..
Где-то на галерке раздался ехидный смешок.
- Очень хорошо понимаем, Альфред, - с той же улыбкой пояснил брюнет на переднем плане. – Если б ты не был тем, кем ты являешься, тебя бы здесь никто не держал.
Что-то медленно-медленно раскручивается в голове… Знают, что я – страна, а еще почему-то мне кажется, что знают именно, что я – Америка… Им нужен я… Зачем?.. Зачем? Зачем?!
- Все готово, - негромко заметил один из медиков.
- Прекрасно, - голос основного мужика заметно похолодел. – Приступайте ко второй фазе.
Какая еще нахер вторая фаза?!
Ко мне подошли те, кто были в какой-то темно-красной форме, но без символики и крепко, почти грубо подхватили меня. Я попытался вырваться – бесполезно, руки-клещи облапили меня еще сильней и куда-то потащили… Нет… Я не хочу… Куда бы там ни было… Не трогайте… меня… Не… трогайте… Да отцепитесь, ублюдки!..
Мое бьющееся тело явно доставило немало проблем матерящимся сквозь зубы мужикам, пару раз с силой пнул одному с особенно противной мордой, но они закинули меня в какую-то комнату – такую же, как и прежнюю, только посередине стояла широкоэкранная плазма, а где-то в углу в темноте скрывался столик, подозрительно похожий на операционный. Рядом с ним копошились еще двое врачей.
Этот же брюнет, не понять откуда здесь успевший нарисоваться, усадил меня в кожаное кресло, неподалеку от телика.
- Может, хочешь чего-нибудь? Колу? – перед моим носом как ни в чем не бывало нарисовался красный пластиковый стакан – единственное цветное пятно в этой клетке.
Он долбанулся или как?!
Правда думает, что я стану пить то, что он мне предлагает?!
Я взметнул ногу вверх – коричневатая газированная жидкость с шипением облила его костюм, стаканчик с остатками колы шлепнулся на отвратно стерильный пол.
Добродушие неторопливо сползло с лица напротив.
- Ну что же ты, Альфред, мы ж с тобой по-хорошему… - укоризненно качнул головой мужчина – «по-хорошему»?!
Он серьезно кивнул докторам, один продолжил перебирать какие-то металлические предметы, другой направился в мою сторону. В его руке был здоровенный шприц немного странной конструкции, но это шприц, точно!
- Так! - мой угрожающий вопль громом прокатился по комнате, все остановились от неожиданности. – Или мне кто-нибудь объяснит, какого хера тут происходит, или…
- Или что? – спокойно поинтересовался основной урод.
- Хана вам всем придет в лице Америки. В моем лице, - оскалился я.
В качестве ответа мне пришла наглая усмешка.
- Всегда одни и те же угрозы… Нда, кажется, кому-то не хватает фантазии.
Что? Какого…
- Не делай такие глаза, Джонс, - он наклонился вплотную. – Ты и вправду думаешь, что впервые здесь? И с каждым разом промежуток между промывкой все сокращается и сокращается…
- Про…мывкой?
- Да, именно. Тебя же учат, учат – не лезь не в свое дело, а ты все упорствуешь. Вот, - он притворно вздохнул. – Так и выходит. В конечном итоге, ты попадаешь сюда.
Да я… я вообще не знаю, что сказать… Разве что…
- За что в этот раз?
- Ты все сейчас поймешь сам, когда мы начнем искажать часть твоих опасных мыслишек, - загадочная улыбка, я ничего и сообразить не успел, как в шею с силой воткнулось острое, в воздухе завоняло больницей, а по вене уже разливалось… что-то.
Дальше мне оставалось только вопить от адской боли – мозги выворачивает наизнанку, хаотично прыгающие воспоминания пролетают мимо помутившегося взгляда – фокусировка упала до нуля, к горлу подступает тошнота, давлюсь собственными слюнями и желчью… больно, Господи, как же больно…
Раз! – вспышка – веки дрожат, глаза двигаются из стороны в сторону – я так четко вижу то, что уже было, как под очень сильной наркотой…
Люди… Много людей… Бегут… Падают… Кровь… Крики… Солдаты…
Смуглый парень, бьющийся в конвульсиях… Это же…
Ирак…
По подбородку бежит слюна, меня трясет, что-то мычу – будто скальпелем разрывает черепную коробку, тонкими нитями полосует мои извилины – в груди все сжимается, давит, как каменным надгробием… Это…
…Слезы… Кровь… на детских щеках… Мирные жители падают, как хрупкие карточные домики…
Это… все…
Выстрелы… Снова и снова…
- Это все… моя вина… - шепот – мой? По щекам струится обжигающе-горячее, - Моя… вина…
- Неправда. Ты уничтожал зло. Ты спас эту страну. Ты спас весь Мир. Взгляни. Взгляни.
Что-то вспыхивает – на широком экране появляется уверенное и радостное лицо.
-… и теперь, когда режим Саддама Хусейна свергнут, наши граждане и граждане других государств могут спать спокойно.
Наверно, это химическое дерьмо внутри меня начало действовать – постепенно я перестал мотать башкой из стороны в сторону и орать, сам не заметив, как начал безотрывно пялиться в мерцающий экран.
Речи текли, перетекали по моим сосудам – становилось легче, проще, слова действовали на меня как-то гипнотически, но родной голос президента окутывал мягким покрывалом, глаза смыкались…
А так ли… уж… они были невинны?
Может, я все-таки был прав?
Да, наверно, так и было…
Ведь он… они… не станут мне врать…

Америка глубоко вздохнул, вырываясь из лап воспоминаний – теперь он был уверен, что все это происходило наяву.
Он подскочил на ноги, хватаясь за стену – надо что-то делать, делать, немедленно, прямо сейчас!
Может, сбежать, спрятаться куда-то?
Куда? Где тут спрячешься?
Если только с какой-то другой страной договориться, не факт, что сработает, но хотя бы есть шанс.
В любом случае туда он больше не вернется. Ни за что.
Он взял в руки трубку, лихорадочно соображая – кому позвонить? Кто поможет?
- Ну, вот зашел тебя проведать, а ты опять за старое…
Альфред заледенел от страха – это тот голос, того мужика, основного – как он сюда пробрался?
Так бесшумно… И так быстро.
- Я же говорил, что моменты времени сокращаются. Это нехорошо.
Америка выронил телефон и кинулся к окну, но ему быстро перегородили дорогу амбалы, возможно, те самые, что удерживали его там.
Нет. Нет. Только не..!
Очередной укол пришелся в плечо.

*****

Его комната - постеры улыбающихся голливудских звезд, фигурки героев, милые шторы со звездочками, купленные еще когда-то Артуром, белые стены, отдающие свежестью и чистотой.
Америка потянулся.
Отличный денек, все хорошо, как всегда.
Только голова отчего-то раскалывается.