1. "А пошло оно все!.."

Не люблю всякие там схемы, выработанные до последней мелочи планы, разведку, интрижки, масштабные пафосные разборки и прочую такую лабуду, а потому если бы ко мне еще пару лет назад подвалил какой-нибудь там чувак со словами: «А ты знаешь, что ты – тот, кто может изменить расстановку сил между СССР и США, и от тебя будет зависеть судьба мира?», я бы поржал, а потом послал далеко и надолго.
И кто мог бы подумать, что этот теоретический чувак окажется прав?
Я – стопудово нет.

*****

Аррр…
Да как ж меня задолбал этот Батиста, кто б знал!
— Куба, я – главный, а значит, все равно будет по-моему, — сидит тут своими поросячьими глазками сверлит меня, а мне типа должно быть страшно, — Так что брось свои нереальные идеи. Тоже мне начитался он тут Маркса с Энгельсом! И ты в это поверил? Социализм, равенство, ха!.. Забудь.
Я закатил глаза.
И так начинается каждый день.
— Ты все понял?
— Да, теперь я все понял, — соглашаюсь я, а Батиста удовлетворенно лыбится.
Только с выводами не спеши.
— Ага, понял, что затрахал ты меня вконец, — достаю сигару, закуриваю.
— Здесь нельзя курить, — на автомате бубнит Фульхенсио, кажется, он подопупел от моей фразы.
— А мне похер.
Какая рожа! Я балдею…
Батиста в полнейшей абстракции лицезреет мое довольное лицо сквозь сизые клуба дыма.
— Ты...
— Ага, революция, чувак, революция! – задушевно так кладу ему руку на плечо и мечтательно смотрю в потолок.
— Не дождешься… — нынешний глава зашипел, как кобра, и скинул мою ладонь, — Чертов Кастро! Чертов Гевара! Чертов Сьенфуэгос! Уничтожу… Всех в порошок сотру! А ты!..
— А я че?
Хмыкаю и распускаю волосы, собранные в хвост.
— А на тебя ошейник натяну! – истерично взвизгнул заведенный Батиста, — На поводке ходить будешь, как песик, и только по нужде!
У меня аж сигара выпала изо рта от такой наглости.
Чё?
Да он вообще охренел в доску?!
— Пошел ты!..
В морду разок залепить успел, конечно, но потом, как из-под земли, выросли эти армейские ублюдки и без лишних соплей заломили мне руки.
Я подергался, но быстро понял, что они вцепились намертво.
Батиста зажал ладонью нос, и я, не удержавшись, широко ухмыльнулся – разбил все-таки.
— Нифего-нифего, — многозначительно прогундосил он, кивая самому себе, — Я ефо улыбофку с твоего лифа фотру…
— Ха-ха-ха!
Слышал бы он себя со стороны!
Он может пока забыть о страшных угрозах, если не хочет, конечно, чтоб я подох раньше времени от смеха.
Мое тело так обманчиво расслабилось, пока я гоготал, что охраннички даже слегка ослабили хватку.
Ну и зря.
Пнув одному по колену, а другому врезав локтем с размаха и по роже, я подбежал к раскрытому окну и спрыгнул вниз.
Осталось только помахать ладошкой высунувшемуся Батисте, порядком офигевшему от увиденного – как-никак третий этаж – и бежать, со всех ног бежать.
На поводке, разбежался, ага!
Да когда я буду свободен, я сам его на поводок посажу!
Ветер задорно свистит в волосах, а я слышу, как позади тревожно воет военная сирена.

*****

Ночевать пришлось в каком-то богом забытом городишке.
Но зато была высока вероятность, что в такой жопе мира меня найти не смогут.
Я осторожно осмотрел полуразвалившийся дом, носящий гордое название HOTEL, на наличие запасных выходов, и пришел к выводу, что в случае чего опять придется выпрыгивать из окна.
Вот что радовало неимоверно – это неожиданное присутствие телефона в моем номере.
Уже не безнадега.
Подойдя к плотно зашторенным стеклам, выводящим прямо на соседнюю развалюху, я отметил, что навряд ли там станет сидеть уважающий себя стрелок.
Хотя… вот черт его знает.
На всякий случай, я сел на скрипучую кровать и перезарядил автомат.
Раздался негромкий стук в дверь.
Опа.
Я, насторожившись, медленно боком подошел ближе и, вздохнув, резко открыл ее левой рукой, в то время как правая уже была готовая спустить курок.
Однако в последний момент реакция сработала на редкость офигенно.
Я опустил руку, спрятав оружие за собой.
На пороге стоял сухонький дедуля, в котором без труда узнавался хозяин этой гостиницы.
— Ты не голоден? – участливо спросил он, — А то смотрю, что-то ты не выходишь из номера… Я могу принести ужин прямо сюда.
— Да, было бы зашибись как хорошо, — жрать хотелось еще со вчерашнего вечера, но все как-то не с руки.
Дедок широко улыбнулся и пошел к лестнице.
Я проводил его взглядом и быстро глянул в коридор.
Никого.
Переведя дух, я закрыл дверь и прошел в комнатку.
Пока прыгать с оружием на Батисту было делом неблагодарным, а потому необходимо было на первое время искать себе пути отступления.
Подумав немного, я прижал к уху телефонную трубку.
— Да, — что-то негромко щелкнуло, и раздался тихий голос.
— Привет.
— А, это ты, — в голосе на другом конце провода появилось недовольство, — Ну и что на этот раз?
— Все очень непозитивно, — лучше сознаваться сразу же, ибо этот субъект вранье и отмазы на дух не переносит, — Я бы даже сказал немного абзац.
— Ну?
— Не по телефону же.
— О, Господи, — недовольство сменилось обреченностью, — Ладно, на сколько?
— Думаю, пару месяцев я у тебя проторчу, а там посмотрим.
— Пару месяцев?! – трубка негодующе взорвалась, — Ты там совсем офигел?!
— Нет.
Негромкий вздох, вроде как для собственного успокоения.
— Ладно, но притащишь за собой хвост – убью.
— Не переживай, — ободряющие рассмеялся я, — Если у меня будет хвост, то он убьет меня раньше.
— Как? Все так серьезно? – растерялась трубка, — Что слу…
Я отключился, злорадно хмыкнув.
Пусть понервничает немного.
Ему полезно.
В дверь вновь постучали.
Я в предвкушение потер ладони.
Ага, а вот и моя жратва!
На пороге вновь стоял улыбающийся хозяин.
Но в руках у него ничего не было.
— Я же говорил – он здесь, — его лицо словно окаменело.
Вот ведь…
Ноги уже несли меня к кровати, где преспокойненько лежало так тупо и неосмотрительно оставленное оружие, когда я услышал выстрелы за спиной. Я сделал кувырок, и подхватил в руки автомат, когда какая-то сука все-таки в меня попала.
Больно, мать твою!..
Но кровь, льющуюся из предплечья, останавливать было некогда.
Я сиганул за спинку кресла и только тогда смог разглядеть, что их было четверо. Высунулся из-за укрытия и открыл огонь.
Один из этих говнюков ритмично задергался, попав под град моих пуль, и с глухим стоном упал мордой в пол.
Другие, видимо, несколько огорчились от такого поворота и принялись палить по мне еще усердней. Пришлось пригнуть голову, как бы кто не прострелил.
Кровь толчками уходила из организма, унося часть жизни, и от осознания этого стало как-то невыносимо противно.
Я с кривой усмешкой покосился на единственный выход.
Не люблю повторяться, но для выпендрежа не время и не место.
Вытащив зубами чеку, я швырнул под ноги на мгновение замешкавшим уродам гранату и вновь выскочил в окно.
Хотя нет…
Я не повторяюсь. В этот раз оно было закрыто, и эффектно разлетающиеся осколки резали мне все до чего могли достать, мелкой крошкой впиваясь в лицо и руки.
Упав на траву, я резво отскочил, но тут же растянулся на земле.
Прогремел оглушающий взрыв, оранжевым фейерверком разбавляя скучное и спокойное темное небо.
Так, печенью чувствую, что сюда сейчас сбежится все городишко, а значит надо спешно валить.
Что сильно затрудняет херова рана.
Сжимая руку, я с пыхтением добрался до чьей-то машины.
Ну вот и пригодилось мое маленькое хобби – угон тачек.
А вот чтоб я сейчас делал, а?
Заведя мотор, я дал по газам.
Черт, скорей бы пересечь границу.

*****

— Давай уже, заходи скорей!
Мексика буквально затащил меня внутрь, озираясь по сторонам, и захлопнул дверь.
— Ну? И че за дерьмо ты устроил?
Касиллас вперил в меня свой раздраженный взгляд.
— Просто хочу изменить свое будущее и только, — с легкой беспечностью пожал я плечами. По мне так это адреналин, игра, от которой кровь бурлила в жилах, но Роберто был иного мнения.
Быть может, он просто всегда был чуть рассудительней, чем я?
Не знаю.
Мексика взъерошил рукой свои темные волосы и устало потер переносицу.
— Хорхе, ты неисправимый оптимист, — вздохнул он, — И придурок к тому же. То есть, по-твоему, изменить режим так легко и просто?
О, блин, сейчас опять начнет.
Нет.
Не хочу это слышать.
— Слушай, — Касилласа всегда надо тормозить в самом начале его вдохновенного монолога, а то потом хрен остановишь, — Не учи меня, ладно? Я только попросил у тебя перекантоваться пару месяцев. И будет совсем не круто, если 24 часа в сутки я буду вкуривать твой непрекращающийся бубнеж, ага?
Роберто недобро на меня покосился, но потом плюнул и вышел в другую комнату.
У меня появилось время осмотреться.
Прямо на глаза попался старый диван в центре с немного облезшей обивкой. Справа от него стояло два стула без спинок, на которых лежала раскрытая карта… Мм…
Я присмотрелся.
Ага, карта Штатов.
Так, а с чего вдруг Роберто так заинтересовался им?
Надо будет узнать.
Я поднял голову.
На потолке, чуть скрипя, вращался вентилятор.
Так себе обстановочка, но выбирать не приходиться, да и вообще как-то пофиг, я ж не отдыхать сюда приехал.
Надо напрячь Мексику, чтоб он мне еще боеприпасов подогнал, а то расстреливать врагов из пальца я пока не научился.
Я плюхнулся на диван и блаженно закрыл глаза.
Еще б подремать... денька три…
— Да, Куба, мать твою! – раздалось прямо над ухом.
— Че орешь? – лениво приоткрываю правый глаз, — Не, я могу поспать или как?
Бровь Роберто резко дернулась вверх.
— Можешь, — немного спокойней добавил он, — Но сначала сними с себя это все.
— А че так? – глаз захлопнулся обратно.
— Да ты мне кровью тут все заляпал! – снова завелся Касиллас, рукой сжимая переносную аптечку, — Снимай уже это тряпье, мойся и… че, че… Раны тебе буду обрабатывать, идиота кусок!
Пришлось насилу продирать непослушные веки и тащиться в душ.

*****

— Похоже, один ты не справишься, — заявил Роберто и протянул мне бутылку.
— С какого это хера вдруг? – возмутился я и сделал пару больших глотков.
Мексика свел вместе ладони и широким жестом указал на мой внешний вид.
— Будут еще тупые вопросы?
Чего-то у меня уже нет сил, даже чтобы с ним поспорить.
А, пофиг.
Пусть говорит, че хочет.
Я повел носом – в квартире витал пряный и жгучий аромат чили.
Мексика готовил его просто зашибись как.
А может у меня рот слюной наполнился просто потому, что я не жрал с позавчерашнего дня?
— А, кстати, — я вспомнил то, о чем хотел его спросить, когда мы уже сели за стол, — Нафига тебе карта америкоса?
— Урод ты.
Эээ…
Прям нежданчик.
Так, че-то я не догнал…
— Мог бы хоть мне аппетит не портить, — сморщился Касиллас и отшвырнул от себя ложку.
Ага, понятно.
— Опять какие-то терки? – я облизнул губы, чувствуя, как во рту все печет от красного перца.
— В жопу его! – рявкнул Мексика, — В жопу!
— Как всегда по делу и очень конструктивно.
Роберто аж покраснел от злости и принялся нарезать круги вокруг стола.
— А я вот решил у него поддержкой заручиться.
Касиллас едва не сел мимо стула.
— Заболел?
— Неа. Он ж все радеет за свою хренову демократию. А тут я с диктатурой Батисты решил покончить – ну чего б не помочь, а?
— Нет, ты точно больной, — уверенно кивнул Роберто и положил руки перед собой, — Ты весь такой с социалистическими понтами придешь к тому, кто с этим социализмом борется. Ты ж знаешь что у них там с Союзом происходит?
— Само собой. Просто можно же обставить все это так, будто я весь такой белый и пушистый, радею за демократию, а о социализме, до поры до времени, умолчать, так?
— Сдался тебе этот Америка…
— Просто у него ресурсов много. И бабок. А это то, что мне сейчас пипец, как нужно.

3. "Так вот ты какой, гад..."

— Значит ты тоже страна? – Джонс сложил руки и уставился на меня удивленно-вопросительно.
— Ага, — кивнул я, осматриваясь по сторонам.
Та-а-ак…
Интересно, каким из этих предметов я смогу проломить его тупую башку?
В случае чего.
Хотя пока этот америкашка не выкаблучивается, он невыносимый. В смысле, не выносит мозги, и это уже пипец как радует.
— Никогда бы не подумал, — до раздражающей икоты наивно улыбнулся Америка и потрясенно пожал плечами.
Не, это я должен сейчас сидеть и плечиками пожимать – вот это недоразумение и есть Соединенные Штаты Америки?
Я, блин, ждал какого угодно, но не этого ж упоротого очкарика.
Хотя если он мне поможет свернуть старый режим, как коврик для ног, то… да пофиг тогда вообще на все.
Ладно… Пора выруливать к делу, а то подзадолбали эти все «Да что ты!» и «Ах, кто бы мог подумать!»
— Короче, поговорить я с тобой хотел.
Фреди немного наклонил голову набок.
— О чем?
Хм…
Надо его впечатлить, так что небольшая актерская сценка-разводня.
— Дело тут такое… — я поднялся со стула и принялся расхаживать взад-вперед, краем глаза наблюдая, как напрягся Джонс, — Знаешь, не могу так больше.
— Как?
Так, теперь тяжелый выдох.
— Эх…
И пауза.
Ага.
Давай-давай, Фреди, побольше беспокойства и участия, активней-активней!
Где мой недалекий и благодарно развесивший уши зритель?
Во-о-о… Уже лучше.
— Блин… Это ж… — вот тут еще один горестный вздох, ха, да я прям актер! – Затиранили меня совсем…
Ага, и лицо сделать такое – унылое говно, глаза – грустные…
Америку аж перекосило.
— Тиран? Единоличная власть?!
— Ага, кха… — блин, придурок, не вздумай заржать, а то все испортишь нахер! Кому сказал! Не ржать! — … да…
Джонс запыхтел, как локомотив, я не прикалываюсь – у него реально пар из ушей пошел.
— Кто посмел нарушить святую демократию?! – Америка топнул ногой и сложил руки в боки — ну разошелся, разошелся! – Герой не допустит несправедливости!
Блин, ему только плащика за спиной и трусов поверх колготок не хватает!
Жесть…
Поскольку ржать в голос нельзя – а дико хочется – я просто стою и молча опупеваю.

*****

— Ха-ха-ха! Так и сделал?
Роберто загибался от смеха, пока я, сделав предельно серьезное лицо, закинул ногу на стул и вытянул вперед руку.
— Я – герой!
Мексика свалился на пол и уже оттуда продолжил издавать неприличный гогот.
Через какое-то время он вроде как перестал, но на ноги вставать не торопился.
— Э, чувак, ты там жив еще? – я с широченной улыбкой заглянул под стол и увидел, как Касиллас продолжал хохотать, но уже беззвучно, и это было больше похоже на эпилептический припадок, — Смотри башкой об ножку не треснись.
— Фух… — глубоко выдохнул Мексика и с трудом поднялся на ноги, цепляясь за стол, — Дебил Фреди в борьбе с Вселенским Злом! Ха!..
— Куда там Батисте до Вселенского Зла, – хмыкнул я, — Не дорос еще.
— Нет, я про СССР, — вытер выступившие слезы Роберто и еще раз выдохнул, — Он ж у нас основной тиран.
Да, походу, Касиллас прав – Америка истинного положения вещей не знает, и поэтому, по любому, он щас прибывает в уверенности, что Батиста, попав под загребущие лапы Союза, желает установить социализм, хотя на самом деле все наоборот.
Все путем, в общем.
— Западло, — неожиданно выдал Роберто и даже перестал лыбиться.
— Че вдруг?
Мексика отвернулся от меня и оседлал стул.
— Не знаю… Просто чувствую – за-пад-ло, — вздохнул Касиллас, — Поэтому, Хорхе…
Как показала практика, когда Роберто становится таким нешуточно угрюмым, к его трепу лучше прислушиваться.
— Ммм?
— Сильно на него не полагайся… хорошо?
Мексика вновь повернулся лицом ко мне и просверлил каким-то непонятным взглядом.
— Ну так да, — кивнул я.
Вот, и че бы это значило?

*****

Когда на улице уже была глубокая темень, мы бодро сели в кружок вокруг костра и принялись обсуждать дальнейший план действий.
— Я предлагаю провести атаку сегодня, — уверенно заявил Че, решительно оглядев всех собравшихся, — Мы застигнем их врасплох, и наши шансы возрастут.
— Резон в этом есть, конечно, но рисковать придется многим, – задумчиво протянул Фидель, в легкой прострации помешивая похлебку, — Ты как, Куба?
— Готов, само собой, — насмешливо фыркнул я, — Еще спрашиваешь, блин!
Гевара положил руку мне на плечо и широко улыбнулся.
— Видишь, ему тоже уже не терпится избавиться от этого ублюдка, — он со смехом повернулся к Кастро, — Все. Решено. Сегодня! Сейчас!
Черт, мне определенно нравиться этот парень!
Фидель хмыкнул и мотнул головой – типа, ну ты крут, однако.
— Ну да, — Мексика, сидящий неподалеку, выразительно изогнул бровь, — А кто-то вроде как ждал помощь от США, или мне это приснилось?
Ага, и это тот чувак, который мне недавно только по ушам проезжался по поводу «ты сильно на Штаты не рассчитывай».
— Да че-то завис Фреди. С просьбой трудящихся я обратился к нему еще пару месяцев назад, — я демонстративно осмотрелся по сторонам, — Только его в полной экипировке я здесь не наблюдаю. Вообще.
Ладно, по поводу этой подставной хрени – капитального бездействия — я еще с ним поговорю, а пока АК мне подмышку и вперед и с песней.
Кто-то уже гасит костер, а я неслышно бегу первым, изредка ныкаясь по каким-то кустам, припадая к земле, гармонично сливаюсь с корой деревьев, попутно отмахиваясь от обнаглевших в доску комаров, подгрызающих за причинные места, и кивком отвечаю, реже хрюкаю на сигналы и всевозможные жесты Касилласа.
Круто все-таки, что он сейчас здесь: с ним и веселей, и… спокойней как-то.
Дико похоже на офигенно занимательную игру, поход в казино – я ставлю все на красное, и от этого кровь бьет в башку покрепче трех бутылок текилы.
Когда я резко и почти бесшумно выныриваю из темноты, охрана сильно охреневает, но это совсем ненадолго.
Я расстреливаю их в упор, и, стопудово, это не может остаться незамеченными, в такой-то тишине.
Знакомый вой сирены, вопли солдат, суматоха, но я готов.
Знал, на что шел.
Выстрелы, сдавленные вскрики, кровь на заборе, рядом Мексика матерится, сжимает автомат крепче, я валю этих мелких засранцев методично, раз, два, три, трупы мешком падают на землю, перезарядиться надо опупенно быстро и ловко, Касиллас выскочил передо мной – прикрывает, и опять палю по ним всем.
Я поставил на красное, и мне похер.

*****

— Ох, бля…
Странно, обычно все заживает, как на собаке… Но, блин!
С тех пор, как я начал бороться с Батистой, все раны затягиваются со скрипом, и наоборот, даже старые стали открываться, и это как-то совсем не офигенно.
— Чего? – в комнате появился хромающий на правую ногу Касиллас – подстрелили все-таки кузнечика, — Хуже?
— Просто руку хотел переложить, а то затекла вконец, зараза, дернулся резко, и все закровило сразу же.
Дерьмо, какое ж это все дерьмо…
— Да… — протянул Роберто и присел рядом на диван, — С такими темпами ты еще нескоро на ноги встанешь. И че тогда делать будем?
— Встану, куда денусь, — у меня аж челюсть свело, но я приподнялся на руках, — И пойду и дальше их там всех в стопки складывать.
Мексика неожиданно замолчал и тоскливо уставился в пол.
— А тебе не кажется, что чем больше ты их убиваешь, тем тебе самому хреновей становиться?
Не, ну это понятно – революция любой стране боком выходит, но это че повод, чтоб меня отговорить?
— И?
Уставился тут на меня, ага.
— Че «и»? А если мы тут все так хорошо постараемся, Батисту угробим, а ты потом вообще не встанешь, что тогда?
У-у-у…
Все.
Приехали.
Опять эти сомнения, да че ж за хрень-то?!
— Дебилизм, вот дебилизм… Я че, анархию загрохать решил? Я уберу Батисту, на его место придет Кастро. Кастро, ты слышишь, Касиллас?! И да, мочить собственное население дерьмо распоследнее, но это херова необходимость! И знаешь вообще че? Засунь уже свое блядское волнение куда подальше!
Роберто, охренев, открыл рот, а я еле как встал и поплелся к входной двери.
Пошел он со своим тупым бредом!
Я устал это слушать.
Ухожу… нафиг.

*****

А вот к кому я щас реально хочу зарулить, так это к Фреди.
И поговорить так душевно…
— Вы…
Не, в этот раз даже слушать не стану эту лабуду, выпавшую из блондинистой головы.
Секретарша недоуменно приподнялась с места.
— Но к нему нельзя!
Сра-а-ать.
Я ногой выпинываю дверь и уверенно подхожу к Америке.
Бок заныл, я машинально за него схватился.
Тот сидит в кресле спиной ко мне.
— Куба.
— Ага, — без лишних церемоний схаркиваю подступившую к горлу кровь прямо на пол, плевать, но его тон мне не понравился, да че там, взбесил, сидит весь такой самоуверенный сукин сын.
— Кто-то обещал поддержать мою революцию, да?
— Да? – бесцветным голосом переспросил америкос, и у меня симпатично так зачесались кулаки.
— Трепло, — констатировал я и снова харкнул на ковер, но на этот раз слюну, смачно и от души.
Джонс неторопливо встал и повернулся ко мне.
Лицо каменное, как хер знает что.
Ну что ж…
Надо отметить, раньше он выглядел как улыбчивый придурок, а теперь просто…
Придурок.
Феерический прогресс.
— Я пообещал это государству, страдающему от тоталитаризма, но я ничего не должен тебе, социалистический говнюк.
Опа…
Интересно, блин.
Последнюю фразу Фреди произнес с презрением, прямо-таки выплюнул и угрожающе сузил глаза, но на меня это не произвело должного впечатления – очки, предназначенные, видимо, для нереального пафоса, пафос-то этот и убили.
— Если я обязуюсь материально помогать стране, я всегда узнаю о ней все, — Джонс посмотрел на меня, как на говно. Взаимно, — И как же ты собирался скрыть свои социалистические семейники в корзине с грязным бельем? Или думаешь, что я совсем придурок?
— Ага, прям мысли телепатишь.
Фреди аж посинел от подобной откровенности – а мне больше нечего скрывать – и принялся сверлить во мне дыру своим злобным взглядом.
— Еще одна послушная собачонка долбанутого Брагинского, — от его упоминания Америка зашипел, как гадюка, — И что ж он вам такое пообещал, что вы все ему так радостно отсасы…
Договорить он не смог.
Не, дело не в излишних сантиментах – пожалуй, он бы сумел закончить предложение, не захлебнувшись в собственном дерьме.
Но вот мне как-то не улыбалось дослушивать эту хренотень, и я его мягко прервал.
Хуком слева.
Швы кое-где разошлись, моя любимая рубашка была запоганена выступившими на ней практически не отстирывающимися бордовыми пятнами, но я словил настоящий кайф от того, как Джонс пролетел пару метров и с силой ударился башкой об угол собственного стола.
Я к нему подошел, слегка покачав головой, и крепко сжал его ворот в кулаке.
— Слушай сюда, недоумок,— доброжелательно начал я, пока Америка безуспешно пытался сфокусировать на мне взгляд, — Никакого Брагинского я не знаю, ровно, как кто и что ему там делает, да мне и похрен как-то. Я сам выбрал этот путь, и твои комментарии волнуют меня в последнюю очередь, усек?
Для надежности я приложил его затылком об стол.
Вот, теперь запомнит.
— Ты еще не знаешь во что вляпался, ублюдок, — погрозил немного оклемавшийся Джонс.
Холодок у меня меж лопаток не прошел, скорей я так, слегка поржал и отпустил его.
Но кто ж знал, какая херня начнется потом…

5. "Добро пожаловать в СССР или все посторонние пошли на ..."

Мы сидели на том самом диване, на который я уже хер знает сколько времени хотел плюхнуться, вытянув ноги, пока Брагинский травил антикапиталистические анекдоты, а я угорал над ними, как больной. Общий язык мы нашли без каких-либо глюков, и он пояснил, что многие страны его называют СССР, хотя это фуфло все, и вообще он — Россия, а СССР – это его дом с родней и всякими приятелями, которые там прописались до кучи.
— Это все равно, что я стану называть его… ммм, — Россия на мгновение задумался, — ну не знаю, каким-нибудь там… Североамериканским Убежденным Капиталистом Альянса. Да, страшно подумать, мы же еще когда-то с ним были Альянсом…
Я дотянулся до лежащего на полу листка, упавшего со стола, заботливо расхреначенного америкашкой, и там же нащупал карандаш.
— А что ты делаешь? – полюбопытствовал Брагинский с полудетскими интонациями.
— Да так, записать решил. Наш маленький Фреди офигительно боится длинных слов, — я принялся царапать слова на бумажке, — В следующий раз, когда он сунется – запугаем до икоты.
Я докалякал слова и принялся ржать.
— Что там? – с улыбкой отозвался Брагинский, но, глянув на листок, присоединился ко мне.

Североамериканский Убежденный Капиталист Альянса
СУКА

— Вот и раскрылась его истинная сущность, — выдохнул он, отходя от ржача, — А то чего это он только меня все время по аббревиатуре называет?
— Наверно, не помнит расшифровку, — из горла без видимой причины вырвался смешок, — Сидит щас такой: ой, блин, а как ж его там полностью?..
Я округлил глаза и принялся усердно грызть карандаш, грозя сгрызть его нафиг, изображая размышляющего Фреди – Брагинский слегка усмехнулся – пальцами показал загоревшуюся лампочку над башкой и принялся строчить с долбанутым энтузиазмом.
— Ну-ка, — нетерпеливо вырвал у меня из рук клочок бумажки Россия, пробежав глазами по написанным словам.

СССР
Странный Сукин Сын Рядом

— Ну да, — хмыкнул он и забрал у меня карандаш, — Сюда же можно еще и тебя записать.

КУБА
Коммунизм У Берегов Америки

Россия поджал губу, походу, чтоб не заржать, а я оскалился, конфисковал хренов лист и, смяв, выкинул на пол. В свете последних невъебических событий это смотрелось откровенной порнухой.
— Ты ж вроде хотел его на память потомкам оставить, — хитро сощурился зараза.
— Радоваться должен, что я выбросил эту хренотень и не стал во всех красках расписывать, что в его понимании означает РОССИЯ, — отбрил я, с ухмылкой вспомнив о пристрастиях Джонса.

*****

— Ну, вот это СССР, — Брагинский широким жестом показал всех своих чуваков. И они все тусуются под одной крышей? Ха, не, ну это круто же!
Идея показать свое семейство стукнула ему в башку неожиданно и с размаха. Я особенно не сопротивлялся, да и нахрена?
Если Россия загорелся подружиться со мной, я че рыжий отказываться?
Наметанный взгляд сразу же выцепил двух блондинок прямо по курсу. Ух, вот это цыпочки!
— А для начала… — Брагинский с радостной лыбой оглядел собравшихся, — Это Куба. Прошу любить и жаловать!
О, любить это… Да!
Но как-то не всем.
Так, вот этих вот двух заверните — беру, Россия может жаловать, ну, а остальные…
Свободны, короче.
— Так, а пока все к тебе присматриваются, — Россия, видимо, решил взять на себя роль большой мамочки, ну ладно че, я даже разрешил ему приобнять себя за плечи, — Я тебя кое с кем познакомлю.
И он подвел меня прямиком к блондинистым красоткам.
Ого!
Россия, ну ты реальный чувак!
Знаешь, что мне нужно... Щас растрогаюсь прям…
— Это Украина, — он представил девушку с формами что надо, и та одарила меня мягкой улыбкой.
Я уверенно сверкнул зубами в ответ и подмигнул. Украина чуть смущенно потеребила край своей рубашки.
Милаха.
— А это Беларусь.
Эта хоть и не такая фигуристая, но мордашка – заглядение.
Так вот эта мордашка закаменела так, как будто, ее залили цементом, и, как заточенный нож, метнула в меня убийственный взгляд.
Я самодовольно усмехнулся и качнул головой.
Впечатляет, малышка, но видали стерв и покруче.
— Да, они у меня красавицы, – прямо-таки с гордостью сказал Брагинский, перехватив мой изучающий взгляд.
Украина мило покраснела, а Беларусь...
Епт!
Вот если б на меня так хоть одна девушка посмотрела… Я б уже на все плюнул и поволок ее бы под венец, попутно подцепив в магазине подгузники.
Я согласно хлопнул его по плечу и отвел в сторонку – перетереть по-мужски.
— Кого из них ты… — так, ладно, сформулируем помягче, — …любишь?
В слова Брагинского по поводу отсутствия траха в его странном царстве я еще тогда поверил слабо, а теперь уже, видя приятно-наглядные доказательства своего мнения, утвердился в этом прочно.
— Обеих, — нежно и безмятежно улыбнулся Россия.
Э?
— Ну, ты, блин, мужик… — я с невольным восхищением уставился на него, вот нежданчик, так нежданчик, я даже не стал думать, какой это облом для меня… — А ты как, по очереди?
На лице Брагинского отразилось непонимание.
— Как это по очереди? Вместе, обеих.
— Бля… — я его прям зауважал, — Не, старик, с двумя такими да еще и групповуха…
Россия резко поперхнулся и посмотрел на меня, как на садюгу-стоматолога.
— Вообще-то… это мои сестры. Родные.
Сестры?
Не, ну я вижу, конечно, похожи, но хрен тут разберешь, то ли родня, то ли тупо мне кажется…
Ну, если сестры…

*****

За оставшийся вечер я, к собственному глубокому офигу, выучил всех этих чуваков.
Вон тот с темными волосами и чуть зауженным разрезом глаз, единственный мужик в этой домине, позволяющий себе Россию называть Ванькой, Казахстан. А вон те ребятки, которые с гоготом и дополнительным шумом перекидываются в картишки соответственно Азербайджан, Киргизия, Таджикистан, Узбекистан, Туркменистан и возмущенно проигрывающий партию Молдавия. Вольготно рассевшись на диване, вдохновлено балакают о выпивке Грузия и Армения, один, размахивая руками, убеждает, что его вино – самое лучшее, другой, покачивая головой, расхваливает свой коньяк – вот, и в чем тут прикол? Какого хрена они спорят, если это вообще разные вещи?
На кухне у плиты беспрерывно возится Украина, собственно, по этой причине я вычеркнул ее из списков – этот ж пипец, когда в доме тринадцать голодных мужиков – поэтому отвлекать ее ненавязчивым флиртом, когда она, смущенно улыбаясь, попутно командует передать ей соль в банке с надписью «Сахар» или почистить картошку… ну, блин, вообще не штырит ни разу. Я ей кто, домработница на побегушках? Вон, пусть этих трех Прибалтов запрягает, все равно они рядом с ней трутся – походу, боятся свою порцию не получить.
Решил было подкатить к Беларуси, но та крепко вцепилась в Россию и не реагировала ни на один посторонний раздражитель в радиусе ста метров.
— Освоился? – с улыбкой поинтересовался Ванька, параллельно заботливо гладя сестру по голове. Та прижалась еще крепче, вызвав в моей башке всплеск извращенных картинок – темнит, Брагинский, темнит. Сестра, ага.
— Типа того, — мысленно ухмыляюсь, кажется, Беларусь не по-детски напрягало, что Россия уделяет мне столько внимания. Пока Брагинский смотрел перед собой, она, сверля меня красивыми глазками, поднесла к горлу большой палец и выразительно провела им. Ага, лапуля, мне типа должно быть жутко.
Ваня, боковым зрением заметив движение, удивленно повернулся к «сестренке», и та преданно посмотрела ему в глаза, а потом снова на меня. Я ухмыльнулся и сложил губы в трубочку, бесшумно чмокнув окружающее пространство. Беларусь позеленела, но, словив взгляд России, вновь мило улыбнулась.

*****

Ох, мой дом…
Тишина, покой и отсутствие желающих споить меня…
Включив на этот раз свет, пришел к выводу, что трахнуть, кажется, тоже.
Добравшись до гостиной, я заметил в полумраке чью-то фигуру и резко треснул по выключателю.
— Фух, это всего лишь ты… Бля, Касиллас! Какого хера-то?!
Мексика, посмотрев на мою рожу, хохотнул.
— С каких пор ты стал таким пуганным?
А ну да, я ему же запасные ключи отдал так, на всякий случай, мало ли свои где посею, ну или там бухого меня там до дома допереть…
— И давно тут ошиваешься в темноте? – я пошел к холодильнику в надежде, что найду там чем опохмелиться, но, естественно, чуда не произошло, и я раздраженно хлопнул дверцей.
— Да не, пару часов. Я тебе звонил-звонил, а ты трубку не берешь, ну думаю, зайду, — Роберто придирчиво оглядел меня, — А ты откуда такой… ха, цветущий?
— Из СССР.
Резюме: ниче так, ребятки неплохие, всякие байки только так рассказывают, а тосты… вообще как целые поэмы, начинающиеся с легкого российского: «За знакомство!», да и эта русская водяра, которую я видеть не могу… до следующего раза, само собой.
Йуухууу! Хочу, чтоб мне еще так башню своротило!
Это ж офигенчик, давно я так не отрывался.
— Ого, неслабо, — присвистнул Мексика, — И каким ветром тебя туда занесло? Это ж прям закрытая зона.
— Как? Да как… — я плюхнулся рядом с ним, на ходу раздумывая рассказывать ему все или че. Хотя чего это я? Это ж мой свободный брат, и сам все всегда выкладывает, а я че затупил? – Познакомился сначала с Россией, который очень вовремя помешал Америке меня отыметь, хотя хер бы я ему дал это сделать. Не… — охренительнейшая морда лица Касилласа, аха-ха, — Лучше просто – хер бы я ему дал.
— Ч-че?
Вводя его в курс дела, я одновременно и дико поржал над метаморфозами, происходившими с офигевшим в край Мексикой, и почувствовал, что теперь придушить озабоченного Фреди мне хочется еще больше.
— Слов нет, одни цитаты… — выдохнул Роберто, — И те матерные… Ты как?
— Ой, да ладно, я тебе че баба? – отмахнулся я, когда он попытался меня утешающе обнять, — Знаешь, от того, что меня хочет какой-то стукнутый извращенец, я не подохну. Тем более, в этом смысле куда меньше повезло Брагинскому. Гораздо больше меня напрягает, что он вот так как нехер делать пробрался в мой дом.
— Не думаю, что он настолько больной, чтобы лезть к тебе, после того как здесь объявился Россия.
— Это как раз ниче не гарантирует, он, конечно, сказал, что я могу звонить ему в любое время суток, если будет очередная подстава, но… Блин! Он ж не успеет так быстро метнуться сюда, а я в случае, если америкосу вдруг захочется поиграть в войнушку, капитально в пролете. Кстати, моя печень мне поведала, что и этот персональный облом он без внимания не оставит…

*****

… и оказалась абсолютно права.
Фреди, чтоб у него кишки слиплись, передавил мне артерию – и руки-ноги начали неметь, синея прямо-таки на глазах.
Лишить меня поставок нефти… Абзац…
Я с отборным испанским матом обложил всех по очереди, пока не добрался до Брагинского, и тогда мне пришла в голову светлая мысль.
Подняться с дивана почти нереально, и после того, как я пару раз грохнулся на пол без малейшего шанса встать на ноги, плюнул и пополз на локтях – руки пока слушались.
Эх, блять, еще б до телефона дотянуться…
Ну… Ну, давай… Еще немного… Немножечко… Ну-у-у…
Свалив на пол телефон, я сразу же проверил – ага, работает – и принялся остервенело набирать номер СССР.
Ага, щас, блин, говнюк, склею я тебе лапки! Забрал свою нефть – да и пошел ты!
Щас, все уладим.
— Привет, Вань.
— О, здорово-здорово!
В трубке послышался знакомый жизнерадостный голос, и мне почему-то стало легче, что ли.
— Проблемы у меня, — нет времени на «как дела?».
— Насколько все плохо? – Россия моментально посерьезнел.
Ладно, хорошо хоть без лишних вопросов.
— Херовей некуда… — че-то уже в глазах темнеет.
— Куба? – искренне обеспокоенный голос вроде еще слышу, но уже не соображаю, откуда он, трубка выскальзывает из пальцев, и… темнота.

*****

Очнувшись, я ощутил че-то теплое, мягко передавившее запястье.
— Пульс есть, — негромко раздалось над ухом.
Я медленно разлепил веки и увидел сидящего рядом Че, ну как обычно.
Маячивший поблизости Роберто, который на первый же взгляд был капитально не выспавшимся, облегченно выдохнул.
— Ну что ж, ты, Хорхе, за сволочь такая… Вечно за тебя надо переживать.
— Да кто ж тебя просит, — фыркнул я, но все же успокаивающе улыбнулся – типа, все путем, — Ладно, Че, ты здесь, как основной адекват, да и еще и врач, так что давай, просвещай.
— Вазомоторный синкопе, — спокойно отозвался Гевара, убирая свои приборы в чемоданчик.
— Это ты щас на каком языке? – заржал я, опять он со своими диагнозами, — Я просил просветить, но не так же глубоко.
— Потеря сознания на фоне болевого шока, так ясней? – я утвердительно кивнул.
— Ага, а я щас очухался, потому что…
— Да, — Гевара глянул на висящий на стене календарь, — Началась поставка.
Мексика присел на корточки, положив подбородок, лицом к лицу со мной.
— А ты, брат, вовремя сообразил – успел таки прежде чем отрубиться, звякнуть СССР.
— Потом, когда уже Россия перезвонил Фиделю, он пояснил в чем дело, и тот предложил нам свою нефть, — добавил Эрнесто и захлопнул крышку своего переносного чемодана с медикаментами.
— Да? – брови невольно поползли вверх, — Вот так просто и сразу?
— Да мы сами удивились, — Эрнесто слегка улыбнулся, — Он был уже здесь на следующий же день вместе с загоревшимся Хрущевым на пару, и мы буквально слету с ними заключили договор о поставке нефти.
Так, значит…
Почему-то я ожидал от Брагинского, ну не знаю, каких-нибудь там абстрактных обещаний и сопливого нифига ненужного сочувствия, но никак не этих решительно-конкретных действий, которые походу, не дали мне загнуться.
Что ж… Надо ему спасибо хоть сказать.
— Так, а Россия щас где?
— Да здесь еще, — Гевара ткнул в соседнюю комнату, — Тебя в спальню перетащили, а его решили пока у тебя оставить. Он там, в гостиной, на диване лежит.
— Ага, понятно… — видимо, до меня еще плохо доходило, — Э? То есть? Почему на диване?
— А что, прикажешь его на полу оставить? — усмехнулся Касиллас, — Не, я все понимаю, конечно, твой любимый и бесценный диван, но пожалей Брагинского – все же ему трудновато было на ногах стоять.
— А че с ним? – почему-то мне стало неспокойно.
— Мы когда тебя в отключке нашли, — пояснил Че, на всякий пожарный еще и осмотрев мои зрачки, — У тебя несколько недавних швов разошлось, и ты потерял много крови – я долго пытался ее остановить. Когда я сказал, что нужно переливание, Россия, недолго думая, закатал рукав. На все мои вопросы ответил категоричным: «И где же вы для целой страны крови найдете?»
— Аха-ха-ха, быстро ж мы с ним побратались, — как ж так, я все больше охреневаю от этого парня.
Вот так без проблем – нефть, кровь – бери!
А я-то думал, что рассказы о щедрой помощи СССР другим социалистам – сказочный бред, а вот поди-ка…
Я неторопливо встал – чувствую себя… да круто, как ж еще.
— Иди-иди, — протянул Мексика, сверкнув черными глазами, — Поблагодари своего спасителя, только не увлекайся.
Деби-и-ил…
Я треснул ржущего, как коня, Касилласа по башке и направил стопы в гостиную.
Ну вот, теперь после моего душевного трепа, он окончательно меня застебет.

*****

Россия, как и говорили, лежал на диване и тоскливо смотрел в потолок.
— О, ты очнулся! – Ваня радостно подскочил на ноги.
— Не прыгай, ага? — я усадил этого энтузиаста обратно.
Судя по тому, как он щас качнулся, он еще тоже не отошел.
— Со мной все хорошо, — улыбнулся тот.
Заметно.
— Ладно, я это тут… — ну, нормально благодарить я никогда не умел, — Спасибо, короче.
Россия улыбнулся еще шире и положил мне руку на плечо.
— Рад, что смог тебе помочь.
Не знаю с какого хрена, но этим глазам я верю.
Однако внутренний доеб решил продолжить допрос с пристрастием.
— Правда, что ли? Скажи честно, нафига?
— Что нафига? – на недавно еще розовощеком лице отразилось удивление.
Я закинул ноги на диван.
— Такой кипиш из-за какой-то… — ладно, если объективно, — маленькой страны? Колись давай, че тебе от меня нужно?
Россия медленно убрал ладонь.
— Мелко меряешь, — в странных глазах мелькнула неприкрытая обида.
— Нет, — стало как-то неприятно, — Просто привык, что за таким всегда следует что-то.
Брагинский несколько секунд помолчал.
— Хочешь знать, зачем я это сделал?
— Да.
— Не хочу, чтоб ты стал одним из этих, — он вздохнул и неожиданно посмотрел прямо в глаза, чуть усмехаясь, — Было бы обидно.
Прикалывается, что ли?
— Думаешь, что из-за этой временной херни, я бы все бросил к чертям? – начинаю вскипать, он сам понял, че сказал?! – После того, как столько хороших ребят за Революцию полегло, я отойду от социализма? Да иди ты…
— … лесом, — неожиданно закончил за меня Брагинский, — Я знаю.
В смысле? Тогда какого хрена?!
— Просто еще раз убедился, что ты…
— Договаривай, блин! – рявкнул я, бесит уже, че он все время на полуслове застревает?
— Сам выбрал этот путь.
— Конечно, сам, — уже спокойней отозвался я, но тут Россия отмочил то, что я вообще не ожидал.
Он, крепко обвив меня своими руками, прижал к себе – не продохнуть, не шевельнуться – только и остается, что слушать, пока я в жестоком ахуе.
— Даже несмотря на то, что враг сильнее тебя во много раз, и дышит тебе в затылок… Куба… ты… Остров Свободы…
Вконец охреневший я так и не понял, что меня больше поразило – его восторженный шепот или то, что мне влом его отталкивать?
Хотя эти руки только клещами разжимать.

*****

Еще немного пробыв у меня, он свалил обратно.
Пипец какой странный чувак, но скука с ним и рядом не стояла, а уж эта его бредовая идея окрасить мир в красный…
Аха, черт, мне начинает это нравиться!
— Хорхе – ты нереально крут! — гоготал Мексика, открывая текилу, — Тут разгуливает Фреди, по ночам пускающий слюни и все остальное на твое фото, а охмуренный Россия не может найти себе место за морем! Так выпьем же за то, чтобы тебе хватило сил и терпения закончить начатое, а попутно не сменить белые трусы на голубые!
— Непревзойденно, маэстро, — нет, не могу больше злиться на этого придурка, да и настрой у меня сегодня, что надо, так что – гуляем!
— Так, а где девочки?
— Скоро будут тут, — Роберто чуть ли не замурчал от удовольствия, вот он фанат баб, как есть.
Ах да, сегодня здесь будет Чили, теперь понятно, он прям тащится от этой штучки.
— Веселитесь? – входная дверь хлопнула, и к нам подошел Кастро-младший.
— Привет, Рауль! – Касиллас, задавая самому себе ритм, так бодро выводил Ла Негра, что мне даже захотелось к нему присоединиться.
Кастро хмыкнул и посмотрел на меня.
— Собирайся.
— Че вдруг?
Рауль сходил на кухню, принес стакан и немного налил себе.
Потом выпил, не поморщившись, и вновь посмотрел на меня.
— У СССР крупные проблемы. И это все, что мы знаем. Больше ничего по телефону выяснить не удалось.
Да твою-то мать!
Накрылся мой отдых.
— Так что, отправляйся туда и поговори с Россией, пусть введет тебя в курс дела, а там уже решать будем.
Рауль поставил стакан на стол, задумчиво глядя перед собой.
— Подожди, он же сейчас у Болгарии зависает, — вспомнил я.
— Уже нет. Он прервал поездку и срочно вернулся назад.
О, походу, тут действительно все серьезно.
— Эй, ты куда? – крикнул мне вслед Мексика.
Прости, брат, но как-нибудь сам в автономном режиме, уж если мои начали волну гнать…
Разберемся.
Ладно, печень, что скажешь мне на этот раз?

*****

Мда, когда из Брагинского выкачали пол-литра крови, он и то получше выглядел.
Весь СССР пребывал в давящей на мозги тишине.
Никто не шумел, не спорил, не говорил.
Даже Беларусь, открывшая мне дверь, просто молча привела меня в комнату России.
— Ну и?
Он тяжело вздохнул и потер виски.
— Я так надеялся, что до этого все-таки не дойдет…
Я сел рядом с бледным и потерянным Ваней.
— Так, а щас возьми себя в руки и расскажи все без этих сопливых лирических отступлений.
— Америка прицелился мне и всей моей семье в самое сердце из своего пистолета, — он сложил руки в замок.
— Ты испугался какой-то пули?
Брагинский, по-прежнему, смотрел куда-то в пол.
— Да, если эта пуля с ядерной начинкой.
— Едрический корень из двух… — походу, из всех мыслей это было самое связное.
Через пару секунд, правда, в башке начало немного проясняться.
— Подожди… Но ведь с такого расстояния хер в тебя попадешь! Даже если поставить со стороны Берингова пролива, он промажет!
— Но если отдать оружие кому-то другому, то все получится, — мрачно отозвался Россия, — Во время моей поездки я услышал, что он договорился с Турцией, так что херня, Куба, полная херня.
Я опять упустил какой-то момент, но на губах Брагинского почему-то начала медленно вырисовываться усмешка.
— Ладно, Федечка, я по достоинству оценил твою шутку, — он повернулся ко мне, а я застыл – бля, вот это взгляд, аж дух захватило!
— Теперь наш ход.

7. "Фига себе профилактика!"

Походу, Америка все очень хорошо усвоил и быстренько сообразил че к чему.
— Ладно, — Джонс нехотя убрал оружие, может все-таки прострелить ему пока что башку? – Переговоры так переговоры… Но чтоб вы знали!..
Ваня подмигнул мне, пока Фреди что-то вдохновенно впаривал нам. Я в этот бессмысленный треп особо не вслушивался, но что-то все-таки долетало.
— Да и вообще, мне эти ваши ракеты до лампы, вот так! – тем временем вещал Америка, — Просто безопасность мира превыше всего, и кому, как не герою, знать это! Я, как никто другой, борюсь за спокойствие нормальных стран и…
— И? – спокойно спросил Россия, ну мы-то с ним, стопудово, в число нормальных стран по версии этого очкастого не вписаны, так что пофиг.
— Мне надо все обсудить с моим боссом, — уже без гонора и дешевых понтов добавил Америка и с достоинством прошагал к двери, но на пороге повернулся и продемонстрировал 32 отполированных зуба, — Кстати, Россия, я и не догадывался, что у тебя такой шаловливый язычок.
Уши Брагинского вспыхнули, как потолочные лампочки.
— Иди ты… к Кеннеди, Джонс, — угрожающе-доброжелательно послал его побуревший Ваня.
— О, и я теперь знаю, как тебя называть, — продолжал Фреди с пошлой лыбой, — Сладкая попка.
Россия мрачно повесил голову, а потом резко схватил опасно стоящий в радиусе досягаемости стул и швырнул его в подохеревшего от такого расклада Америку. Я уже внутренне возрадовался, но мелкий засранец успел вовремя увернуться и свалить, и я досадливо плюнул – стул и в суку не попал, и вообще разбился нахрен об стену.
— Господи… Да за что ж такое-то?.. – горестно вопрошал Брагинский, сев на пол.
Сочувствую тебе, Ванька. По мне так лучше под поезд попасть, чем всерьез засосаться с Америкой.
— Ладно, не страдай, щас все будет.
Россия поднял на меня грустные-грустные глаза, в которых мелькнула надежда.
Я отодвинул хрен знает зачем стоящий в моем доме засохший фикус, приподнял ковер и с кряхтением принялся колупать пол. Об этой нычке не знал никто, даже Касиллас, нет, особенно Касиллас, а то этот урод туда первым бы и полез.
Я припас это давно, и в мои планы не входило делиться с кем-то, но раз уж тут такое дело, да и Ванька меня вроде как спас… ладно.
Я бережно выудил из-под пола и чмокнул бутылку шикарнейшего рома.

*****

Терапию «Стресс идет в…» мы продолжили, уже находясь в бодрячковом состоянии.
Россия долго расхваливал мой ром – ха, еще бы! – но потом тупо потерял дар речи.
— Ну, это оно.
Мое любимое местечко – ни души, и куда не плюнь, везде, до самого горизонта море.
Октябрь – не тепло, само собой, всего +23, но искупнуться можно разок.
— Море… — на выдохе выдал Брагинский, на ходу скидывая с себя шмотки, — Теплынь… Хорхе, знаешь что, знаешь?
— Че?
— Ты живешь в раю… — восхищенно и чуть завистливо посмотрел на меня Ваня, я хмыкнул, но тот, издав дикий вопль – да еб твою мать! Я аж подпрыгнул – понесся к воде, по пути скидывая трусы в песок.

*****

Правда че имел ввиду Россия, я понял, когда мы приехали к нему домой.
Уезжать от меня он не хотел, всячески артачась, но хренова туча дел все-таки заставила его вернуться, попутно захватив и меня. Речь Брагинского по этому поводу сводилась к следующему: от Америки пока ниче не слышно, а вообще он псих и извращенец, нет уж, хрен уж, но один ты не останешься. Последовавшие далее бурным потоком мои непечатные возражения – нахер мы тогда там ракеты устанавливаем? Чтоб не лез – разбились об стену первосортного российского похуизма.
Россия – добрая душа, а по совместительству больной на голову придурок, отдал мне всю свою теплую одежду, а сам остался чуть ли не в футболочке.
Хо-ло-дры-га, бля…
Я мерз даже в его куртке, а Брагинский только ржал надо мной.
— Сколько?!
— Минус пять, всего-то, — пожал плечами – в футболке, бля – непрошибаемый Россия.
Эпический звездец!
— А че бывает и холоднее? – в такое верилось фигово.
Ваня снова расхохотался.
— Да это ж так, разминочка перед зимой. Вот там будет и -20, и -30, и -50, кому уж как повезло. А октябрь в этом году даже довольно теплый.

*****

— Так, ребятушки, достаем согревающее, у нас тут Куба замерз категорически!
По-моему, надо мной прикалывались даже те страны, которые в этой психушке назывались южными.
— А я борщ приготовила, — Украина скромно поставила целую кастрюлищу на стол — как она ее только доперла?
Ее слова встретил одобрительный гул.
— То, что нужно! Какая ж ты у меня умничка! – Россия радостно приобнял довольную сестру.
Все сразу пришли в движение, забегали, засуетились – вон, Литва резво побежал за тарелками, Армения торжественно тащил бутыль чего-то горячительного, Грузия резал на куски вынутое из холодильника сало, мимо задубевшего меня несколько раз проскакивали активно таскающие стулья Таджикистан и Узбекистан, Туркменистан точил ножи друг об друга под одобрительный взгляд Беларуси, Латвия раскладывал ложки, остальные суетились на кухне.
— Так, а что у нас на второе? – полюбопытствовал голодный Брагинский.
— Манты! – донесся крик Казахстана, походу, он сегодня отвечал за готовку второго.
— Э, родной, — встрял Грузия, — А мясо, мясо-то какое?
— Баранина! – раздраженно отозвался Айтуган, видимо, его уже задолбали этим вопросом.
— О, — одобрительно кивнул Гоги, — Это я понимаю.
— Пойду, чайник поставлю, — улыбнулся Россия, — А то все что-то делают, а я тут стою.
— Ой, да все плиты заняты, — Оля разливала по тарелкам, которые ей протягивал Торис, горячую красную жижу с овощами и мясным ароматом – она охрененно готовит, наверно, это тоже вкусно – Да и Эдик кофе варит.
— Эх, чаю бы лучше с малинкой, — вздохнул Ваня и тут же мечтательно добавил, — Но эстонский кофеёк… Так, а что хлеб еще не нарезан? Как так? Хлеб – всему голова! Арслан, ну-ка дай-ка сюда ножик.
Я поперхнулся, когда лезвие с бодрым свистом разрезало воздух, а Брагинский легко остановил нож за рукоять в паре сантиметров от себя – нихрена себе, Туркменистан ножичек передал!
— Пасиб, — кивнул Россия и пошел на кухню.
Судя по тому, что Беларусь даже не дернулась, это было в порядке вещей.
Пипец семейка…

*****

Ночевал я в Ваниной комнате, которая нефигово так была похожа на целую квартиру. Мне быстренько соорудили еще одну кровать. Аха, да сюда, по любому, можно еще четыре кровати без проблем ставить.
Правда без глюков-то никак.
— Блин, Брагинский, какого хера здесь такой дубак? – у меня изо рта упорно выпрыгивала челюсть и… облачко пара? Ха-ха!
— А, это… — само спокойствие, — Отопительный сезон еще не начался.
На улице была уже ночь, поэтому холодина стала еще отчетливей ощущаться – я глянул на градусник, ох, ты ж, великая хрень, минус двенадцать!
— Я тебе самое теплое покрывалко принес, не замерзнешь, — ласково сказал Россия, сам он по-прежнему был в одной футболке, хотя и в шерстяных носках, — Ложись спать, а я тут посижу еще немного.
Он разложил перед собой чертежи космического корабля, ну или какой-то такой лабуды, и, положив за ухо карандаш и включив настольный светильник, принялся что-то сосредоточенно пересчитывать.
Я же, укутанный, как египетская мумия, залез под шерстяное одеяло и, вроде как, задремал.

*****

Проснулся от ебанического холода, от которого уже не спасало даже два одеяла…
Стопэ…Два?
Мирно сопящий неподалеку Россия лежал под тоненьким пледом, который он где-то надыбал, а свой, поплотней тоже, походу, отдал мне.
Но, бля, че ж так холодно-то?..
И почему он не мерзнет?
У него кровать с подогревом, стопудово! Во, он на ночь его включает и нихера не мерзнет!
Брагинский, зараза, двигайся давай!
Ваня недовольно заворчал во сне, пока я, перелезая через него, пнул его ногой.
Э… И где подогрев?
Че-то в этой части кровати нихрена не тепло!
Россия же тем временем ясно показал, кто в доме хозяин – перевернулся на спину и дал с размаху мне по роже своей вытянутой рукой. Я спросонья раздраженно откинул ее, но Брагинский так просто не сдавался и снова заехал мне.
Да бля!
Я уже опять хотел с психом убрать его руку, но неожиданно охерел насколько она была теплая. Я даже полностью проснулся.
Походу, дело было не в встроенном обогревателе или толщине одеяла, а в нем самом?
Я положил ладонь ему на плечо – так и есть – оно жарило ничуть не хуже раскаленной сковороды.
Блин… Я положил и вторую заледеневшую руку, на что Россия ответил отрицательным пинком и попыткой стряхнуть мои ладони с плеча. Ха-ха, хер тебе, Брагинский! Если я уж дорвался до тепла… До офигительного тепла…
Я пододвинулся к нему вплотную, прикладывая стопы к его ногам – свои пятки уже не ощущаю в принципе – и кайфанул не по-детски.
— Оставь меня… Генерал Мороз… — сквозь сон пробормотал какую-то откровенную хренотень Россия и замахнулся на меня. Я, предугадывая че-то подобное, перехватил его руку и, широко ухмыльнувшись, положил себе на спину.
Ваня моментально проснулся, резко распахнув глаза.
Несколько секунд полного охренизма…
— Куба?.. – удивился он, во-о-обще не ожидая меня видеть в обнимку с собой.
— Чувак, че с лицом? – меня дико проперло от его выражения.
Россия открывал и закрывал рот под аккомпанемент моего громкого ржача, соображая че сказать на такое.
— Замерз? – наконец смог спросить офигевший Брагинский.
— Да вообще чуть копыта не откинул! Бля, дубачный дубак! – я потер свой обмороженный нос и, плюнув на бесполезное занятие, тупо уткнулся им в грудь России, тот сдавленно выдохнул – реально, мне было почти его жалко, но перспективка окочуриться от холода нихера не привлекала, — А об тебя хорошо греться. Кстати куда ладони положить? Никак не хотят отогреваться, сучки… Где у тебя тут самое горячее место?
Россия закашлялся, а до меня дошло, как это щас прозвучало… Аха-ха-ха!
— Да не, старик, я ж без задней мысли… — подняв голову, можно было наблюдать неподдающуюся даже приблизительному описанию морду лица, я снова хохотнул, — Ну?
— Да…без разницы… Можешь… сюда… — Ваня медленно приходил в себя и приспособил мои руки к себе на спину.
Хорошо же…
Пару минут мы лежали, не двигаясь, потом Ванька все-таки улыбнулся и прижал к себе крепче.
Только щас до меня дошло, как сильно я соскучился по раскаленному песку, эх…
— Спи уже… — тихо сказал Россия, закрывая глаза.

*****

Нет, все-таки Брагинский издевался надо мной – вытащить меня на улицу, в этот морозильник – «прогуляться», блин!
Жили они в домине на самой окраине, окруженной сосновым бором, туда-то меня и потащил этот недоделанный натуралист – «что-то показать», не дожидаясь моего пассивного согласия и предварительно напялив на меня теплющую одежду.
— Ну, бля, и че? – с психом поинтересовался я, не наблюдая ничего охрененно-космического, а сосны и елки я уже видел.
— Сейчас дальше пройдем, — Россия вел куда-то с больным энтузиазмом, а мы шли по грязи, пожухлой траве, изредка под сапогами хрустели ветки, а сверху шел очень мелкий и опупенно холодный дождь… или не дождь?
Я остановился, как вкопанный, когда увидел это чудо природы.
— Охренеть можно…
На черном клочке земли, прячущимся за ветками деревьев, было четко видно странный белый слой. Подойдя ближе, я снял варежку и опустил пальцы в это.
— Снега пока еще толком нет, — пояснил Ванька, улыбаясь, — Но уж больно хотел показать, да он еще нигде не лежит, только в лесу.
Белая ледяная масса стремительно таяла на руках, странное ощущение… Не, я конечно, не такой дремучий, и о таком явлении как «снег» слышал, но видеть и слышать – две большие разницы. А уж чувствовать…
Я задрал голову. Значит, сверху тоже идет снег? На нос едва ощутимо упало что-то холодное и, растаяв, потекло каплей, я невольно хмыкнул.
Ветер задул где-то в макушках высоченных сосен, и голову, словно ледяным душем обладало – ух, офигенчик, как бодрит!
— Ну, как ощущения? – полюбопытствовал Брагинский.
— Хоть стой, хоть падай! – с усмешкой отозвался я, и организм реально предпочел второй вариант.
Подобным дебилизмом, вроде излишней впечатлительности, никогда не страдал, поэтому, когда я падал назад, прям на успешно поймавшего меня Россию, я четко ощущал – из меня выдернули позвоночник. Иначе какого бы хрена я одновременно перестал контролировать все тело целиком?
— Что с тобой? – почему-то Ваня не стал отмочаливать шуточки по этому поводу, а спрашивал серьезно, наверно, даже слишком.
— Да фигня, — хотел отмахнуться я, но руки безвольно волочились где-то по земле. Прикольно, а вот осязание никуда не пропало, — Просто какой-то тупорылый временный паралич.
Россия ниче не ответил, без видимых усилий поднимаясь на ноги вместе со мной на руках – ого, а ты крут, Брагинский! – и направился домой.
Так, опять какая-то очередная непонятная хрень с телом, и я уже знаю, чем тут попахивает…

*****

Дома началась настоящая движуха.
Завидев Россию, который героически пер меня на себе еще из леса, а не бросил где-то в кустах, все СССР, будто током дернуло.
Галдеж подняли такой, что уши тупо не выдерживали.
— А, да хватит вопить! – с откинутой назад головой говорить, тем более орать, неудобно вообще никак, однако эффект это возымело – все на какое-то время заткнулись.
— Что случилось? – тревожно спросила Украина, кажется, она задавала основную громкость.
— Не знаю, — сквозь зубы прохрипел Ваня, бля, вот ведь умники и умницы, не мешали бы хоть ему уже меня куда-то скинуть!
Впрочем, Беларусь, разглядев на лице горячо любимого братишки выступающие от напряжения вены, быстренько разогнала толпу тонким слоем по дому, раздавая каждому персональное поручение. Суровая девушка только так строила мужиков и изящно скинула Азербайджан с дивана.
Россия с тяжелым вздохом и катящимся по лбу потом наконец довольно осторожно положил мою светлость на освободившееся местечко.
— Зачем я тебя только туда повел? – шепотом сказал он, чуть виновато отводя глаза.
— Расслабься, чувачок, — хохотнул я, Брагинский удивленно приподнял брови, — Ты здесь ни с какого боку припеку. Просто, по любому, малыш Фреди все уже обсудил с Кеннеди, и они опять приняли какое-то маразматическое решение.
Глаза России расширились.
— Наташа! Срочно включай телевизор!
Беларусь ткнула на кнопку ящика, и на экране показался Америка, одетый в дорогой костюм, и на диком пафосе. Как обычно, короче.
-… и ввиду той беспрецедентной угрозы, которую представляет собой этот смертельный для всех нас вирус, я вынужден объявить на территории Кубы карантин. Поэтому крайне не рекомендуется приближаться к этой зоне ближе, чем на 200 километров, а также необходимо прервать все социально-экономические контакты с больным. Помните, о природе вируса мало, что известно, однако можно точно сказать, что он предается половым и, возможно, воздушно-кабельным путем. Будьте бдительны! Если вы обнаружили в себе такие синдромы коммунизма, как непреодолимое желание равного разделения собственности, а также усиление госаппарата, немедленно обратитесь к врачу!
Выслушав эту феерическую херню, мы сидели в тишине секунд десять, не меньше, было даже слышно, как кто-то подметает пол в коридоре, а потом мы ржали так, как, наверно, не ржали в жизни. Все трое, включая вечно хмурую Беларусь. Она вообще сползла на пол, держась рукой за живот.
— Сволочной Америка, — выругался Россия, когда немного оклемался, — Теперь все будут думать, что я — озабоченный маньяк, который насилует бедные страны, заражая их неизлечимым коммунизмом, а потом в качестве надругательства вывешиваю в их домах веселые плакатики «У нас секса нет!».
— Не переживай, Ванечка, — погладила его по плечу Наташа, — Они уже давно так думают.
Я хрюкнул, а Россия тоскливо вздохнул.
— Но мы-то знаем, что ситуация обратная. И это Америка всех трахает, ну, как минимум мозги, — добавил я, — Мне гораздо больше понравилась формулировочка «карантин».
— Подожди… так ты из-за этого не можешь пошевелиться? – ахнул Брагинский, а Беларусь придирчиво осмотрела меня с ног до головы, — Из-за того, что тебя оцепили и не пропускают технику с продовольствием, топливом и прочим?
— Ну да, — на губах против воли появилась усмешка, — Он под корень разрушает мою экономику.
— Мы восстановим ее, — твердо пообещал Россия и положил свою ладонь на мою, — Вот увидишь.

8. "Хреновы игрульки и полный звездец"

Тупо лежу, смотрю в стену.
Ни-хе-ра.
Я снова встал и поплелся курить к открытому окну. Третий раз уже, блин.
Гребаная бессонница.
И самое дебильное, что я спать хочу, бля! Я сегодня, эпический хрен, целый день мотался с какими-то долбанными поручениями Кастро: к тому козлу сходи, того пни, чтоб работать начал, да твою-то!
А со сном, походу, обломался жестко. Ни в одном глазу, ни в одной конечности!
Поломав башку и выкинув окурок в окно, я снова лег.
Бесполезняк, конечно, но стоять уже задолбалось. Тут два варианта – порыться в холодильнике и каким-то чудом нарыть там еще пива и все-таки заглохнуть или уже вставать – все равно уже четыре утра, какая нахер разница? – хряпнув при этом прошибающе-крепкого кофейка.
Само собой, холодильник закосил под тундру – ледяная пустыня, нах – и я, зевая, поперся бодяжить бодрящую коричневую жижу.

*****

Вот, и подобная херня повторилась и на следующую ночь, а потом еще на три вперед.
Был бы обычным человек, сдох бы уже, а так ниче. Ну, подумаешь, сплю, переходя дорогу на красный свет, аха. Ниче особенного.
Через неделю я перестал отвечать на звонки… да хер знает чьи! Любые.
Неохота, сил нет.
Мг… Да… В дверь звонят, походу.
Все. Не хочу. Пусть звонят, пофиг.
О, а может, хоть на полу удастся уснуть?
Тут вроде попрохладней, привет, сквознячок, токо нехолодный, жалко…
Я прикрыл глаза, как раздалась пара предупредительных пинков в дверь – да кто там такой настырный, бля? – и дверь вынесло с петель.
Мне по-прежнему влом открывать глаза.
Кто-кто… Да, Касиллас, по-любому, Фреди же у нас любит сразу вваливаться, без церемониальных пинков.
Так, чье-то тяжелое пыхтение – кросс бежал, что ли? – и голос знакомый до кишок:
— Куба, ты где?!
Я слабо усмехнулся – я ж совсем забыл о своей мамочке.
Потом меня подхватили с пола теплые руки… больше ничего не помню.

*****

…А… Так я просто уснул…
Не, не так.
Я УСНУЛ!
И ОХРЕНЕННО ВЫСПАЛСЯ!
А-а-а-а, за неделю, бля, за ебнутую неделю!
Я с блаженным стоном открыл глаза и обнаружил лежащим себя на диване и вцепившимся двумя руками в какую-то тряпку.
Эээ…
Развернув ее, я осознал одну офигительнейшую вещь – ну кроме того, что она пахла чем-то знакомым — это была… мужская футболка!
— С добрым утром, соня-засоня, — из кухни вместе с облаком чего-то съедобно пахнущего выплыл Брагинский в одних шортах.
Тогда я познал еще одну истину – я лежу в обнимку с его футболкой!
— Колись, чувачок, ты че со мной делал, пока я спал? – хохотнул я. – Когда я успел стать херовым фетишистом?
— Вот уж не знаю, — протянул улыбающийся Россия. – Это ты сам в меня вцепился так, что пришлось с тобой лечь. Я ж не знал, что ты столько спать будешь! Мне это… в туалет надо было, и что ты думаешь?
— Я не думаешь, — отрубил я, уже предчувствуя какую-то фишку. – Ну?
— Ты меня не отпустил! — всплеснул руками пораженный Ванька.
— Да ладно! – снова заржал я.
— Да я серьезно! – притворно возмущался Брагинский. – Вон, даже пришлось снять с себя футболку и отдать тебе на растерзание. Только тогда ты немного угомонился, и я смог выбраться.
Потом он присел рядышком, и его лицо изменилось — улыбка стала какой-то… мг, отеческой, что ли.
— Ну что с тобой такое?
Я поднялся на руках, оказываясь нос к носу с ним, и хмыкнул.
— Бессоница, чувак.

*****

— Что-то мне не нравится, что Америка снова затаился… — бормотал задумчивый Россия, методично размешивая чай в сахаре.
— Уши не слипнутся? – я оторвал от размышлизмов Брагинского и ткнул пальцем в чашку.
— Да не, — с крайне милой лыбой отозвался Ванька. – Я люблю сладкое.
— Поправочка: халявное сладкое. Дома ты кладешь всего две ложки.
— Да? – Брагинский удивленно уставился на мою особу, потом в кружку, и вновь на меня. – Так, а сейчас сколько?
— Ну, добрый десяток. И это только те, которые я посчитал, — ухмыльнулся я.
— Ох, ты ж блин! – Россия быстро среагировал и, высыпав сахар обратно, посмотрел на получившийся сироп. — Не заметил даже. Ну, ниче, тростниковый вкусней, чем свекольный, выпью как-то.
— Выпьешь? Походу, эту байду уже ложкой надо есть. Ладно… Че ты там об Америке говорил?
— Больно тихий стал, — Ваня по-прежнему прицеливался, как лучше управиться со своим чайком. – Неделю ни слуху, ни духу. Замышляет наш Альфредушка что-то, ох не к добру эта хренотень…
— Это понятно, — я пил кофе и, в отличие от Брагинского, так экстримальничать не стал. – Меня вот вообще нифига не устраивает ждать, пока он там че-то замутит.
— Меня тоже… — он опять впал в транс и потянулся к сахарнице.
Я перехватил его руку, в воздухе повисла пауза, а спустя мгновение глаза России уже усиленно рассыпались искрами.
— Точно!
— А?
— Перехват!
— Да, блин, ты о чем?
Брагинский, глядя в потолок, бездумно погладил мою ладонь другой рукой.
— Да так… Есть тут у меня одна идейка…

*****

Ну вот, кто меня за язык тянул, блин! Ну, или за руку…
Да похер!
Щас, как придурок, стою у машины и жду начала этого абсурдной хрени.
Я-то думал «перехват» — это заломать руки этому уроду и прострелить ему таки башку ядерной пулей, но в понимании Брагинского – это получение информации непосредственно от самого засранца.
Короче, тупо шпионаж!
Ох, бля, как я это ненавижу…
— Пройдемте в машину, — послышался у самого уха низкий голос.
Я резко обернулся и увидел какого-то высокого мужика с прямыми рыжими волосами и усами, на нем были серый плащ и солнцезащитные очки.
Че за?
— Ты вообще кто?
— Я от Брагинского, — бросил он, открывая дверцу водительского сидения.
А, ну да.
Я сел в машину рядом с ним. Наверно, у всех русских есть че-то одинаковое в движениях и повадках.
Его ладонь легла на рычаг переключения скорости, и мы куда-то поехали.
— Ну и? Скажи уже че-нибудь, ну так, для разнообразия, — с недовольной рожей заговорил я. – И очки свои сними, меня бесит, когда кто-то прячет глаза.
Русский едва слышно вздохнул и, убрав одну руку с руля, внял моей очень вежливой просьбе.
Потом быстро стрельнул в меня хитрющими фиолетовыми глазами и снова уставился на дорогу.
Моя челюсть упала на коленку.
— Блин, да в таком виде тебя мама родная не узнает! — присвистнул я. – Только нахрена рыжий-то? Че охота лишний раз в глазах америкашек попестрить?
Ванька улыбнулся и одобрительно посмотрел на меня.
— Ты прав – шпион должен быть неприметным и абсолютно незапоминающимся. Но сам подумай – какой я к черту незапоминающийся?! Рост – намного выше среднего, глаза – фиолетовые, плечами – только двери вышибать. Уже одного этого достаточно, чтобы Джонс по коротким сводкам определил, кто к нему заявился.
— То есть ты хочешь все внимание оттянуть на цвет волос и усов? – доперло до меня.
Брагинский утвердительно кивнул.
— Сейчас это будет звучать примерно так: высокий мужчина с рыжими волосами и усами. Будет кто-то обращать внимание на цвет глаз? Да при таком описании – маловероятно. А уж тем более фигура. А то, что высокий… Так мало высоких, что ли?

*****

Я же просто убрал волосы в аккуратный хвост – латиносов здесь было достаточно, так что, ниче, сойду за своего.
Аха, тем более с этим рыжиком кто на меня вообще смотреть будет?
— Так, они скоро уже должны быть здесь, — Ваня сверился с наручными часами.
— Да вон они, смотри, серебристый «Форд» и номер тот, — Брагинский быстро глянул в зеркало заднего вида, едва заметно качнул головой и дал задний ход.
Две машины столкнулись на узкой почти безлюдной улочке, раздался негромкий удар и нас слегка тряхнуло.
— Какого хуя?! – выругался один из американцев, подойдя к невозмутимо сидящему в машине России. Потом послышался хлопок дверцы и ко мне тоже подкатил второй козлина.
— Че творите вообще, а?
Потенциальные агенты, спешившие сегодня зачислиться в ряды Фрединой разведки, вели себя до опупения самоуверенно и предсказуемо.
— А ну выходите, суки! Поговорим по-мужски!
— Как скажешь, — спокойно отозвался Ваня и со всей дури двинул незадачливому дебилу дверцей с такой силой, что тот отлетел на три метра.
Мой же оказался куда проворней и увернулся от карающего куска металла и даже попытался ударить меня под дых, но я перехватил замахнувшиеся ручонки, треснул ему лбом в лицо и тоже вывел его из строя, разбив нахрен его нос.
Россия тем временем присел на корточки и принялся обыскивать «труп».
— Пропусков у них еще нет, — пояснил Брагинский. — Но должно быть что-то типа допуска, без фотографии. Ага, вот он.
Ванька извлек из внутреннего кармана заламинированную светло-зеленную бумажку.
— Роландо Брук, на, держи это твое, — он протянул мне допуск, значит, мой пациент – Джонатан Спенсер. Так и есть.
— Лови, Джонатан, — хмыкнул я.
— Спасибо, Роландо, — улыбнулся новоиспеченный Спенсер.
Мы связали этих двух и закинули в свою машину, а сами перебрались в «Форд».
Убивать их смысла не было, все равно через некоторое время нас спалят. Единственное, зачем нам нужны были эти чуваки – более-менее грамотное прикрытие.
Как быстро нас вычислят, зависит от того, насколько там навороченная система безопасности внутри здания.
В любом случае, надо шевелить батончиками в темпе ча-ча-ча.

*****

Внутрь мы прошли без стопоров — поддельные паспорта, охренительно хорошее знание английского и полная уверенность в собственной борзоте сработали на все сто.
Задача номер один: везде, где только сможем, натыкать «жучки».
Брагинский заглянул в один из кабинетов.
— Ой, простите, а можно вас на минутку? – он прикрыл дверь и кивнул мне, мол, готовься.
В коридоре показался какой-то пацан, который из-за своих кудрявых волос вызвал четкую ассоциацию с бараном.
Надеюсь, это же можно отнести и к его мозгам.
— Я вас слушаю.
— Дело тут такое… Я — новенький, вот только-только зачислили… Не могли бы вы рассказать мне о том, что, куда, как?
Брагинский специально отошел немного дальше, чтобы можно было пробраться за их спинами в кабинет.
— А разве вас не должны были проинструктировать? – в высоком голосе послышалось удивление.
— Да там все, как ошпаренные, носятся. Русские шпионы опять шорох наводят, ну, вы понимаете…
— Да уж, — тяжко вздохнул шпендель. – Совсем обнаглели эти русские… Ладно, в двух словах… Ммм… Простите, как вас?..
— Джонатан Спенсер, — с очаровательной улыбкой представился Россия, а я нырнул в комнату.
Дверь не скрипит, уже хорошо.
Кабинет ничего особенного из себя не представлял – письменный стол, стул, ящики с какими-то бумагами.
Так, времени у меня в обрез, так что надо куда-то быстро установить прослушку и сваливать.
О, может за шкаф?
Закончив с установкой, я осторожно высунулся из кабинета и, кивнув Ваньке, ушел за угол.
— … но самый странный – Альфред Джонс, — паренек огляделся по сторонам и негромко добавил. — Я даже первое время подозревал, что он и есть засланный шпион.
— Почему? – с детским любопытством поинтересовался Брагинский.
— Ну… Не знаю, как сказать… Слишком он уж не такой, как все, хотя другие этого не замечают. Даже Джонни мне уже говорил – выкинь эту чушь из головы. Но, блин, как? Если он ведет себя так, будто самый главный, хотя и поглавнее, знаете ли, найдутся…
Ну, нихера себе!
Вот это разоткровенничался наш барашек – меня не было всего-ничего, а он уже тут сплетни начал распускать.
Хотя сейчас Россия, походу, включил свой излюбленный режим – «Я – само обаяние».
Если страны это еще как-то могут раскусить, то ни один человек такое не выдержит, стопудово.
После того, как Ваня вежливо от него отвязался, мы поперлись дальше.
— Оказывается…
— Че? – я покосился на чуть озадаченного Брагинского.
— Выходит, Джонса подозревают собственные детишки…
— Вообще не новость – еще б ходить с таким-то гонором, — усмехнулся я, но Ванька че-то грузанулся.
— Э, старик, все нормально?
— М? Да. Просто… задумался немного.
С некоторыми кабинетами и залами нам везло – там никого не было, а вот с остальными приходилось прибегать к разным ухищрениям, типа, ой, вас там вызывают в кабинет на пятом этаже и все в таком духе.
Но, в конце концов, этот бредятский дебилизм закончился, и теперь оставалось только вернуться в машину и заняться поиском интересных «радиостанций».
— Все? Тогда валим, – мне уже не терпелось отсюда смотаться, таскаться по территории Америки вообще не улыбается, а уж тем более здесь.
— Да, ты иди и займись непосредственно самой прослушкой, — немного растерянно отмахнулся от меня Россия, продолжая идти вперед.
— Не понял… — я аж остановился. – В смысле «ты»?
Брагинский повернулся ко мне.
— От одного из агентов я узнал, где здесь находится Центральный архив, и если я попаду туда…
— Мы так не договаривались, — хмуро напомнил я, че-то у меня какое-то паршивое предчувствие – зря моя печень никогда не ноет. – Все, идем отсюда, и ниче не знаю.
— Хорхе, но послушай, — едва слышно сказал Брагинский, вжимая меня в стену – только так можно не пропалиться камерой. – Когда еще мне представится такой шанс? Я же смогу узнать о том, что он планирует делать не только сейчас, но ближайшие несколько лет…
Я посмотрел в горящие непонятным огнем глаза, чуть презрительно поджал губы.
— Все это хрень полная.
— Я знаю, что я делаю, — беззвучно отозвался Россия.
— Ладно, поступай, как знаешь, придурок долбанный, — зло бросил я, и уже хотел было его отодвинуть со своего пути, как непонятно с какого дуба Ванька решительно перехватил мое лицо и впился крепким поцелуем в губы.
Я так охерел, что несколько секунд просто ощущал его влажный рот и горячий язык.
Потом мне неожиданно дико захотелось оторвать эти гребанные щекотные и мешающие усы.
Брагинский открыл глаза и медленно отстранился от меня, успев еще разок слегка чмокнуть меня в покалывающие губы.
— Извини, если что не так, — с этими словами этот — бля, слов нет кто! – решительно двинулся по коридору, а я поплелся в противоположную сторону.
— Вообще охуел в край… — тихо буркнул я, чувствуя, как от движения обдувает воздухом страстно обслюнявленную кожу.
Но, блять…
Че это было?!
Выйдя из здания, я на автопилоте сел в машину и, зарулив в глухоманьскую подворотню, воткнул в одно ухо наушник прослушки, а в другое — связь с Россией.
Я принялся рыться по каналам установленных «жучков», и, походу, нашел че-то.
— С этим нельзя тянуть, — раздался густой бас в левом ухе. – Нам надо немедленно сообщить об этом Джонсу, а потом и Кеннеди!
— И что ты предлагаешь? – усталый голос еще одного чувака.
— Вторжение в Кубу, надо остановить установку ракет. К тому же по нашим данным их не так уж и много…
Ха, хреновые у вас тогда информаторы!
— А если он ответит сопротивлением?
— Откроем огонь по местным жителям, живо угомонится.
Че?!
— А потом надо обстрелять этого Брагинского, прежде чем он оклемается.
— То есть это надо сделать до понедельника?
— Именно.
Пиздец…
Полный.
Так, Ваня, мне срочно нужен Ваня!
— Э, Россия! Ты меня слышишь?!
Я выдернул из левого уха наушник и еще сильней прижал правый, хотя куда уж дальше – разве что в мозги…
— Бросай машину… Она засветилась… — хрипло сказал Брагинский. – Руки в ноги и… уходи. Нас вычислили.
— Ты охренел там совсем?! – рявкнул я. – Черта с два я один свалю!
Раздалось какое-то шипение и, походу, звуки выстрелов.
— Уходи… пожалуйста…
— Нет, я сказал!
— А я сказал – вали! – неожиданно гаркнул Россия так, что у меня ухо заложило. – Не тупи, Куба, ты уже наверняка успел что-то услышать, вот и действуй!
Блять, ну какого хрена он опять прав, а?!
Кто-то должен остаться, да?
А, может, он с самого начала знал, что так закончится, вот и попрощался, как в последний путь, бля!
— Охрененно, я сваливаю, слышишь?! – в свою очередь заорал я. – Но Брагинский, мать твою, только попробуй мне сдохнуть!
Я свирепо выпнул ни в чем неповинную дверцу и со всех ног ломанулся к границе.

9. "Долбанная суббота..."

Самый тупой момент моей жизни – прям как заезженная пластинка.
А ведь еще типа надо вставать, ха…
Вроде лежу, вроде в кровати, а сверху что-то сопяще-тяжелое.
Не, не то чтобы совсем ниче не помню, ну, сначала пришел Брагинская Сволочь, потом Касиллас, картинно размахивая руками, обрисовал очередной Фредин приступ, потом мы нажрались якобы не в хлам, потом…
— Ммм… — лежащее нечто на моем животе зашевелилось, щекоча чем-то похожим на мех.
Я не без усилия покосился вниз. Ага.
Россия приоткрыл один незатуманенный глаз, пару секунд изучающе посмотрел на меня и чуть смущенно улыбнулся.
— Ммм… Мр-р… — к некоторому офигизму он потерся своей щекой и уткнул нос в пупок.
Я хохотнул и отодвинул его рукой.
— Я так понимаю, весь остальной бред тоже был в реале?
— Смотря что ты имеешь в виду, — вот так вот виртуозно отмазался Брагинский, и не подумав отставать.
— То, что мы вчера трахались, — хмыкнул я, безуспешно пытаясь размять шею, затекшую к хренам собачим.
Ванька грустно вздохнул и посмотрел на меня снизу вверх.
— Грубовато как-то.
— Сути не меняет, — отмахнулся я и, продолжая утверждать в своей башке картину вчерашней пост-попойки, широко так ухмыльнулся. – И то, что пока мы этим занимались, нихера некстати раздался звоночек, ага?
— Да, — улыбаясь, подтвердил Россия, удобно пристроив на мне подбородок. Чувствую, что лыба у меня щас такая же, как и у него.
— И то, что Америка совсем не в тему опять выкатил предъяву на имение меня стоя, но затем до его мозжечка все-таки дошла причина «Хватит пыхтеть в трубку, когда я разговариваю с тобой, Куба!».
Брагинский приложил губы к невольно напрягшемуся животу и быстро их убрал прежде, чем я снова начал бубнить об этой нежной дебильности.
— Похоже, мы вчера окончательно доломали психику этого малолетнего маньяка… Одного не пойму, за каким хреном тебе в голову пришло вообще снимать трубку и даже пытаться что-то отвечать?
— Пха-ха-ха! – издевательски заржал я. – Да пофиг вообще! Я пьяный был, а он – дебил, нет чтобы послать красочными словами и убрать от уха стонущий на разные лады телефон!.. Но, блин, когда он начал вопить: «Россия, Куба, мать вашу! Уберите… уберите друг от друга свои лапы! Я, я и только я могу… Да прекратите уже!», я чуть не рухнул с кровати нахрен! Это че за монополист пальцем деланный?
— Альфред Ф. Джонс, — иронично повел бровью Ваня и, пододвинувшись лицом к лицу, слез с меня, завалившись рядом на мятую простыню.
— Кстати, кто-то тут мне лепил байки по поводу советской жизни исключительно без секса…
— Так ведь секса нет! – убежденно повторил Россия.
— А, значит, мы вчера, бухущие, так, в доминошку играли… — с откровенной насмешкой протянул я, желая какой-нибудь охренительной фразочки от Ваньки.
И дождался, бля.
— Ну да, на сексе — табу, а вот заниматься любовью никто не запрещал… — не, ну, отличная же хитрожопость в формулировках!
Прям пять с плюсом.

*****

В этот раз Ванька предусмотрительно надыбал плавки.
Плюхнувшись на влажный песок, Брагинский с довольной рожей сжал его пальцами, балдея, когда тихие волнышки скользили по его вытянутым ногам.
— Солнышко-о… — Россия немного лениво прикрыл глаза. – Люблю солнце…
— А оно тебя, походу, не очень, — заметил я, садясь рядом и разглядывая бледную кожу. – Смотри не сгори, Белоснежка.
Россия пренебрежительно фыркнул и вновь послал счастливую улыбку слепящим лучам.
Кожа — белая, волосы — пепел пополам с сединой, глаза — холодно-фиолетовые – убеждаюсь в очередной раз, что на фоне моего острова это выглядело опупенно несуразно и дико непривычно.
Хотя чем не экзотика, мм?
— Да, — с какого-то фига и не понять с чем согласился он.
— Че «да»?
Брагинский нехотя разлепил веки и посмотрел на меня.
— Не повезло, бывает ж так... Солнышко тебя при рождении поцеловало, а меня вот как-то… забыло. Наверно.
Тоска…
Такая жуткая, непроходимая тоска, хотя он и лыбится, конечно…
Ох ты, бля, щас прям хандра начнется – нет уж, подобная хрень явно противопоказана любому живому существу, это стопудняк.
— Зато дольше проживешь, — я кинул еще один взгляд в сторону расстроенного Ваньки.
— Это почему это? – Россия от удивления аж приподнялся на руках.
— Холод лучше сохраняет, — я с видом профессора поднял палец вверх. – И холодильник – самое офигительное тому доказательство.
— А кстати, да… — рассмеялся Брагинский. – Значит, дольше буду оставаться свежим и вкусным!
— Видишь? – ну, не молоток ли я? — Везде ищи позитив.

*****

Само собой, у каждой страны есть какое-то любимое барахло, безделушки…
Мне же всю эту дурацкую хреновину заменил один-единственный цветок… Зато какой!
— А я уже видел этих белых пушистиков!
— Это ты – белый пушистик, — хмыкнул я. – А марипоса — символ моей независимости.
— Марипоса… — задумчиво повторил Ваня, и, поняв теперь его важность, принялся внимательно разглядывать цветок. – «Бабочка», значит… Да, они и вправду чем-то похожи на бабочек... А независимости от кого?
— От папашки моего. А то как-то в последние годы уже больно сильно мозг начал компостировать…
— Это от них такой сильный запах? – Россия приблизился к лепесткам и глубоко вдохнул. – Сладкий…
Спустя секунд десять, я понял, что он, видимо, прилип к ним уже намертво.
А, ну да, у Брагинского врубился режим сладкоежки, я с ухмылкой наклонился к нему, и обнаружил на его щеках румянец.
— Ну че, скромняга, тебя уже и цветочки мои засмущали?
Как всегда, краснеет, а че краснеет? Хрен разберешь.
— Они пахнут… Как ты… после оргазма…
А, это…
Кто-то мне уже об этом говорил, только в упор не помню кто…
И да, об этом.
Я переспал с Россией.
Да.
А меня это не парит.
Вообще.

Если что-то хорошо, нахер отказываться?

*****

— Ты еще хочешь знать, что я думаю, или опять все сделаешь сам?
— Эрнесто…
Так-так, это че у нас тут за разборки нагрянули?
Походу, серьезные, раз меня даже не заметили.
У окна, скрестив руки за спиной, стоял Че. В кресле сидел Фидель, и его лицо было уставшим и озадаченным.
— Из этого ничего хорошего не выйдет, — продолжил тем временем Гевара, он явно был чем-то недоволен. А когда Че недоволен, все знают, что Че недоволен. – Я говорил это полгода назад, я говорю это сейчас.
— Я понимаю тебя, — мягко произнес Кастро – он в такие моменты всегда пытался успокоить нашего любимого Команданте, чтобы тот какой-нибудь эмоциональной фигни не выкинул. – Но на полпути поздно идти на попятную.
— На полпути куда? – повернулся к нему Эрнесто, нахмурив брови.
— К коммунизму.
— Если нас ведет за руку СССР, то мы свернем в непроходимые дебри.
— В смысле? – влез я – да, мне охренеть, как интересно стало, че это значит.
Они одновременно посмотрели в мою сторону – Гевара – пронзительно, Кастро – будто виновато.
— Я был в Союзе, и я все видел, — твердо сказал Че, обращаясь не то ко мне, не то к Фиделю. К обоим, пожалуй. – Да, скажу сразу, мое сердце действительно тронула их забота и любовь ко мне. Я уверен, что Россия был искренен, как и вся его семья. Более того, они все также искренне верят в то, что движутся к тому времени, когда в этом мире полностью исчезнет зависть, злоба, неравенство, и люди будут счастливы. Это их мечта, но это и моя мечта.
Кастро опустил глаза, до меня медленно начало доходить, куда клонит Гевара.
— Но этого не будет, пока их власть гонится лишь за выгодами и сферами влияния. Думаете, им важны мы? Они хотят с нами дружить? Che! Все что им нужно – наша территория, чтобы всегда держать Америку под прицелом, пусть они хоть сто раз скажут, что это затем, чтоб на нас не напали! Я не хочу быть, как они, я не для того стремился к Революции. И я не буду, как они. Никогда.
Воздух в комнате, как мармелад – вот только, нихера не сахарный, а вязкий и липкий.
— Ты думаешь, я этого не понимаю? – негромко спросил Фидель, поднимая глаза. – И мне также мерзко, как и тебе. А, может, даже больше – ведь я принимаю решения и отвечаю за них.
— Так что же тебе мешает дать ему, — он ткнул пальцем в убитого меня. Гевара только что грохнул меня. И не один раз. – Шанс пойти по своему пути?
— Потому что цена такого решения смерть нашего народа, — правильно, Кастро, вот теперь контрольный в голову. – Если разорвем все связи с СССР, то мы окажемся между двух огней – и неизвестно, кто уничтожит нас раньше — США или они.
— Ебать. Эту. Жизнь. Десять. Раз. Подряд! – отделяя каждое слово, рявкнул я. – Задрали со своей гребаной политикой! Я не собираюсь принимать расписную хуйню о том, что я сдохну от того, что вдруг перестану слушать каких-то охреневших в доску российских начальничков или америкосских боссов! И из-за этой паранойи я не перестану общаться с СССР!
Блять, да я уже не помню, когда я был так зол!
Я со всей силой хлопнул дверью с другой стороны.

*****

Уже выходя из этого кабинета, психуя, я все равно понимал, что Фидель прав.
И Че тоже прав.
И я прав.
Короче, мы все правы, просто правда у нас разная.
Правда Кастро в том, что он хочет сделать все, чтобы я жил хорошо и спокойно, не думая каждый день о том, как не сдохнуть с голоду или от ядерной пули в лоб.
Он хочет социально-экономического благополучия.
Правда Гевары в том, чтобы я стал свободным от предрассудков и собственных глюков в башке, даже несмотря на то, что мое новое мышление будет охренеть как отличать меня ото всех, но зная, что только так я буду счастлив по-настоящему.
Он хочет идеальное общество.
Моя правда в том, чтобы просто жить, не отпуская того, что делает меня обычным человеком, не отпуская Брагинского, даже не зная нахрена он мне сдался, просто не отпуская.
Я хочу того, чего я хочу.

Блять.

*****

Вообще давно ясно-понятно что, если сегодня все зашибись как, то завтра начнется полная херня.
Но в этот раз все было гораздо круче, ведь пару дней с долбанутой точки зрения судьбы или чего-то такого еще были непростительно офигенными, а значит, этот разговор был только началом.
— И че это? – я перевел взгляд с какой-то бумажки зависшей у самого моего носа на Россию, метающего искры из глаз.
— Так ты читай, читай!
Я вырвал у него лист, чтобы можно было видеть буквы, а не плывущие перед глазами закорючки – он бы еще ближе поднес!
«Дорогой ты мой коммунист до мозга костей! Пишет тебе герой этого мира. Я уже давал другим странам предупреждение, что к Кубе приближаться нельзя, однако ты не только нарушил условия карантина, но и фактически устроил у него свой ядерный склад. Это вопиющая наглость. Твои суда будут остановлены, учти это.
P.S. И запомни, твоя чудесная попка может быть только моей»
— Это еще че за пиздец?!
— А это наш Америка опять решил пошутить, — со зловещими интонациями проговорил Ваня вновь забрал у меня письмо и, перечитав его, качнул головой.
— Сейчас я ему отвечу, едрить твою налево!
Я склонился над Брагинским, который принялся яростно строчить.
«Многоуважаемый капиталист с претензиями на земной пуп! Я прочел твое письмо и пришел к выводу, что ты чего-то не понимаешь. Куба не был и не есть твоя собственность, а что поставляют корабли – наше с ним дело. И даже не вздумай трогать мои суда, иначе тебе хана, американская морда, помяни мое слово.
P.S. Хватит пускать слюни на мой Дальний Восток. Задолбал»

*****

Это было очередное такое ебаническое в своей беспринципности мстю Фреди за то, что мы вдруг заинтересовались друг другом, а не с какой-то дури стали подкладываться под него.
Всячески тормозить и оцеплять поставки было тупо хотя бы потому, что махать перед СССР красной тряпочкой – бессмысленно, они — не быки и бодаться не будут, но когда встанут во весь свой рост…
Второе письмо «from USA with fucking love» оказалось даже веселей:
«Я немного огорчился твоим предыдущим посланием…»
Аха, именно, это было очень очевидное послание… куда подальше.
Но, кажется, кто-то слишком упорный.
Или упоротый.
«…ведь я просто рассказал тебе о таких простых и понятных вещах, а ты почему-то начал мне угрожать. Я не пропущу твои корабли, и не отрицай – это справедливое решение.
И еще: тебе стоит убрать ракеты с Кубы, пока это не сделал я.
P.S. Он слишком хорош, чтобы от него можно было отказаться. К тому же у тебя есть еще кое-что более любопытное. Сибирь находится несколько глубже, но мне уже не терпится добраться до нее…»
После подобного Ваня прямо-таки озверел. И нацарапал всего несколько слов, но печень была уверена, от такого мускулы на американской заднице напрягутся, явно.
«Я назначил тебе встречу с кузькиной матерью. Готовься»

*****

И да! Да! Они напряглись, задрожали, аха-ха!
— Да, я все понял.
Ваня положил трубку и воинственно глянул на мой телефон.
— Ну и?
— Америка привел в движение стратегическую авиацию здесь, в Карибах.
Меня и так сильно бесит, что его самолеты-разведчики периодически палят мою территорию.
А теперь Фреди вступил в фазу готовности, охренительно близкую к войне.
Самая настоящая война, а не эта тупорылая беготня.
— Чувствуешь что-нибудь? — с некоторой тревогой спросил меня Россия, положив свои ладони на плечи.
— Если бы уже че-то сбросили, пипец бы как тряхнуло. А так все путем.
Брагинский чуть успокоился.
— Ладно.
В последний раз я ощущал такой адреналин, когда участвовал в Революции, но, походу, тут размах будет посерьезней.
— Помнишь, что ты слышал тогда?
Мн?
А, он о той вылазке…
— Они че-то говорили о том, что вторжение нельзя откладывать до понедельника… — припомнил я.
От этих слов у меня аж кровь забурлила.
Какой-то больной восторг.
— Ты не напомнишь день недели? – с невозможной усталостью в голосе поинтересовался Россия.
— Давно не отдыхал, что ли? – с усмешкой отозвался я. – Суббота сегодня. 27 октября. Год тоже говорить?
— Не надо. Год пока еще помню, — на его губах мелькнула слабая-слабая улыбка, он подошел к двери. – Побудь пока здесь, хорошо?
— А куда ж я денусь? – ты че, Брагинский, совсем переработался? – Я дома, как бы.
Он чему-то кивнул и вышел.

*****

По-моему, есть такие гребаные дни, у которых хочешь вспомнить их дату, и никак.
Но этот день оказался другим.
1962 год.
Октябрь.
27.
Суббота.
10:22.
Ну, какого хера лысого я запомнил это так хорошо?!
— Блять…
Внутри меня че-то гулко грохнулось, ударяясь об землю.
Гуантанамо.
Да, стопудово Гуантанамо.
Странная тишина, а еще все вопят, чей-то мат – только что одним из Ванькиных был сбит американский самолет-разведчик, оказавшийся над моей территорией.
Летчик погиб, по любому, после такого фейерверка хрена с два он бы выжил.
Россия вздрогнул.
— Ты че?
— У меня над Сибирью только что перехватили еще одного камикадзе, — с тихой ненавистью сказал Брагинский. – Я же запретил Америке кружить надо мной, так какого?! Так…
Он резко подорвался с места.
— Ты куда?
— Мне надо… домой… срочно… — схватившись рукой за голову, прохрипел Ванька, по цвету становясь похожим на свой снег.
Если учитывать, сколько чуваков живут у него дома, и если на них перебросится беспокойство его руководства, то тогда уже точно наступит звездец.
— Возьми… — он протянул мне какую-то коробочку.
— Не вовремя ты предложение собрался мне делать, старик, — криво усмехнулся я, пытаясь унять непонятную дрожь.
— Это красная кнопка, — спокойно пояснил он, никак не реагируя на мою тупую шутку. – Она запускает все ракеты сразу же…
Он негромко зашипел от боли и сжал ладонь сильней, путаясь в своих волосах.
— …удары придутся по всем крупным городам Америки… Надо всего 10 минут…
Россия крепко обнял меня одной рукой.
— Жми на нее, если не будет другого выхода. И помни, Хорхе, иногда 10 минут – это очень много… В любом случае, я буду знать, что этот псих больше не доберется до моего прекрасного Острова Свободы.
Он коснулся горячими губами виска и ушел.
А оружие, способное раз и навсегда разнести к чертям Фреди, по-прежнему лежит в моей ладони.