Часть вторая

После этого спонтанного эмоционального всплеска я прислонился затылком к стене и обмяк. Я замерз, я устал, и меня неумолимо клонило в сон. В тот момент я бы, наверное, душу продал за теплое одеяло. Но, боюсь, и это бы не сработало…
И опять тишина.
Слышно только дыхание; мое и России. Мои глаза слипались, хотя, вообще-то, держать их открытыми и не зачем, все равно вокруг кромешная тьма.
— Англия? – и вновь этот бархатный голос помог мне вынырнуть из сонного забытья. – Эй, Англия?
— Чего тебе, Россия? – неохотно пробубнил я.
— Ты не спишь, я надеюсь? – если бы я не знал характер России, то даже назвал бы его голос участливым.
Я слишком устал и промычал что-то невнятное, вроде…
— Отвали. Я окоченел уже… — и вновь начал засыпать, на что Брагинский зашуршал одеждой, кажется, он встал со своего места. Вот в этот момент, не смотря на сонливость, я начал беспокоиться. — Эй, что ты делаешь? – мой голос прозвучал как-то слишком взволнованно.
— Ты правда настолько замерз? – вновь донеслось из темноты.
— А ты как думаешь?! – слабо возмутился я. – Конечно… Я уже пальцев не чувствую, — во тьме отчетливо слышались шаги, приближающиеся ко мне. – Эй-эй! Только не вздумай подходить, слышишь?! Я лучше замерзну, чем…!
Тут я почувствовал, как что-то опустилось на пол совсем рядом со мной:
— Ты правда хочешь умереть? – безэмоционально раздалось где-то в метре от меня.
Ха. Ха-ха. Он издевается?
— Нет.
— Тогда позволь мне сделать так, чтобы этого не случилось.
Несколько секунд я колебался. Даже не знаю, зачем.
— Хорошо.
Спустя мгновение я почувствовал, что Брагинский взял мои руки в свои, и поднес к своему рту так близко, что подушечками пальцев я ощутил теплые края его губ. Не отрываясь от своего занятия, он потребовал:
— Расстегивай пиджак и рубашку.
Я опешил:
— Это еще зачем?!
— Делай так, как я говорю, или меньше чем через два часа ты заснешь навсегда.
По голосу было ясно — Россия не шутит. Я неохотно принялся расстегивать пуговицы пиджака, а затем и рубашки. Ледяной воздух опалил кожу на груди:
— И что? – нетерпеливо спросил я.
Твою мать, как же холодно!
— Подожди еще немного, — ответил Россия, и вновь зашуршал одеждой. Он что, тоже раздевается?!
— Ты что задумал?! – возмущенно вскрикнул я.
Но ответа не последовало. Первое, что я почувствовал после этого — теплые руки под своей рубашкой, тянущие меня в объятья этого медведя.
— РОССИЯ?! – проорал я. – Какого черта?!
Я был прижат к нему очень тесно, так, чтобы оголенная часть грудной клетки соприкасалась с его грудью.
Он такой теплый…
Но в ответ Брагинский вновь потребовал меня подчиниться:
— Обхвати меня руками за плечи, чтобы тепло не выпускать. Так ты быстрее согреешься…
Замечательно, теперь мне еще и обниматься с ним нужно?!
…Но делать нечего, отступать поздно. Я запустил свои окоченевшие ладони ему под пальто и… замер. Я же вообще редко к кому прикасаюсь, а тут такое…
— И что дальше? – смутившись, промямлил я. Слава Богу, тут нет света, и Брагинский не видит, как я покраснел.
— Сиди, грейся, — Россия ответил, словно ничего очевиднее быть не может. – Или мне опять отойти?
ДА.
Да-да-да, отойти бы тебе не помешало! Но… Мне так тепло. Я уже не в силах снова противостоять холоду самостоятельно. Поэтому я просто фыркнул и уткнулся носом в его шарф:
— Не надо.

Секунды, минуты, часы… Не знаю, сколько мы так просидели.
К тому же, со мной начало твориться что-то странное: от влажного горячего дыхания мне в шею, по спине пробежались мурашки, а от теплых рук под моей рубашкой становилось жарко…
Может, это все из-за холода?
Да, точно, именно из-за него. Ничего другого и быть не может!
…Интересно, зачем Россия решил помочь мне? Ему что-то нужно? Нет, не думаю… Но, все-таки, зачем? Я бы, скорее всего, так не сделал. И не из-за того что я плохой, а из-за того что так не принято, наверное.
Ведь сейчас каждый сам за себя, да?
А он… он какой-то неправильный. Ведь по всем существующим порядкам он должен был наигранно-сочувственно вздохнуть и сказать что-то вроде: «Да-да, тут действительно холодно, но ничего не поделаешь…!» А когда бы я окочурился, сказать Америке, что он сделал все, что мог. Да. Ведь так все делают! А эта его дурацкая выходка просто глупа и нелогична, и она всего лишь очередное подтверждение того, что он дурак, вот.

Тяжелый стук его большого сердца был так силен, что я чувствовал его своей грудью, и… мое сердце отвечало ему в унисон.
Сонливость как рукой сняло, теперь я мог лишь чувствовать чужое дыхание на своей коже, монотонное сердцебиение и большие теплые ладони на спине. Мы словно выпали из времени, и я даже не мог сказать, день сейчас или ночь. Поэтому я просто ждал. Хех, но не знаю чего: того, когда России надоест меня греть или когда сюда зайдет Америка? И чего я больше хочу: покалечить Джонса или ОЧЕНЬ сильно покалечить Джонса?
Пока я размышлял, то понял, что сердцебиение у Брагинского замедлилось, а дыхание стало реже. Он… заснул?
Похоже на то, но точно сказать я не мог, ведь вокруг по-прежнему сгущалась кромешная тьма.
Я сдвинул ладонь с его лопатки вниз, к пояснице. Он никак не отреагировал. Хм… Я чуть повел плечом, на котором лежала его рука. Опять нет реакции. Да, похоже, что он действительно спит.
Такое странное ощущение… неужели Россия настолько доверяет мне, что позволил себе заснуть? Или он просто очень устал? Или... что?
Я не знал этого, и, ко всему почему, не знал, что чувствую в этот момент. Какое-то непередаваемое ощущение: страх смешивался с иррациональной нежностью, а все тело приятно ныло от томления, находясь в чужих объятьях. Не знаю, как его назвать, но мне оно… нравилось?
Да, пожалуй.
Я немного помедлил, прежде чем решился провести ладонью по его широкой спине.
Такая мягкая кожа… Чем-то она мне напомнила шелковую атласную ткань, та тоже мягкая и немного скользит. Чуть погодя я аккуратно вытащил руку из-под пальто и коснулся его волос.
…Жесткие и немного пахнут… хм, даже не знаю… чем-то сладковатым, похожим на сырое сдобное тесто.

В тот момент мной двигало искреннее любопытство, ведь не каждый день представляется возможность так тщательно изучить тело своего идеологического врага! Ведь он же мой враг, не так ли? Не открытый, но все же…

Я вновь нырнул ладошкой под пальто Брагинского и почувствовал, что на пару мгновений она покрылась легкими мурашками, но сам он и не думал проснуться.
…все-таки к нему приятно прикасаться… Он очень мягкий и теплый. А плечи у него немного покатые, округленные… Интересно, у него вообще нет острых углов?
В этот момент я невольно вспомнил свое тело: худощавое, угловатое… Суховатое, одним словом. Да и волосы у меня, хоть и жесткие, но не такие послушные, как у Брагинского.
Нет, мне не завидно, просто… приятно его касаться.
Вдруг Россия вздохнул и навалился на меня чуть сильней. Пришлось принять его вес на себя, тем более отступать мне некуда, я ведь и так был прижат к стенке.
Какой же он тяжелый! Вот слонище-то… Ха, зато я нашел в нем недостаток. Хоть самолюбие потешу…
Прошло еще какое-то время, не долго, но мое плечо уже затекло под весом Брагинского. Я поднапрягся и слегка передвинул его на себя, чтобы хоть немного уменьшить давление на плечо. Теперь его дыхание опаляло мою щеку, а губы едва-едва касались моей скулы…
Вообще-то, нужно было его разбудить, сказать, что мне неудобно и все такое, но я… не стал этого делать. И не спрашивайте меня «почему». Я не знаю. Мне просто нравилось беспрепятственно прикасаться к нему, ведь если бы он не спал, вряд ли бы я высидел рядом с ним так долго. А так…
А так это мне даже нравилось. Тепло, хорошо… почему бы и нет?!
Внезапно мне в голову пришла безумнейшая мысль.
«Интересно, а какие губы России на вкус?»
Осознав ее, я понял, что лучше бы я не думал вообще. Ни о чем. По крайней мере, до тех пор, пока я обнимаюсь с этим русским.
«И все же… мне интересно»
ТВОЮ МАТЬ! Ведь действительно интересно!
Кажется, я сошел с ума. И все-таки все мое нутро взволнованно трепетало от любопытства. Хотелось всего лишь слегка прикоснуться, буквально на мгновение…
«Да, Артур. Всего лишь касание…»
И я сдался. Мне еще никогда ничего так не хотелось!
Я немного наклонился, чтобы оказаться со спящим Россией на одном уровне, и осторожно провел пальцем по изгибу его губ. Сухие, мягкие… Я приблизился к его лицу, настолько, что чувствовал, как его дыхание касается моих век. Приятно…
И вот, осталось лишь чуть наклониться… совсем немного…

Но внезапно послышался грохот распахнувшейся двери. Меня словно отбросило от России. Из открытого дверного проема бил ярко-желтоватый свет лампы, на фоне которого стоял запыхавшийся и растрепанный Америка.
— Вот и… — начал было он, но когда увидел мою расстегнутую рубашку и оголенную грудь Брагинского, запнулся, — …я…

Мать твою, вот почему он никогда не приходит тогда, когда нужно?! – мысленно простонал я, стараясь привыкнуть к яркому свету.

Часть четвертая

— То есть, как падает?! – изумился я, вскочив с кресла. – Что с пилотами?!
Россия нервно мотнул головой. – Лазерная атака, – в этот момент всех сильно тряхнуло. – У нас мало времени… Ты же умеешь управлять самолетом? — я рассеянно кивнул. Ведь я действительно неплохо разбираюсь в авиации. Тяжелая рука русского легла на мое плечо и рывками потянула сквозь толпу паникующих людей. – Мне нужен второй пилот. Идем!
Дважды повторять мне не нужно, я тут же сам побежал следом за Россией в носовую часть самолета. Оказавшись внутри небольшой кабины, я увидел двух мужчин, которые, широко распахнув свои невидящие глаза, мертвой хваткой вцепились в штурвалы управления авиалайнером. О-хо-хох, такого мне еще видеть не приходилось…
Брагинский дотронулся до плеча одного из них и напряженно произнес:
— Я нашел второго пилота. Мы справимся с управлением.
— Главное, — начал один из этих парней, — посадить самолет! Куда угодно, как угодно, но так, чтобы все остались целы. Сможешь?
— Да, конечно, — терпеливо проговорил Россия, в то время как его руки легли поверх рук пилота на штурвал. – Отпускай!
Мужчина убрал ладони, и они с Брагинским мгновенно поменялись местами. Штурман вслепую отошел на шаг в сторону, натолкнувшись на меня, после чего я осторожно направил его в коридор.
Но Россия тут же резко окрикнул меня:
— Давай же! Чего ты стоишь?! — я вздрогнул; Брагинский действительно был на пределе: нахмуренные брови, на лбу выступила испарина, а в лиловых глазах — тревога. — АРТУР!
Упоминание моего личного имени словно подтолкнуло меня вперед, и я тут же подошел ко второму пилоту, неловко убирая его руки от штурвала.
Спустя мгновение, я уже сидел в кресле. Россия бросил мимолетный взгляд в мою сторону:
— Все нормально? – в ответ я буркнул что-то нечленораздельное, ибо то, что я испытывал, трудно назвать нормальным состоянием. Но несмотря на это, Брагинский, видимо, был удовлетворен моей реакцией и кивнул на лобовое окно, призывая меня посмотреть туда же. – Сейчас мы должны помочь этой «крошке» вновь набрать высоту, чтобы долететь до ближайшей посадочной полосы. Что там с топливом?
Я взглянул на индикатор на панели управления:
— В норме. Где мы сейчас?
— Над Ирландией, — ответил Россия.
— Черт, опять этот маленький ублюдок… — прошипел я сквозь зубы. Если я узнаю, что эта ирландская скотина к этому причастен – он не жилец.
— У вас напряженные отношения, не так ли? – вскользь спросил русский.
— Мягко сказано, — усмехнулся я. – Этот «родственничек» только и делает, что доставляет мне проблемы…
— А может… — Брагинский улыбнулся, — …ты сам в этом виноват?
Я хотел, было, что-то сказать, но не успел, потому что самолет вновь сильно тряхнуло:
— Твою мать… — прорычал Россия, вновь устремив взгляд к земле. – Да что там такое?!
Я бросил беглый взгляд на панель управления:
— Давление падает, — стрелка-индикатор резко начала опускаться вниз. – Если мы сейчас же не наберем высоту, обшивка самолета разлетится к чертовой матери!
— Прекрати орать! – пригрозил Брагинский. – Лучше скажи, что нам делать. Увы, но я не знаком с управлением английским самолетом! Ты – англичанин! Вот и выруливай ситуацию!
— А я должен?!
— Ну да. Это же у тебя там Королевская авиация! Вот и служи своей Королеве – спасай самолет, или всех этих людей уже никто никогда не увидит живыми.
— Но я не водил самолет со времен Второй Мировой! О чем ты говоришь?! – воскликнул я. – И я, может, тоже не знаю, что сейчас делать!
— Во-первых, заткнись, — невозмутимо произнес Брагинский. — А во-вторых, попробуй отрегулировать давление. Не знаю, но мне кажется, что рычаг, отвечающий за воздушный клапан где-то рядом с тобой.
Я осмотрелся. Да, рычажков было действительно много.
— Какой именно?
— Да пробуй все подряд! – внезапно ответил русский.
Что ж… в нашей ситуации, хуже быть уже не может.
Я потянул на себя первые попавшиеся рычажки и… аппаратура, как ни странно, «успокоилась»: перестали пищать какие-то непонятные индикаторы, а раздражавшие красные лампочки потухли.
Я облегченно усмехнулся:
— Хах… повезло.
Брагинский тоже стал заметно спокойнее и отвел свой взгляд от земли:
— Да уж…

Но я ошибся. Неприятности только начались.
Когда аэропорт был совсем недалеко, лететь нужно было минут пять-семь – не больше, с земли на нас вновь навели этот гребанный зеленый лазер!
Брагинский прикрыл лицо рукой, стараясь не попасть под луч, но при этом все равно не отпустил штурвал, крепко удерживая его второй рукой.
Я поступил так же.
И вот, когда, казалось, лазер наконец-то прекратил атаковать нас, я взглянул вниз, на землю, но… тут же пожалел об этом: яркий свет полоской устремился мне в глаза. От боли я не удержался и отпустил штурвал.
— Артур! – мое имя, выкрикнутое Россией, требовало от меня вновь взяться за управление. А луч все продолжал светить, заставляя меня стиснуть зубы от боли, чтобы не закричать. – Артур, держись, мы уже начинаем снижаться!
Но нестерпимая боль в глазах была сильнее рассудка, и я, уже не контролируя себя, вновь отпустил штурвал. – АРТУР!

В тот момент мое сознание заполонила боль, я не мог сказать и слова, не то, что ответить России. Я сидел, закрыв лицо руками, хотя прекрасно знал, что делать этого не стоило, и что нужно было, наоборот, немедленно схватить штурвал и начать помогать Брагинскому сажать самолет… но я не мог.
В этот момент самолет начало сильно трясти, мне показалось, что мы вот-вот упадем на землю.
Отдаленно было слышно возгласы русского, о том, что я идиот, и что если я сейчас же не возьмусь за штурвал, он меня им и убьет, если, конечно, мы останемся живы.
Потом самолет тряхнуло с такой силой, что я чуть не вылетел из кресла…
А затем я, видимо, обо что-то ударился, настолько сильно, что потерял сознание. В мою память, за секунду до этого, врезался громкий крик Брагинского. Крик о помощи, зовущий меня по имени…

…Артур!...

И после этого мой рассудок погрузился во тьму.

Часть шестая

…Его ладони касаются моих щек и ласково гладят по волосам. Но я все равно ничего не вижу. Я могу только чувствовать чужое тепло, влажное дыхание, прикосновения…
Жарко… Щеки пылают, сердце вырывается из груди.
Приятно… Если бы у прикосновений был вкус, то эти были бы как молоко и мед… Он кладет ладонь мне на затылок и притягивает к себе.
Сладко… У него сухие, но мягкие и теплые губы.
Нравится. Мне это очень нравится… Любое его прикосновение заставляет меня трепетать, тянуться ему на встречу и желать большего. Ведь Россия – словно наркотик. Сначала просто касания, затем объятья, а потом хочется еще, еще, еще…
Его горячие, влажные губы едва касаются моей щеки.
— Артур, — шепчет он. – Артур… — да. Не замолкай, Россия. Говори. Говори, мое имя. – Артур…

— Артур!!!
…что?
Я внезапно почувствовал, что кто-то отчаянно теребит меня за плечо:
— Господин Керкленд!
Это женщина. Женский голос.
Ох… неужели я спал?
— Да, я вас слышу мисс, — охрипло отвечаю я, приподнимая голову над подушкой. – Что случилось?
— Мне показалось, что вам снился кошмар… — ответ ее был несколько неуверенным и смущенным.
Мне пришлось собрать всю силу воли, чтоб не послать ее к черту вместе с ее догадками. Она уже не первый раз все портит!

К слову, к тому моменту я пролежал в больнице уже дней пять-шесть, не меньше.
Скучно тут. И мне так осточертело лежать в этой постели! Осточертело, потому что перед внутренним взором все время возникают эти пошлые, извращенные образы! Ох, ну за что мне это, а?
…Я так хочу на воздух… Но больше всего я хочу вновь видеть хоть что-то, кроме этой темноты. Мне слишком тяжело терпеть столь беспомощное положение. Врач, конечно же, сказал, что я уже иду на поправку, но я так не думаю. Пока что меня все время заставляют носить эту дурацкую повязку на глаза, чтобы «не подвергать их лишнему напряжению»… Но мне кажется, что все это нужно, чтобы я не видел, что дело не двигается с мертвой точки.
Итак, сейчас я в очередной раз был разбужен моей медсестрой. У меня такое ощущение, что она делает это специально. Нет, правда. Стоит мне, наконец, заснуть, и предаться этим, пусть и неправильным, фантазиям, которые остаются для меня единственной отдушиной в моем положении, так она почти сразу же начинает будить меня и заставляет, не пойми зачем, подниматься.
Но, наконец, я собрался с мыслями и ответил ей, вновь откинувшись на подушку:
— Нет, мне не снился кошмар, — мой голос звучал тактично, но все же раздраженно. – Вам действительно показалось.
— Да? – расстроенно протянула девушка. – Просто вы так тяжело дышали… Извините.
— Да, ничего, — переборов внутреннее возмущение, ответил я. – Но, пожалуйста, прошу вас, не будите меня так внезапно больше…
— Как скажете, мистер Керкленд.
В этот момент в палату постучались:
— Войдите! – крикнул я и вновь сел на кровати.
Послышался скрип двери и тяжелые шаги:
— Здравствуйте.
— Брагинский? – слегка удивившись, спросил я. – Что ты тут делаешь?
— Я? – его голос звучал немного растерянно. – Ну… просто так зашел. Хотел посмотреть, как у тебя дела.
В этот момент я пожалел, что не могу ответить ему своим выражением лица, так как глаза мои плотно завязаны, и он не может их видеть:
— Да неужели?
— Ага, — я не видел его улыбку. Я ее чувствовал.
Но в этот момент я услышал удаляющийся стук маленьких каблучков:
— Эй! Куда вы уходите?! – возмущенно крикнул я, поняв, что это моя медсестра решила бросить меня наедине с этим маньяком. – Постойте!
Шаги остановились:
— А вы разве не знали? Господин Брагинский обещал присмотреть за вами, пока я отлучусь. Он даже расписку о вашей сохранности подписал.
— А разве он сам не болен? – недоверчиво перебил я. – И вообще, с какой стати?!
— Мне уже гораздо лучше, — Россия, видимо, подошел уже совсем близко к моей кровати. – К тому же, тебе тут, наверное, было очень скучно, вот я и решил присмотреть за тобой. Ты ведь рад, да?
— НЕТ. Не рад. Мне не нужна помощь, — тут я сделал небольшую паузу. – Особенно от тебя.
Но, судя по всему, мои слова были благополучно пропущены мимо ушей. Брагинский в этот момент любезничал с этой наивной девушкой, которая даже не подозревает, с КАКИМ психопатом решила меня оставить!
Вновь раздался хлопок входной двери. Повисла неловкая тишина.
Я смотрел, кажется, в сторону Брагинского, но, отнюдь, был в этом совсем не уверен:
— Россия?
— Да? – его голос был совсем недалеко от меня.
— Зачем ты пришел? Но не говори, что это чтобы развлечь меня. Я все равно не поверю.
Он вздохнул. Мне даже показалось, что он расстроен:
— Как знаешь. Я сказал правду.
— А я не верю. Ты ничего просто так не делаешь. Ты хочешь придушить меня, да? Или еще чего-нибудь?
В голове пронеслась шальная мысль, что это «чего-нибудь», могло бы быть хоть немного похоже на то, что я представлял себе уже несколько дней подряд.
— Вот еще! – неожиданно весело воскликнул Брагинский. – Мне, по-твоему, заняться больше нечем? К тому же, живой ты гораздо интересней, чем мертвый.
«Интересней»? Что он имеет ввиду?
— Ты о чем вообще?
— Не знаю, — хихикнул Россия. – Это ты поднял эту тему. Я, конечно, болен, но провоцировать меня не стоит. А то сорвусь еще, — черт, у меня перед глазами вновь появилась эта его противная ухмылочка.
Я демонстративно потер виски и лег на подушку:
— Ты меня утомил. Помолчи.
— Хорошо, — неожиданно легко согласился Россия.
Раз этот русский вызвался быть моей нянькой, пусть теперь и расхлебывает! Мне кажется, что это не он собрался меня развлекать, а я его!
Мы просидели в тишине какое-то время. Иногда мне казалось, что Брагинский вдыхал глубже, словно собираясь что-то сказать, но почему-то не делал этого.
Но ничего, он посидит тут еще немного, ему надоест и он уйдет.

Спустя 15 минут…

Черт! Это уже даже мне надоело! Он мешает мне думать!
— Россия…
Ответа нет.
— Брагинский? – в этот раз я позвал чуть громче. – Эй?
Ответа вновь не последовало. Тогда я сел на кровати и осторожно провел рукой в воздухе рядом с собой, чтобы определить, где он находиться.
Ничего… ничего… Ага.
Я почувствовал что-то теплое и мягкое. Кожа. Я так же осторожно провел по ней чуть выше. Так… это рука, теперь плечо, шея… Я ненадолго задержал пальцы на его артерии. Какой сильный пульс… Словно под кожей течет не кровь, а раскаленный металл. П-приятно… Я провел подушечками пальцев чуть выше, по подбородку, щеке… губам.
— Тебе нравиться меня трогать? — когда я услышал это, меня словно током ударило. Я тут же мгновенно отдернул руку, но… Россия успел ее перехватить. – Да не нервничай ты так… — я ощущал его широкую теплую ладонь на своем запястье, — …можешь продолжать, если хочешь.
— С чего ты взял?! – возмутился я, пытаясь вырвать запястье из железной хватки этого медведя. – Отпусти!
— Как скажешь… — интимно прошептал Брагинский, и в тот же момент его пальцы разомкнулись.
— Чт… что ты…? — у меня не хватало сил даже закончить фразу, не то, чтобы возмущаться. Меня словно окатило ледяной водой. Оказывается, этот урод слышал, что я зову его, но никак не отреагировал! А я повелся, как последний идиот!
Черт, черт, черт!!!
— Ничего, — ответил Брагинский на вопрос, который я даже не успел задать.
— Ну, уж нет! Договаривай! – я яростно размахивал руками, но только до тех пор, пока мои запястья вновь не оказались в крепкой хватке России. – И прекрати ко мне прикасаться!
— Во-первых, кричи потише, а то все решат, что я тебя тут убиваю, а во-вторых, прекрати вырываться. Мне это не нравится.
— НЕ НРАВИТСЯ?! – воскликнул я, вновь отдергивая свои руки, но, увы, безуспешно. – Мне тоже много чего не нравится! Например, ты!
— Хм…
И это все?! Все, что он ответит?! «Хм»?!
И тут, неожиданно, я почувствовал, что Брагинский… смеется. Тихо, но так, что у него даже руки дрожат.
ЧЕРТ!
— Чего ты ржешь, Россия?! Прекрати!
Только спустя пару секунд Брагинский, наконец, успокоился и отпустил мои руки:
— Какой ты все-таки… — начал, было, он, но договорить не успел – в палату постучались. — Войдите!
— Вам пора обедать, господин Керкленд, — осведомил немолодой женский голос. – Я принесла вам продукты, — после этого медработница, судя по всему, подошла к моей тумбочке и что-то на нее положила. — Вы же сможете сами справиться? Просто у меня еще несколько пациентов, которые не в состоянии есть самостоятельно… — следующая фраза, видимо, предназначалась Брагинскому. – Вы ведь поможете ему, если что, да?
Стоп. «Поможет»? Брагинский?! МНЕ?!
Но не успел я и рта раскрыть, как Россия радостно согласился:
— Конечно, мэм. Я помогу.
— Спасибо, — поблагодарила она, и, судя по звуку скрипнувшей двери, скрылась в коридоре.
Вот уж, дудки! Не буду я есть у него с рук! Ни за что. Никогда.
И ничто меня не заставит!

Часть восьмая

Прошло два дня…

Брагинский все еще здесь. Ну, в том смысле, что он тоже все еще тут, в больнице, и ухаживает за мной. Не то, чтобы меня это сильно напрягало, но я все равно думаю, что это странно. Хотя медсестра уже привыкла, что он тут постоянно околачивается, и на мои протесты вообще не реагирует, видимо, этот русский уже промыл ей мозги по поводу того, что я «так агрессивен, потому что потеря зрения для меня большой стресс» и так далее…
Вот гад.
Ну, да ладно. Что ни говори, но мне с ним не так уж и противно, хотя засыпать из-за него стало гораздо трудней. Нет, я вовсе не стал лучше к нему относиться, просто я… испытываю к нему некое физическое влечение. И не то, чтобы меня это радовало. Наоборот, у меня от этого только сплошные проблемы на нервной почве. Я уже просто не знаю, что мне делать.
С одной стороны, нельзя ничего, он же не поймет, что за муха меня укусила, оттолкнет…
А с другой… как же я желаю почувствовать это тело в своих объятьях еще хоть раз… хоть ненадолго…

…коснуться его тела…

Приходил врач. На этот раз он даже позволил мне снять повязку. Знаете, на самом деле это было просто чудесно — я наконец-то увидел свет. Глаза, конечно, нестерпимо резало от боли, но я, несмотря на это, все равно старался разглядеть хоть что-то…
— Посмотри на меня, Англия! – радостно попросил Россия, сидящий на стуле рядом с моей кроватью. – Видишь?
Я повернул голову в его сторону. Первым бросились в глаза его серебристые волосы и глаза, выделяющиеся единственными цветными пятнами на его бледной коже:
— Ну, примерно… — я протянул руку, и коснулся пальцами кончиков его волос. Вот уж не думал, что обрадуюсь тому, что вижу этого русского. Кажется, я не смог сдержать улыбки, при этом не прекращая касаться его лба и век. – Но я все равно почти не вижу твоего лица…
Доктор, смотря на все это, одобрительно усмехнулся и записал что-то в свой блокнот:
— Это вполне нормально. Хотя, нет. Это просто прекрасно! Я даже удивлен, что вы так быстро восстанавливаетесь. Однако, повязку придется поносить еще около четырех-пяти дней.
— Еще так долго?! – воскликнул я, чуть не подпрыгнув на кровати.
— А на что вы рассчитывали? – усмехнулся доктор. – Одно то, что вы вообще сможете видеть, уже можно считать чудом. Но на полное выздоровление нужно время, вы же понимаете…
Я что-то пробурчал, но согласился. В этот момент Россия по-хозяйски потрепал меня по волосам:
— Эй, да ладно… всего-то пять дней.
Я вновь повернулся к нему, но ничего не успел сказать, потому что врач обратился к нему первым:
— А как ваши переломы, мистер Брагинский? Вам не кажется, что вы поднялись с постели слишком рано?
Этим вопросом доктор явно ввел Россию в замешательство. Но, чуть помедлив, русский все же ответил как можно более дружелюбно:
— Нет, как видите, я чувствую себя хорошо.
Ох, точно… как бы глупо это не выглядело, но я совсем забыл, что Брагинский тоже болен. А я ведь даже не знаю, что именно с ним произошло.
— Ну, ладно… — согласился врач. – Я, пожалуй, пойду. Медсестра скоро придет и вновь наложит вам повязку, господин Керкленд.
Дверь тихо закрылась.
После небольшой паузы, я все же решился задать пару вопросов:
— Эм… Ты ведь тоже получил травмы, да? А что произошло-то?
Брагинский тихо усмехнулся:
— А я надеялся, что ты не спросишь. Знаешь… на самом деле, у того самолета который мы сажали, одно шасси было неисправным. И когда он коснулся земли, то тут же завалился на бок, но, благо, обшивка у него была крепкая, и он не развалился на куски. В общем, когда самолет все-таки остановился, главный выход из него оказался недоступным, и я решил самостоятельно открыть запасной. Дверь была герметична, но я об этом не знал. И когда я вытянул рычаг, тот оторвался от давления и… в общем, он пригвоздил меня к стене, как гусеницу к гербарию, сломав мне два ребра.
Неожиданно для себя, я почувствовал сильное беспокойство за Брагинского:
— Идиот! Что ж ты раньше ничего не сказал?! – крикнул я, сверля его гневным взглядом. – Если б я об этом знал, то… — то не заставлял бы тебя терпеть все мои капризы и оскорбления, — …то не позволил бы тебе здесь отсиживаться.
— Поэтому и не сказал, — улыбнулся русский. – И надеялся, что не придется говорить.
— Ох… — я поправил одеяло на своих коленях. – Глупый Раша.

Вечер…

Если не считать того утреннего разговора, то день прошел вполне привычно для этого места: завтрак, прогулка, процедуры, обед, дневной сон, душ, ужин… и все под присмотром Брагинского.
— Говорили, сегодня ночью будет гроза… — вздохнул Россия, садясь рядом со мной.
— Гроза… — эхом повторил я. И тут же меня озарила просто гениальная идея! Кажется, я знаю, что мне нужно сделать, чтобы получить то, что я хочу. — …Не люблю грозу.
— А что так?
— Просто не люблю, — я демонстративно поежился, словно от ветра.
— Ясно…

Час спустя…

— Господин Брагинский, уже отбой, — оповестила медсестра, заглянув ко мне. – Будьте любезны покинуть палату.
— Да, сейчас, — вздохнул Россия. – Ладно, Англия. Тогда до завтра?
— До завтра, — повторил я. Но, поверь, Брагинский, на самом деле мы с тобой увидимся намного раньше.
Дверь закрылась, и я откинулся на подушки, шлифуя в голове свой гениальный план под аккомпанемент дождя, бьющего в мое окно…

…Вот я, практически на ощупь, опираясь на стену, иду по коридору. Повязки на моих глазах нет, но в этой темноте все равно очень тяжело что-то толком разглядеть. Благо, я помню, где палата Брагинского…
Наконец, я открываю дверь и тихо (насколько это возможно, конечно) приближаюсь к его кровати. Он спит. Я кладу ладонь на его плечо…
Как же хочется, чтобы он не проснулся сразу… но моим мечтам не суждено сбыться.
Брагинский вздрагивает от моего прикосновения, а затем обращает на меня свой взор:
— Англия? – сонно бормочет он, с трудом садясь на кровати. — …Что ты тут делаешь?
Неожиданно за окном раздается очередной раскат грома, и я сжал его плечо чуть сильнее:
— Я… Мне…
Положив руку на мою ладонь, Брагинский как-то странно усмехнулся:
— Нужно было догадаться… Страшная гроза, не так ли?
— Я ее не боюсь! – огрызаюсь в ответ. – Просто не спится…
Русский вновь тихо усмехнулся, и тяжело поднялся с кровати:
— Хорошо, будь по-твоему. А теперь давай-ка я отведу тебя в твою палату, — хотя я знаю, наверняка он подумал что-то вроде: «Ага, не спится ему, как же… И из-за этого нужно было припереться ко мне ночью?»
Но когда он осторожно приобнял меня за плечи, все мысли, словно по команде, покинули мой разум. Все, кроме одной, говорящей мне не терять ни секунды этого мгновения: касаться России, наслаждаться его прикосновениями, пока есть возможность…
Вскоре Брагинский привел меня в палату и, посадив меня на кровать, сел рядом. Опять повисла какая-то странная пауза. В такие моменты обычно ждешь, что твой сосед что-то скажет, а он не говорит, ожидая, что что-то скажешь ты.
— Ну, давай я завяжу тебе повязку, что ли… — начал Россия.
— Она на тумбочке, — недолго думая, ответил я.
Брагинский развернул меня спиной к себе и по-хозяйски потрепал мне волосы, зарываясь в них пальцами. Я чуть не выгнулся навстречу этим прикосновениям.
— Вроде взрослый человек, — русский убрал свою руку и принялся завязывать бинты на моем затылке, — а ведешь себя, как маленький… Вредничаешь, капризничаешь, а чуть что – так просишь помощи.
Я промолчал, прислушиваясь только к своим ощущениям, и даже не анализировал слова Брагинского. Очнулся я только в тот момент, когда Россия убрал свои руки.
— Ты сам виноват… — буркнул я, поняв, что вокруг меня вновь стена непроницаемой тьмы.
— И в чем же? – удивился русский.

Да ни в чем. Ни в чем ты не виноват!

И тут, не знаю, что на меня нашло, но слова сами начали слетать с моего языка:
— Ты слишком добрый. Подозрительно добрый! Еще тогда, в подвале, это просто взбесило меня. И сейчас тоже! Ты ухаживаешь за мной, терпишь меня, помогаешь мне! Это неправильно! Ты должен, нет, ты просто обязан меня ненавидеть! Но ты все равно терпишь! Ненавижу тебя за это! – сказав это, я резко развернулся, так, чтобы оказаться к России лицом, и на ощупь нашел его щеку. – Ненавижу до дрожи, но… — тут я растерялся. Я понял, что явно сболтнул лишнего. Весь мой план был испорчен именно в это мгновение.
— Но… что? – голос России остался абсолютно спокойным. К тому же, он не спешил убрать мою ладонь со своей щеки.
— …но почему мне все равно… так… — с каждой секундой мои нервы все больше напоминали натянутые струны. И я не выдержал. Я резко притянул Брагинского за плечи и обнял, — … хочется прикасаться к тебе.
Все. В этот момент мне стало все равно на Его реакцию. Мне хотелось только наслаждаться этим моментом. Этот русский такой теплый, мягкий… и только мой.
Я прижимался к нему, впиваясь пальцами в его плечи, вдыхая его едва уловимый запах. Неожиданно его рука легла мне на спину, чуть сминая ткань моей пижамы. Я, вздрогнув, слегка выгнулся под этим прикосновением, а затем, положив руку ему на затылок, попытался притянуть Брагинского к себе.
Боже, как же мне хочется его поцеловать…
Но Россия отказался наклониться:
— Артур, — было слышно, что Брагинский в явном замешательстве. – Я понимаю, слепота плохо влияет на твой и без того трудный характер… но чтобы так…
Он меня не понял, что ли?!
— Ох… Заткнись, — я вновь попытался притянуть его для того, чтобы поцеловать, но уже более агрессивно.
Но когда Россия и в этот раз оттолкнул меня, я понял, что это бесполезно. Что Брагинский не позволит мне поцеловать себя.
— Да что с тобой такое? – по интонации я понял, что Россия нахмурился.
— Ты еще спрашиваешь! Из-за тебя я… я не могу спать, не могу жить нормально! Из-за тебя! А ты опять не даешься! …А я ведь хочу совсем немногого!
После небольшой паузы, русский неожиданно начал вырываться из моих объятий, отчего я еще сильнее сжал его плечи:
— Я… пойду, Артур, — немного сбившись, сказал Брагинский, все же освободившись от моих рук. – Я вернусь утром, а ты успокойся пока… С-спокойной ночи…
И тут я почувствовал, что меня обуяло желание. Желание почувствовать его в своих объятьях еще раз. Поэтому я, словно хищник, резко вскочил с кровати и, пока Россия еще не очень далеко отошел от меня, набросился на него, с грохотом повалив на пол:
— Черта-с-два! Никуда ты не пойдешь!

Не пущу! Не дам уйти, пока не получу того, что мне нужно!

Прижав русского к полу всем телом, я сел на него сверху. Брагинский почти не сопротивлялся, позволяя мне на ощупь найти его лицо и склониться над ним.
— Это все ты… — прорычал я, — ты держишь меня и делаешь вид, что не понимаешь этого! Но мне надоело! Я хочу, чтобы ты исчез, ушел от меня! Хочу избавиться от мыслей о тебе!
И после этого, воспользовавшись замешательством России, я прильнул к его губам.
Он сначала плотно сжал зубы, но через пару секунд это сопротивление прекратилось, и Брагинский пустил мой язык к себе в рот.
…Странно, но от этого поцелуя я ожидал… чего-то другого.
Я думал, что получив его, я, наконец, успокоюсь, а мое сердце прекратит так взволнованно биться. Но этого не произошло.
Наоборот, случилось что-то странное и… откуда этот солоноватый металлический привкус?
В этот момент Брагинский неожиданно сильно оттолкнул меня, и, судя по звукам, поднялся на ноги:
— Хорошо, я… уйду… — едва слышно прошептал он.
Пара секунд, тяжелые быстрые шаги, хлопок двери… и я остался сидеть на полу, один.
Что сейчас произошло, вообще? – вот единственная вопрос, который я мог задать в ту секунду. И как я мог это допустить?

Но в итоге, после нескольких минут размышлений, я поднялся на ноги и, пошатываясь от всех этих резких нагрузок, добрался до своей кровати. В моем положении единственно верным мне показалось только одно – дождаться утра.

Часть десятая

Но когда телефонная трубка уже оказалась в моих руках, размышлять не было времени.
- Алло? Это Англия… - обращение на автомате сорвалось с моего языка.
- Здравствуй, - голос в трубке был не очень громким, словно Брагинский был простужен. – Это Иван.
- Знаю. Ты… что-то хотел?
- Да, - по интонации можно было понять, что Россия довольно улыбнулся. – Ты подумал над предложением?
Я несколько опешил:
- Каким… «предложением»?
- В письме.
- …
- Ты… Ты ведь не прочитал его, да? – умиротворенно вздохнул Брагинский.
- Ну… м… - на самом деле я просто не знал, что теперь говорить.
- Оно хоть цело? – спросили на том конце линии.
- Д-да, - запнувшись, солгал я.
- Хоть это хорошо. Позвони мне, когда решишь, - видимо, Россия собрался повесить трубку.
- ПОСТОЙ, Брагинский! – крикнул я. – Почему бы тебе не рассказать мне это сейчас, по телефону?!
- Потому что мне не удастся сказать лучше, чем я написал.
- Нет, подожди! – в отчаянии воскликнул я, но из трубки уже доносились только короткие гудки.
Что же мне теперь делать?... Письма у меня нет, Брагинский мне ничего не скажет… Чер-р-рт…
Я, будучи совершенно выбитым из колеи, дошел до своей палаты и обессилено упал на кровать. Казалось, этот разговор разом вытянул из меня всю энергию.
Тут ко мне в палату вновь зашла медсестра:
- Господин Керкленд? С вами все в порядке? Вы выглядите как-то… расстроенно.
В тот момент мне, как ни странно, не хотелось ни сердиться, ни язвить, а хотелось… выговориться? Да, пожалуй. И пусть это всего лишь едва знакомая мне девушка.
- Да… вы правы. Вы хорошо угадываете настроение…
- Профессиональный навык, - улыбнулась она. – Так что произошло?
- Помните то письмо? Из России?
- Да, конечно.
- Как оказалось, оно было действительно очень важным…
На мгновение медсестра замешкалась:
- Я… понимаю. Так оказалось, что оно вам нужно?
Я бросил взгляд в окно:
- Да… Я был бы счастлив, если бы мог вернуть тот час, когда заставил вас от него избавиться, но… теперь я, скорее всего, никогда не узнаю кое-чего очень важного об одном человеке.
- А что… если я скажу, что могу вернуть это письмо?
Тут замешкался я, но затем очень быстро сообразил. Через мгновение я уже вскочил с кровати и подбежал к ней:
- Вы не выбросили его, да?! – воскликнул я, встряхнув девушку за плечи.
- Ну… как сказать… Я сначала правда порвала его, но потом… В общем, мне стало любопытно, и я сложила его как мозаику.
Мое сердце взволнованно забилось:
- Ох, я… я не знаю как вас отблагодарить! – после этого я в порыве прижал девушку к себе.
Она немного засмущалась, поэтому я через несколько секунд отпустил ее:
- Вы отблагодарите меня, если согласитесь на предложение Ивана.
С какой это стати она вдруг стала так фамильярна с Брагинским!?
- Ну… Я не знаю. Я не люблю соглашаться на всякие…
- …авантюры? – перебила медсестра. – Я понимаю, но… вы, наверняка, ему очень нравитесь, раз он так отчаянно жаждет вашего внимания. И нравитесь, отнюдь не как друг, и вам не стоит пренебрегать этим. Поэтому, будьте любезны, прежде чем я отдам это письмо вам, согласиться на эту «авантюру».
Взгляд у этой девушки был решительным и абсолютно серьезным, поэтому мне ничего не оставалось как, чуть нахмурившись, кивнуть головой.
- Ну… ладно. Но заметьте, что это Вы меня вынуждаете, и если из этого ничего не выйдет - это будет полностью на вашей совести!
- Поверьте, - с улыбкой сказала она, доставая помятое письмо из кармана халата, - я не думаю, что вы пожалеете.
Я тут же выхватил листок из ее пальцев и, отойдя к окну, попросил:
- Не могли бы вы, пока я читаю, уйти.
И хотя эта молодая особа была явно заинтересована, дверь за ней закрылась спустя всего пару секунд. А я, набравшись решимости, положил письмо на подоконник и разгладил его ладонью…

«Здравствуй, Артур (ты ведь, наверное, уже не против, чтобы я называл тебя по имени, да?). В этом письме я хотел бы прояснить кое-что по поводу той ночи. Ты, наверное, думаешь, что я не пришел из-за того что послушался твоих слов о «ненависти и желании от меня избавиться». Так вот, спешу тебя заверить, что это не так, потому что если бы я всегда прислушивался к чужим истерическим припадкам, то давно бы потерял суверенитет. К тому же, даже если бы все эти слова были сказаны на полном серьезе, я бы, наверное, все равно их не послушал… «Наверное» - потому что все еще не до конца уверен в их неискренности.

Я не люблю, когда со мной играют, Артур. Когда дразнят – тоже. Но почему-то меня все равно восхищало твое дерзкое и вызывающее поведение. Даже беспомощный и слепой, без возможности что-то делать самостоятельно, ты стремился отказаться от помощи. Точнее, именно от МОЕЙ помощи, что одновременно раздражало и вызывало мое любопытство. Сначала я думал, что ты боишься за свою жизнь, потом – что просто ненавидишь, но, как выяснилось, все намного проще, не так ли? Ты просто влюбился. Влюбился ведь?

Я был так удивлен этим твоим… хм, «признанием», что даже не обратил внимание на тот факт, что ты повторно сломал мне ребра (хотя, первые несколько часов после операции, я искренне гасил в себе желание сделать так, чтобы ты валялся на соседней койке, чувствуя всю «прелесть» заживающих швов и отхода от наркоза). Но не суть. На самом деле я бы хотел узнать, что ты на самом деле чувствуешь ко мне. Что двигало тобой той ночью?

Я не скрою, что ты мне симпатичен, Артур. Даже очень. Еще тогда, в подвале, я решил помочь тебе именно по этой причине, хоть ты и был не очень рад. Но я не отступался от тебя, потому что… мне хотелось узнать тебя получше: о чем ты думаешь, чего боишься, что думаешь обо мне. Но ты слишком хорошо носил свою маску. Видимо, я действительно не могу понять человека, не посмотрев ему в глаза… Поэтому, не смотря на то, что слепым был ТЫ, это Я изучал тебя «на ощупь».

Но все-таки (если закрыть глаза на всю твою врожденную «колючесть») ты хороший человек, Артур. И я говорю о тебе не как о стране, а как о конкретной личности. И все, что я хочу знать сейчас - ненавидишь ли ты меня?

Если нет, то приезжай ко мне. Хотя бы на пару дней. Думаю, нам будет, о чем поговорить.
А если да, то… выброси это письмо, и не вспоминай обо всем случившемся. Возможно, так будет проще нам обоим.

Р.S. Я позвоню через пару дней, чтобы убедиться, что письмо пришло по адресу.

Из России с любовью, Иван Б.»

После прочтения я еще пару минут остался стоять у подоконника, на который облокотился. В моей голове крутилась тысяча вопросов.
Что ты чувствуешь к нему, Артур? Не сейчас, а вообще?
Ты хочешь поехать к нему?
Ты хочешь остаться с ним?
…Ты любишь его?
Ответов я, как и всегда, в принципе, не знал, но точно был уверен, что в Россию поеду. Поэтому через пару минут я уже стоял в приемной с телефоном в руках.
- Алло?
- Да?
- Это Англия, - после этого последовала пауза в несколько секунд. – Я согласен.
- Правда? – я заметил, что Брагинский склонен переспрашивать очевидные вещи.
- Да.
- Я очень рад… Буду ждать.
- Хорошо.
- До встречи.
- Конечно…
Короткие гудки.
Казалось бы, такой короткий разговор, но мое сердце взволнованно билось в клетке ребер. Я был так счастлив! Словно в этом согласии удалось рассказать России все о моих чувствах!
Как только я вернулся к себе, в палату неожиданно постучали. Я титаническими усилиями заставил себя содрать глупую улыбку с лица:
- Войдите!

…Бывают такие моменты, когда чего-то совсем не ожидаешь, а оно случается. Так вот, тот момент был именно таким.
Я сидел на кровати, отвернувшись к окну, думая, что это медсестра пришла проведать меня. Больше мне ждать-то и некого было. Ну, по крайней мере, я так думал.
…Но я ошибся.
- Hello, Arthur! Герой уже здесь!

Часть двенадцатая

- ЧЕГО?! – всполошился я, с опаской покосившись на нее.
Она, увидев мою реакцию, немного смутилась.
- Нет-нет! Не в том смысле, что вы подумали! Я имела в виду - выкинуть его в коридор, пока никто не видит, и сделать вид, что мы тут не при чем…
- Умный план.
- О, правда?
- Конечно, нет! – я драматично всплеснул руками. – Его нужно лечить!
- Хорошо, - согласилась медсестра. – Тогда я сделаю вид, что «нашла» его. Его положат в палату, а я позвоню кому-нибудь из тех, кто сможет забрать его отсюда.
- Уже лучше, - я удовлетворенно вздохнул и подошел к двери. Людей там как раз не было. – Ладно. Вытаскивай его из-под кровати.
После того, как медсестра быстренько выпинала Альфреда к двери, я взял его за руки потащил в открытую дверь.
«Вот же… идиот… - подумал я, выволочив американца на середину коридора. – Прилетел он, видите ли… Пуп земли нашелся!»
Оставив Джонса лежать на полу, я подал знак медсестре, которая вышла из палаты и тут же подняла крик.
- О, БОЖЕ!!! Врача! Скорее врача! Тут человеку плохо!
Разумеется, из других помещений тут же выбежали люди, доктора и просто те, кому было скучно.

Через час.

- Мистер Керкленд, мне кажется, пора, - тихо прошептала девушка, стоя у кровати Альфреда рядом со мной.
- Что «пора»?
- Ну, позвонить.
- Ах, да... – кому же его вручить? Франции? Не-е-ет уж… Этого типа я тут видеть не хочу. Германии? Ох, этому фрицу и одного Италии хватает… О! Канада! Кажется, они даже живут с Альфредом в одном доме! Точно! Ему и отдам. – Записывайте номер телефона.
Через пару минут девушка уже стояла в приемной и немного нервно накручивала телефонный шнур на палец. Наконец, на том конце линии послышался тихий голос. Девушка тут же встрепенулась и быстро описала ситуацию (разумеется, опустив при этом наше участие в ней).
Вскоре диалог напоминал мне театр одного актера:
- Ох, да, такое несчастье… Черепно-мозговая травма, да… Нет-нет! Я не в курсе, что произошло… Его нашли в коридоре, да… Ага, конечно. Приезжайте как можно скорее… До свидания, - после этого она повесила трубку и бросила взгляд в мою сторону. – Что?
Я лишь пожал плечами:
- Да ничего… - развернувшись, я пошел к Америке. – Пошли.
Вскоре мы вновь оказались у кровати Альфреда. Голова американца была перебинтована, а сам он неприязненно морщился во сне. Я подошел поближе и сел на край кровати, после чего бросил взгляд на медсестру, драматично заламывающую руки.
Неожиданно Джонс во сне пробормотал что-то нечленораздельное:
- М-м-м…
Мы чуть не подскочили на месте:
- А… Америка?! – я наклонился к нему поближе. – Ты как?
Хотя… если честно, первым вопросом, пришедшим в мою голову было: «Ты что-нибудь помнишь?!» Но я посчитал, что это прозвучит… ну, как-то эгоистично. И подозрительно.
Джонс только через пару секунд смог сфокусировать свой взгляд на мне.
- О, Арти… А что это было?... А то я что-то плохо понял…
- Мне сказать ему правду? – шепнул я медсестре, стоящей рядом со мной.
Она лишь слегка пожала плечами:
- Как хотите. Я все равно здесь только подрабатываю…
- Ладно, - я вновь повернулся к Альфреду. – Эта девушка долбанула тебя по голове больничной уткой.
Лица Джонса и медсестры на какой-то период стали абсолютно идентичны. Но в глазах Ала читалось: «ОH, SHI-- За что?!», а в глазах девушки: «ОH, SHI-- Ты правда это сказал?!»
- Чего?! – Джонс во все глаза уставился на нас. – За что это?!
- А за то, чтоб ты ко мне не клеился! – с такими же передразнивающими интонациями ответил я.
- Я? Клеился?! К ТЕБЕ?! Пф-ф… Не смеши!
- А что это тогда было за телодвижение в мою сторону?! – от такого поворота событий я несколько опешил.
- Я пытался надавить на тебя! – надулся Альфред. – Так в кино всегда делают!
- Ну, знаешь ли, в твоем исполнении это выглядело как домогательство!
- Ну, извините! – было видно, что Америка оскорблен в лучших чувствах.
- А что это тогда было? – наконец, спросил я, в надежде прояснить ситуацию.
На пару секунд американец умолк:
- Ну… меня… в общем… - Джонс явно смутился, говоря об этом. – В общем, меня Мэтти выгнал из дома! И я хотел попроситься пожить у тебя.
Так вот почему он так настаивал на том, чтобы остаться…
- А за что? – подсуетилась медсестра, до этого тихо стоящая в сторонке.
- Ну… недавно он нашел мой носок на дне коробки с хлопьями и сказал, что его терпение лопнуло, что я грязный свин и чтобы я не появлялся до тех пор, пока он не наведет порядок в нашем доме…
- Ну, если б я нашел такой «сюрприз», то, наверное, тоже выгнал бы из дома, - меланхолично согласился я.
- Не выгнал бы! – воскликнул Альфред. – Не выгнал бы, правда?!
Увидев эти по-щенячьи круглые глаза, я все же смиловался.
- Да не выгнал бы, не выгнал. Успокойся... – после этого Джонс уставился на меня, ожидая чего-то еще. – Ох… Ладно-ладно! Не смотри на меня так! Оставайся тут, пока… стоп. Мэттью же завтра заберет тебя.
- Что?!
- Ну, да. Когда ты отключился, мы позвонили ему и сказали, что ты в больнице. Так что он скоро будет здесь.
- Ха-ха! Значит, я смогу вернуться домой! Метти больше на меня не злится! - Америка счастливо лег на подушку, и тут же повернулся к медсестре. - А можно мне гамбургер?
Девушка на пару секунд удивилась, а затем ответила:
- Ну-у… пока вы в больнице, то нет, наверное. Тем более, до ближайшего фастфуда около двадцати минут ходьбы…
- ЧТО?! – в шоке воскликнул американец. – Почему так далеко?!
- Это же больница, Альфред, - напомнил я. – Тут положено правильно питаться, - при этом я невольно вспомнил Брагинского и то, как он кормил меня с рук.
- Э, нет. Так не пойдет, - отрезал Америка, вставая с кровати. – Когда тебя выписывают?
Я глянул на медсестру, на что она лишь пожала плечами:
- Ну, в принципе, вы уже здоровы. Остальное формальности, и оформить их можно без вас, - после этого ее голос стал чуть ниже, выдавая подтекст. – И вы не забыли еще кое о чем?
- Не забыл, конечно! – тут же вспылил я, а затем повернулся к Альфреду. – Прости, но мне нужно уехать сегодня, поэтому я не смогу сходить за гамбургером для тебя, - Джонс сразу же поник. – Но зато это сделает она, - я весело улыбнулся и показал на медсестру, которая, широко распахнув глаза, непонимающе на меня уставилась.
- Правда?! – американец, подобно щенку заерзал на постели, сминая простыни.
Пару секунд девушка возмущенно смотрела на меня, но затем благодушно произнесла:
- Да. Конечно же, я схожу… - но по ее взгляду читалась приписка: «Если это прибавится к моей зарплате».
- Здорово! - после этого Америка принялся перечислять названия тех гамбургеров, которые он хочет, а девушка начала старательно все записывать. – Два бигмака, один бигтейсти, картошку фри…
Дальше он еще-то говорил, но я уже не слушал. Я направился к двери, но стоило мне сделать шаг за порог, как медсестра и Альфред тут же обратили на меня внимание:
- Куда это вы?! – воскликнула девушка.
- Да! – поддержал Джонс.
- Туда, куда я должен отправится благодаря вам обоим, - я слегка поклонился и вышел из палаты, оставив их удивленно смотреть мне в след.
Я уходил со спокойной душой, так как с такой «охраной» Альфред точно будет в порядке, да и девушка точно не пропадет. С ее-то характером.
Это я знал наверняка.
А вот о том, что ждет меня в России, я не мог утверждать с такой же уверенностью.

В общем, через пару часов я уже был дома и, приняв душ, начал собирать чемодан. Но тут в мою спальню ворвался секретарь моего босса - весь всклоченный и потрепанный:
- Господин Керкленд!
- Да?
- Там… там… - запыхавшись, он не мог связать и двух слов. – Там из России звонили!
- И что? – весь вид этого мужчины, казалось, обозначал, что Иван как минимум объявил мне ядерную войну.
- По секретной линии! И подозрительно добрым голосом поинтересовались, когда ваш вылет!
- И? – я выжидательно уставился на секретаря.
- Они же наверняка собираются вас убить!!!
- Пф… - я подошел к мужчине, который едва стоял на ногах от волнения. – Да успокойтесь вы, ничего они не собираются. Я еду туда по собственной инициативе.
После этого он сильно смутился:
- Но… я уже сказал, что вы никуда не едете, и чтобы они сюда больше не звонили…
В этот момент мое сердце пропустило удар:
- …Что?

Часть четырнадцатая

Мы быстро прошлись по периметру забора, так, чтобы не попадаться лишний раз под свет фонарей. Наконец, Америка подвел меня к одной из самых старых частей моего каменного забора.
Странно, а я всегда думал, что эта часть моего двора абсолютно неприступна.
- Здесь, - после этого он сел на корточки и вытащил из стены несколько кирпичей, открыв небольшую дырку, затем он поднял взгляд на меня. – Что стоишь? Помогай!
Я опустился рядом с ним и принялся собственноручно портить свое имущество. Растащив небольшое отверстие, достаточное для того, чтобы вылезти, мы выбрались наружу.
- Отлично… - пробормотал я, осмотрев свою рубашку, перепачканную грязью. – Что теперь?
Отряхнув свои брюки, Джонс провел ладонью по волосам:
- Ну, мы сейчас…
- …отправитесь с нами.
Мы с Альфредом синхронно вздрогнули и обернулись. Оказалось, тут нас уже поджидала засада из трех охранников.
Я уставился на Америку с немым вопросом в глазах «Никто не знает, говоришь?».
А в его глазах читался такой же немой ответ «Ну, по крайней мере, час назад я так думал…»
Один из этих ребят подошел ко мне со спины и хотел было заломить мне руки, но в этот момент я как никогда не хотел подчиняться. Я практически отскочил от него и отбежал в сторону:
- А ну стой! - крикнули мне вслед.
- Альфред! – приостановившись, я сделал подзывающий жест рукой. – Бегом! Живо!
Джонс не заставил себя долго ждать, он так же отпихнул верзилу от себя, и мы, сломя голову понеслись прочь.
- Сюда, налево! – отрывисто прошептал Джонс, указывая направление. – Спрячемся там.
Через пару секунд мы забежали в переулок и скрылись от посторонних глаз в темной подворотне. Немного отдышавшись, я прислонился спиной к обшарпанной кирпичной стене, поняв, что мою рубашку я уже вряд ли спасу от света в конце мусоропровода.
- Отлично… - выдохнул я. – Мы убежали. Что будем делать теперь?
В тот момент я чувствовал необыкновенный прилив адреналина, который оказался для меня таким давно забытым ощущением. Казалось, я готов горы свернуть, чтобы достичь желаемой встречи с Россией.
- Пойдем в больницу, - протерев очки краем куртки, ответил Альфред.
- Что мы там забыли?
- Я ушел в самоволку, Арти, - усмехнувшись, продолжил Джонс. – Завтра приедет Метти, и я должен вернуться домой вместе с ним.
- А я?!
- А ты сможешь затаиться где-нибудь. Думаю, одна наша знакомая найдет, куда тебя пристроить, раз ее так заботят ваши с Брагинским шашни.
- Умолкни.
- Сам заткнись!
- Да я серьезно! …Слышишь?
Америка возмущенно замолчал, и мы отчетливо услышали приближающиеся голоса.
Я мотнул головой вглубь переулка:
- Давай туда. За баки.
На полусогнутых мы быстренько пробрались за мусорки.
Ха-ха, а я-то думал, что так только в кино делают, - ан нет! – видимо, ошибался.
Шаги быстро приближались, и я почувствовал, как все мои внутренности сжимаются от волнения. Не от страха, а именно от волнения и адреналина, бурлившего в крови.
Грубые, агрессивные голоса бормотали ругательства, а каблуки служебных сапог низко стучали по асфальту в такт моему пульсу.
Только бы не заметили...
Только не сейчас…
Когда шаги приблизились предельно близко, я даже дыхание задержал. Америка, кажется, тоже.
С каждым стуком каблуков, мои мышцы напрягались подобно тому, как натягиваются гитарные струны. В любую секунду я готов был побежать или дать отпор врагу в лице моих же охранников.
Но… через несколько секунд шаги стихли.
Я судорожно выпустил воздух из легких и бросил взгляд на Альфреда.
- Кажется, пронесло, - едва шевеля губами, произнес я.
- Да…
Но за этим последовала секунда молчания и…
- А! – оглушительный окрик прямо над головой заставил мое сердце резко сжаться.
Спустя мгновение, оценив обстановку, я понял - нас раскрыли, но шанс сбежать еще есть.
- «Бэ»! – в ответ крикнул Альфред и подставил охраннику подножку. Тот упал, а когда поднялся на ноги, мог лицезреть только наши пятки.
Мы сломя голову мчались по ночной улице, освещенной искусственным светом фонарей, под который мы как раз старались не попадать.
- Куда… теперь? – жадно глотая ртом воздух после этого марафонского забега, спросил я. – Сразу в больницу… или… еще куда?
- В больницу, - ответил Америка, приглаживая растрепавшиеся от бега волосы.

Через час я сидел в одной из пустых палат уже знакомой мне больницы. Альфред же вернулся к себе.
- Боже Всемогущий, что с вами опять случилось?! – шепотом причитала медсестра, забирая мою грязную рубашку.
- Я решил вновь отвлечь вас от исполнения прямых служебных обязанностей, разумеется, - съязвил я. Увидев ее укоризненный взгляд, мне пришлось ответить честно. – Мне не позволили поехать к Ивану, и поэтому я сбежал.
Девушка, как ни странно, отреагировала весьма спокойно, лишь улыбнувшись уголком губ:
- Странные вы…
И, слава Богу, что она не стала задавать лишних вопросов, это тут было бы совсем не к месту. Поэтому я лишь усмехнулся в ответ:
- Возможно.
- Но что вы планируете делать теперь?
За этим вопросом последовала небольшая пауза, во время которой я провел рукой по затылку:
- Теперь… мне нужен телефон.
- Он в приемной, - она махнула рукой в сторону двери, - Вы же помните, где это?
- Конечно.
- Ладно, идите. Но только так, чтобы никто не видел ваших ночных похождений. А я пока пойду, проведаю вашего родственничка в соседней палате.
После этого она встала с кровати, поправила прическу и быстро скрылась за дверью.

И что теперь? Мне нужно позвонить Брагинскому? А как он отреагирует?
Хотя… какая теперь разница? Я все равно убежал от начальства, а оно меня за это по головке не погладит, это уж точно. И пойти на попятную я не могу. Поэтому вариантов у меня нет.
И возврата… нет.

Через пять минут я уже стоял в приемной, сжимая пальцами телефонную трубку.
- Да? – голос России я узнал сразу, и хотя ему от рождения была свойственна некая «мягкость», сейчас интонации были как никогда серьезными. – Брагинский слушает.
- Это Керкленд, - предисловия показались мне лишними, поэтому я сразу назвался.
- Артур! – голос Вани сразу же прорезался, но при этом начал отдавать обеспокоенностью. – Ты не прилетел ко мне, как планировал! С тобой что-то случилось?
- Да, Иван… Послушай. Мое правительство не одобряет поездку к тебе. Они… решили, что меня следует подвергнуть изоляции на какое-то время. Моя связь ограничена. Я сбежал из парламента… - неожиданно слова застряли в горле, словно меня мучила жажда. – И я… не могу прилететь к тебе.
В трубке повисла пауза. С каждой секундой я начинал волноваться все больше, ведь Россия молчал. Но, наконец, я не выдержал:
- В… Ваня? – я сам не совсем понял, когда решил называть его так. Просто сердце подсказало. – Ты меня слышишь?
- Да, Артур… Слышу, - пара мгновений тишины, и… - Раз так, тогда я сам приеду к тебе.
- А?
- Жди меня завтра утром в аэропорту, я постараюсь прибыть одним из первых рейсов.
- Ты это серьезно? – я отказывался поверить. Россия практически только из-за моей прихоти, едва выписавшись из больницы, приедет ко мне.
- Разумеется. Я не люблю шутить с такими вещами, - и от новости такой у меня, как говорится, «в зобу дыхание сперло». – Договорились?
- Да, Ваня, конечно! Д… договорились…
- Ну, тогда все, я пошел.
- Да… Я буду ждать.
После этого из трубки доносились лишь короткие гудки.

Часть ночи я провел как в тумане; все мое тело было странно напряжено, так же как и тогда, в переулке. Я был готов сорваться с места и прямо так, в чем было, пешком побежать в аэропорт. Но все же я всеми силами заставлял себя оставаться на месте, ведь до рассвета было еще далеко, да и на улице мне появляться было все еще рискованно.
Иван…
Ваня…
Не знаю, что со мной произошло, как я умудрился проморгать тот момент, когда моя тяга к нему стала такой сильной…
Мне стало физически необходимо увидеть его, поговорить с ним, прикоснуться к нему: погладить его платиновые волосы, коснуться ресниц, провести подушечками пальцев по линии губ…
Я действительно не заметил, когда моя тяга к нему переросла во что-то большее, чем просто физическое влечение. Когда я… влюбился в него?
Странно… Я уже довольно часто задавал себе этот вопрос: люблю я его или нет?
Но при этом я почему-то ни секунды не колебался, когда принимал решение сбежать ради встречи с ним из парламента или отбиться от преследования, затаившись здесь…
Почему я не поступил иначе?..
…Почему?...
Но от всех этих мыслей, вопросов без ответа, фантазий я совсем не заметил, как заснул…

Утро.

Я открыл глаза практически с первыми лучами солнца, несмотря на то, что уснул так поздно. Мне точно снился какой-то занятный сон, но вспомнить его мне уже не представилось возможным, поэтому я просто встал с кровати, которую мне любезно предоставила медсестра, и направился в душ.
Но поспешно пробегая по коридору, я внезапно столкнулся с Америкой:
- Альфред? – очков на нем не было, а потому он смотрелся как-то слишком юно, даже по-детски, но я постарался не зацикливать на этом свое внимание. – Что ты тут делаешь в такую рань?
Этот простой по своей сути вопрос неожиданно сильно смутил Джонса:
- Э… хе-хе… Я… Ну, я выходил… в туалет, - его голубые глаза растерянно блуждали по сторонам, стараясь избегать контакта со мной. – А… что?
- Нет, ничего. Просто странно, что ты так рано встал… обычно тебя ничем с утра не добудишься, а тут…
- У меня была бессонница, Арти. Сам знаешь, как это бывает, - отмахнулся Америка.
- Да, - тихо ответил я. - Знаю…
- Ага… ну, тогда ладно. Я побежал!
Я проводил Альфреда взглядом дальше по коридору, но моя интуиция настойчиво говорила мне, что что-то здесь не так… Но все же я приглушил это предчувствие, решив, что сейчас не время с этим разбираться, ведь у меня есть дела поважнее. Поэтому я лишь выдохнул, и направился дальше по коридору.

Часть шестнадцатая

Я резко развернулся в сторону гостиницы и, не осматриваясь по сторонам, со всех ног побежал туда.

Нет, ну надо же! И как я не увидел этого с самого начала?! Крушение, больница, мой побег – при всех, практически при всех этих событиях присутствовал Альфред! Это не может быть совпадением! Не может, я уверен! Не знаю, что ему нужно, но все его действия взаимосвязаны. При этом, я больше, чем уверен, что ему нужен не я, а Иван. И я не уверен, что эти его намерения по отношению к Ване носят дружелюбный и безобидный характер. Нет, совсем не уверен…

Вскоре я оказался в приемной отеля, где тут же столкнулся с заведующей гостиницы:
- А, это вы… - пробубнила она, поправив очки. – К вашему… эм, другу тут пришел посетитель. Премилейший молодой человек, скажу я вам, только взгляните, какие цветы он при…
- О-о, вот черт! - я даже слушать ее дальше не стал, рванув вверх по лестнице.
Каблуки моих ботинок стучали по ступеням.
Одна, две, три…
Наконец я преодолел лестницу и, жадно глотая воздух, распахнул дверь. Перед моими глазами предстала такая картина: немного растрепанный Россия сидит на кровати, и все бы ничего, но прямо над ним, приложив пистолет к пепельным волосам, стоит Америка.
- Ах, а вот и ты, - улыбнулся он. – Не думал, что ты вернешься так быстро.
- О твоем присутствии я легко догадался, посмотрев на парковку, - в тех же интонациях огрызнулся я.
- Черт, - тут Альфред махнул свободной рукой в сторону окна. – Ну надо же… Прям обидно.
- Да, действительно, - нервно хохотнул Россия.
- А ты вообще заткнись, - мрачно потребовал Ал. – Приход Арти не меняет наших планов.
- ТВОИХ планов, - подчеркнул Брагинский. Казалось, он был абсолютно невозмутим.
- Какого черта тут вообще происходит?! – воскликнул я, сделав шаг им навстречу, чего, как выяснилось, делать не стоило, потому что во второй руке Джонса тут же оказался еще один пистолет. И навел он его, разумеется, на меня.
- Ничего, что касалось бы тебя, - улыбнулся Америка. – Хотя… уже нет. Раз уж ты пришел, то теперь это и тебя непосредственно касается.
- Какой сообразительный, - донеслось с кровати.
После этого Альфред наотмашь ударил Ивана рукоятью пистолета по лицу, и, насладившись гримасой его боли, довольно оскалился:
- Какой дерзкий.
Внутри меня что-то сжалось, и я вновь обратился к Джонсу:
- Прекрати это, Америка.
- Ах, уже «Америка»? Ну, тогда ты точно разозлился. Хотя мне как-то… ну, не страшно. Странно, да? – я ничего не ответил. – Что? Молчишь?
- Я жду, пока ты объяснишь мне, зачем пришел. Но я уже знаю, что ты причастен к крушению нашего самолета, что в больнице ты тоже не просто так появился, и мой побег устроил так же не по доброте душевной, и даже не из-за угроз Ивана. Но я пока не смог понять твой мотив. Зачем тебе все это нужно?
Американец искренне изумился:
- О… черт, Арти, если бы у меня не были заняты руки, я бы зааплодировал. Неплохо, неплохо. Хотя, знаешь, все гораздо сложнее, чем тебе могло бы показаться, поэтому… я ленюсь тебе об этом рассказывать.
- Ну, нет уж, - не побоявшись дула пистолета у своего виска, заявил Ваня. – Будь добр, объясни, почему ты приставил мне револьвер к голове, пожалуйста.
- Ну, раз ты так вежлив, - ухмыльнувшись, согласился Джонс, а затем вновь повернулся ко мне. – Хорошо, – тут он на секунду сосредоточился на своих мыслях. – Ну… лично мой мотив заключается в том, чтобы отомстить ему, - сверкнув глазами на Ивана, начал Америка. – Ты знаешь ту историю, которая наделала много шума в начале двухтысячных?
- Что-то с памятью, - не удержавшись, съязвил я. – Хотя нет… если подумать, то я помню… там еще был скандал. Кажется, вы с Иваном сильно поругались… Вся Европа была в ярости…
- Не-ет, Арти. Европа была просто недовольная, а вот Я был в ярости, - в этот момент Альфред провел дулом пистолета у Вани под подбородком. – Помнишь тот день, а, Брагинский?
Россия томно, даже несколько эротично, мимолетно потеревшись о револьвер щекой, прошептал:
- …Прекрасно, – затем он продолжил рассказ, не сводя с Джонса взгляда. – В тот день ты предложил мне стать твоим… А я отказал, - вот о таких подробностях я не был осведомлен. – Но в целом, отказав тебе, я отказал всему миру быть их «сырьевым придатком», на что они, судя по всему, очень не рассчитывали. Увы, но мне по горло хватило девяностых, - Россия нагло потянулся, сидя на постели. – А что касается конкретно твоего предложения, то тебе я отказал просто потому что не хотел.
- Ах, «не хотел», значит, - скептически ухмыльнулся Америка. - Но я припоминаю, что тогда ты сказал мне несколько другие слова, - тут Джонс повернулся ко мне. - Я пришел к нему, когда он был практически при смерти, и предложил помощь, не безвозмездную, конечно, но все же. А что он?! – голос Альфреда сорвался на крик, отчего я невольно вздрогнул. Россия же был по-прежнему невозмутим. – Он улыбнулся, притянул меня к себе, заставив склониться над его кроватью, и прошептал: «Иди к черту…»! Как тебе это нравится?! – повисла небольшая пауза, после которой Джонс вновь повернулся к Брагинскому. – Я сгорал. Сгорал изнутри, Иван. А ты просто «не хотел»?!
- Да. Не хотел, - согласился Ваня. – Я отвечаю за своих людей. А им в те годы пришлось, ой, как несладко. А когда пришел ты… я окончательно понял, что пора завязывать. Что у меня еще есть шанс выжить, есть возможность начать жизнь заново. Если бы я согласился тогда, Альфред… я бы умер. Не в тот же день, и даже не через год. Но я бы умер.
- Да причем здесь это?! – нахмурился Америка. – Ты отказал МНЕ! И это не смотря на то, что я победил в Холодной Войне! Ты был обязан стать моим! Это являлось негласным правилом в нашей войне!
- А тебе одна мысль о том, что я жив, покоя не дает, да? – улыбнулся Россия. – К тому же, официально я уже не являлся тем, с кем ты развязал эту войну. Так что эти «негласные правила» я мог с легкостью нарушить.
Альфреда обуревала ярость. Он уже давно понимал несовершенство системы, которую сам же и создал.
- Как же я тебя ненавижу… - прошептал Джонс, опустив голову.
- Да? А в тот день ты был обо мне несколько иного мнения, - уже без улыбки подначивал Иван. Ему явно надоел весь этот спектакль. – Как ты там говорил? «Посмотри, я поставил весь мир на колени, чтобы добиться тебя. И если бы понадобилось, я бы сделал еще больше…» Твои слова?
- Заткнись! – пригрозил Альфред. – Это было слишком давно! Сейчас я не испытываю к тебе ничего, кроме желания приложить головой обо что-нибудь.
- Это понятно, - Россия демонстративно дотронулся пальцами до свежего синяка на своем лице. – Допустим, это ты сейчас сделаешь, в чем я лично сомневаюсь, но все же. И что дальше?
- А? – казалось, Америка пропустил все, что сказал Иван, мимо ушей. – Дальше?
- Да, - подтвердил Брагинский. – Ведь ты хотел мне отомстить, если мне память не изменяет?
- Ах, это… Ну, да. Я хочу отомстить. Но я тут не поэтому.
- А почему тогда? – удивился Ваня.
- Потому что это приказ моего тайного правительства. Мне велено доставить тебя в Америку. Вообще-то этот приказ был отдан уже давно, но ты постоянно ускользал. Из-за него, кстати, - тут Альфред кивнул головой в мою сторону.
- Из-за меня?! – встрепенулся я.
- Конечно! Сначала ты принялся обниматься с Брагинским в моем подвале, где, вообще-то, вы оба должны были уснуть. Затем помог ему посадить самолет, который, по идее, должен был разбиться, после чего нам бы не представило большого труда забрать Брагинского. В итоге, из-за всех этих грандиозных провалов мы потребовали от твоего начальства запереть тебя в парламенте…
- Но ты же сам помог мне сбежать!
- Да, но я сделал это, только после того, как выяснилось, что Иван уже улетел с острова! И тогда, прознав про ваши гейские шашни…
- И это говорит человек, который сам ради своей «большой и светлой» любви решил поработить весь мир, - не без сарказма перебил я.
- Умолкни, а? А то вообще ничего рассказывать не буду, - надулся американец.
- Молчу-молчу.
- Так вот. Узнав про вашу связь, нам стало ясно, что из тебя выйдет неплохая приманка. И, как видишь, Брагинский клюнул. Круто, да? – в этот момент Джонс повернулся к Ване. – Так что можешь сказать спасибо Арти - это он привел тебя прямо ко мне.
Мне стало очень неловко, поэтому я умоляюще взглянул на Россию и шепнул:
- Прости.
- Да, ладно. Пустяки, - чуть пожав плечами, фыркнул Иван, а затем обратился к Джонсу. – Ну, хорошо. С этим мы разобрались. Что дальше?
- Как что? Сейчас я вас свяжу, потом отправлю Арти обратно в парламент, где его прям-таки заждались, а тебя увезу с собой. Что тут непонятного-то?
- Да все понятно, - невинно похлопав глазками, согласился Ваня. – Можешь приступать.
- А чего это ты такой сговорчивый, а? – встрепенулся Америка. - Что-то мне это не нравится.
- Нет, я просто хочу на это посмотреть.
Альфред гневно фыркнул, не понимая, в чем подвох. Но вскоре он осознал, что держа нас обоих на мушке, ему не удастся никого связать.
- Черт, - выдохнул он и обратился ко мне. – Арти, не мог бы ты не двигаться пару секунд?
- Пожалуйста, - кивнул я, скрестив руки на груди. – Без проблем.
- Вот и отлично, - лучезарно улыбнулся Джонс. И выстрелил мне в левое плечо.
Я повалился на пол, сжав рану здоровой рукой, чтобы та меньше кровоточила.
- Артур! – воскликнул Россия, желая сорваться с места. Но пистолет у виска не дал ему этого сделать.
- Твою мать, Америка! Какого черта?! – собравшись с силами, крикнул я.
- Ну, это чтобы ты не убежал, - заключил он, наблюдая за тем, как я скорчился на полу от острой боли. – Ой, да брось! Это всего лишь плечо! Не умрешь.
- Я… не умру… - прошептал я, сглатывая вязкую слюну. – И ты об этом очень пожалеешь…
- Ага, конечно.
После этого Америка вернулся к своему занятию, продолжив связывать Россию веревкой, вынутой из-за пазухи.
- Ах… - и пусть я страна, и такая рана не страшна для моей жизни, это не делало ее менее болезненной. – Когда я встану, Альфред, тебе не поздоровится…
- Вот встань сначала, а потом угрожай, - ухмыльнулся Джонс. - А то жалко выглядишь.
- Встану, не сомневайся… - огрызнулся я, хотя в голове все мысли уже перепутались.
Но Америка уже не обращал на меня внимания, будучи слишком увлечен своим занятием. Закончив связывать Ваню, он принял героическую позу:
- Вот так, Иван. А ты еще сомневался! Я герой!
- Ну-ну, - пробормотал Россия, бросив взгляд в мою сторону. – С такими «героями», я бы предпочел быть злодеем.
- А ты и есть злодей, - улыбнулся Америка. – Иначе я бы не стремился поработить тебя.

Часть восемнадцатая

Джонс дотащил меня до номера за шиворот, словно котенка, а затем бросил на пол. Я остался лежать неподвижно: слишком много сил я истратил на все это.
- Что ты с ним сделал? – сиплый, но все же узнанный мной голос задал этот вопрос.
- Ничего, - пожал плечами Альфред. - Он просто спекся.
- А… Артур? – взволнованность в охрипшем голосе заставила меня приподнять голову с пола и взглянуть в лицо тому, кто позвал меня.
Иван был привязан к спинке стула, а его руки были крепко зафиксированы на подлокотниках. На его правой щеке виднелся обширный кровоподтек, а из уголка рта стекала кровь, из-за которой он постоянно облизывал губы.
- Ну, что ты молчишь? – Альфред присел рядом со мной на корточки. – Поднимись, ответь ему, а то он подумает, что я тебя еще и головой обо что-нибудь приложил… Ну?
- Да, Иван, я в порядке… - после этого я вновь обессиленно опустил голову на пыльный деревянный пол. – Просто устал немного…
- Вот, так-то лучше, - хмыкнул Америка и, отойдя от меня, плюхнулся на кровать. – Ох… Ну и мороки с вами, ребята…
- Да что ты? – с едким сарказмом в голосе спросил Ваня.
- Ну не просто, это уж точно, - фыркнул Джонс. – Хотя, ладно… У мне же все равно все получилось, так что…
- А чего это ты разлегся, вообще? – удивленно спросил Ваня, хотя и меня этот вопрос довольно сильно интересовал.
- Я жду, пока приедут люди Арти, - утомленно вздохнул Альфред. – Не могу же я оставить его тут валяться! Да и тащить тебя до самолета на руках я тоже не собираюсь.
- Не очень-то и хотелось, - буркнул Ваня. – И вообще-то, это эгоистично с твоей стороны – ты разлегся на мягкой кровати, а раненый Артур лежит на пыльном полу. Тебя совесть не мучает?
Американец приподнялся на кровати и, судя по всему, посмотрел на меня:
- Хм-м-м… Ну, да. Есть немного, - раздался скрип пружин внутри старого матраца, оповестивший меня о том, что сейчас Джонс наверняка направиться ко мне. – Эй, Арти? Ты меня слышишь?
Тут Америка потрепал меня по здоровому плечу. В ответ я вяло поднял голову от пола и взглянул на Альфреда. Как ни странно, но его лицо было немного смущенным и… обеспокоенным? Даже не знаю. После всего этого мне трудно определить его искренность.
- Слышу, - мой собственный голос показался каким-то сухим и потрескавшимся.
Но когда чужие ладони обхватили мои щеки, я почувствовал себя как-то странно…
Америка заставил меня приподняться над полом еще выше и заглянул мне в лицо, на котором сейчас наверняка остались серые пятна от пыли. – Что?..
Неожиданно он притянул меня ближе к себе, так, чтобы я приложился лбом к его плечу:
- Прости… кажется, я и вправду перестарался… - тихий шепот где-то над ухом заставил меня вздрогнуть. – Я… не хотел сделать тебе больно, - после этих слов где-то внутри меня поднялась волна… нет, цунами негодования!
Не хотел?!
Вижу я, как он «не хотел»!
Поэтому я чуть отстранился от него и, на долю секунды задумавшись, ответил ему таким же тихим шепотом:
- Нет, Альфред... Я не прощу… Не хочу прощать. Ты снова рушишь мою мечту, хотя… ты вообще всегда все рушишь… Но сейчас я сам виноват, - поймав немного вопросительный взгляд потемневших голубых глаз, я пояснил. - …Я влюбился.
Видимо, то, что я сказал, Америке не понравилось, потому что после этого он убрал ладони с моего лица и раздраженно взял меня за запястье, потянув вверх, чтобы я окончательно встал с пола, а затем, перед тем как подтолкнуть меня к кровати, мимолетно шепнул мне:
- Твоя вина не в том, что ты влюбился, а в том, что влюбился в того, в кого нельзя. Иван тебе не по зубам. Как и мне.
Затем я почувствовал, как падаю прямиком на кровать, жалобно скрипнувшую подо мной. Тут боль в плече резко дала о себе знать: едва-едва затянувшееся отверстие вновь раскрылось и закровоточило. Я с трудом удержался от стона, стиснув зубы и зажмурившись. К счастью, вскоре боль немного отступила.

На какие-то минуты наступило напряженное молчание. Я, сжав окровавленное плечо, сел на кровати и посмотрел вокруг: Америка стоял в метре от кровати, а Иван все так же был привязан к стулу. Но тут я краем глаза заметил лежащий на прикроватной тумбочке перочинный нож, который Джонс, наверное, забыл там, когда резал веревку.
Буквально в ту же секунду в моей голове появился план. Но я опять-таки не был уверен, что у меня все получится.

Вскоре эта нервная тишина была прервана Альфредом, который тяжело сел на кровать прямо рядом со мной и устало потер виски:
- Отдохнуть бы… - я тут же понял, что необходимо действовать сейчас же!
Я медленно, практически незаметно протянул руку в сторону прикроватной тумбочке, к ножу.
Всего пара сантиметров… еще немного…
Но нет.
Осечка.
Едва мой палец коснулся металлической рукояти, мое запястье оказалось в железных тисках.
- За идиота меня принял? – мое сердце остановилось на мгновение, но затем принялось гонять кровь по венам космически быстро и яростно. Я повернул голову на того, кто сказал мне эти слова. Глаза Америки были полны ненависти, смешанной с превосходством. – Думал, я не замечу? Хах, глупый, глупый Арти…
Но я не мог смириться с тем, что я ничего не могу поделать со всей этой ситуацией. Поэтому я со всей оставшейся во мне силой вырвал запястье из цепких пальцев Америки и схватил нож:
- Ублюдок! – процедил я сквозь зубы, замахиваясь оружием. – Ну почему нельзя хоть раз просто оставить все как есть?! Не трогать мой маленький мир, каждый кусочек которого я зубами вырывал у судьбы?!
Джонс немного замешкался, услышав мой отчаянный восклик, но затем едва заметно улыбнулся, достав из-за пазухи пистолет:
- Не в этот раз, Арти…
Я думал, что сейчас он выстрелит в упор - я упаду, и тогда уж точно ничего не смогу сделать, но тут…
- Артур, осторожнее!
Встревоженный оклик Ивана и выстрел.
…Я ничего не почувствовал. Но мне потребовалась всего пара мгновений, чтобы осознать то, что произошло: Ваня порвал веревки и подставился под выстрел.
- Вот черт! – воскликнул Альфред, увидев, как Брагинский падает на пол рядом с кроватью. – Россия! Вот зачем, а?! Не выстрелил бы я в него! – тут Америка опустился рядом с ним. – Идиот…
- Ваня! – я судорожно отбросил нож в сторону и спрыгнул с кровати, после чего приподнял Россию, положив его голову к себе на колени. – Не нужно было…
Затем мы с Америкой принялись наперегонки расстегивать рубашку Брагинского, чтобы определить, куда попала пуля. Долго рассматривать не пришлось; оказалось, пуля попала под ребро, ровно в то же место, куда Ивана недавно пронзила рукоять двери самолета.
Я склонился над ним еще ниже, неловко прижимая его к себе за плечи одной рукой, ведь вторая рука по-прежнему была прострелена:
- Ты меня слышишь?... Ваня?
А Россия, как ни странно, всего лишь чуть поморщившись, поднял на меня абсолютно спокойный взгляд:
- Слышу, Артур…
- Тебе очень больно? – мой голос так и сквозил волнением.
- Пустяки, - слабо усмехнулся Иван. – В тот раз было больнее…
- Брагинский, мать твою! – крикнул Америка. – И как я, спрашивается, похищу тебя в таком состоянии?!
- Ха-ха… - казалось, Россия вовсе и не чувствовал боли. – Видишь, Альфред, это судьба. И она говорит, что не суждено тебе меня похитить. Ну… не сейчас по крайней мере…
- С-скотина, - с несколько грустной улыбкой протянул Джонс, положив руку на пепельные волосы Брагинского. – Вот это же надо?... Гребанный ты комми…
А Россия улыбался.
Опять улыбался!
И как ему это удается?!
Он лежит на полу, черти где, с простреленным легким, и все равно…
К моему горлу подступил ком, отчего я судорожно втянул воздух, теснее прижавшись к тому, кто сейчас лежал на моих коленях:
- Какой ты все-таки глупый…

Но тут, совершенно неожиданно, дверь в комнату с грохотом распахнулась, и в номер ввалилось нечто пыльное и всклоченное:
- Whoa, ne bougez pas, vous bâtards! – выругалось «нечто» и оказалось никем иным как Канадой. - Вот вы где! – но увидев Америку и меня, склонившихся над обнаженной грудью Брагинского, он не сильно обрадовался. - Qu'est-ce un bordel ici, vous avez organisé?! Какого черта?!
Джонс тут же подскочил с пола и побежал к Уильямсу, оправдываясь:
- Нет, Метти! Ты все неправильно понял!
- Неправильно?! – возмутился Меттью, отпрянув от приблизившегося Джонса. – Так вот чем ты тут, оказывается, занимался! А я, наивный, подумал, то ты тут в опасности! Какой же я идиот! – но тут внимание канадца привлек я. – А ты что тут… так ты тоже в этих оргиях участвовал?! Хоть и звонил: «Я тут бедный и несчастный! Америка гад такой!» А сам?! БДСМ, значит, практикуете?!
- Да все не так! – в ответ крикнул Америка, встряхнув Уильямса за грудки. – Успокойся! Он действительно ранен!
- А? – на какой-то миг эти слова отрезвили Канаду от ярости. – Ранен?
- Да, - к моему удивлению, подал голос Иван, указав на свое простреленное ребро. – И не могли бы вы уже что-нибудь… м-м…
- Тише, тише… - я понял, что России, должно быть, очень больно дышать. – Меттью, насколько мне известно, ты неплохой врач?
Уильямс несколько замешкался; он-то приготовился «рвать и метать», а тут его так… обломали.
- Н-ну да… - промямлил он. – Какого рода ранение?
- Огнестрельное, - ответил я.
- И откуда?
Наступила пауза, во время которой я поднял взгляд на Америку, а тот отвернулся, мол, словно он тут совершенно не при чем:
- Что? – нахмурился он. – Не смотри на меня так! – но я продолжил прожигать его взглядом. – Ну хорошо… хорошо! Да, Метти, это я выстрелил в Брагинского! Но он сам виноват. Нефиг было себя под пули подставлять, вот! Я, между прочим, в Артура и не собирался стрелять!...
- Ох, - шепотом запричитал Канада и подошел к Ване, склонившись над ним. – Вот ни на минуту его нельзя оставить!... Сразу то войну развяжет, то демократию…
- Кхм! – взмутился Альфред.
- …восстанавливает, - закончил Уильямс и, после беглого осмотра ранения, заключил. – Рана достаточно серьезная, пуля наверняка задела нижнюю часть легкого… Я вообще удивляюсь, как Россия может оставаться в сознании… Ему нужно в больницу, потому что сейчас я ничем не могу ему помочь.
- Но как мы поедем?! – спохватился Джонс. – Артур в розыске, его каждая собака в стране теперь в лицо знает! К тому же, чье внимание не привлечет компания перемазанная кровью с ног до головы?!
- Ха, а на этот случай у меня есть идея.
И все бы ничего, но этот голос не принадлежал никому из нас. Мы синхронно обратили свой взгляд на дверь. Даже Иван приподнялся взглянуть на его обладателя.
В дверях стояла уже знакомая нам девушка:
- Ты-то что тут делаешь?! – изумился Америка.
- Тише, Альфред, - шикнул Меттью. – Она со мной.
- Неправда, - прокомментировала девушка, улыбнувшись краем губ, - это ты со мной.
Уильямс притих.
- Что все это значит? – наконец, спросил я.
- Я – агент вашей тайной полиции, Артур.
- Что?
- Что-что… я киллер! – утомленно поправив прическу, ответила «медсестра». – Но мне некогда объяснять вам специфику моей работы. Уильямс, Джонс, берите Брагинского на руки и тащите на улицу. Там стоит темно-синий трейлер. Поняли?
- С какой стати?! – возмутился Альфред.
- С такой, что если ты этого не сделаешь, остальные агенты тебя на ленточки порежут. Хотя я, по идее, тоже должна была бы это сделать…
- Черт, я один не в курсе, что происходит в моей собственной стране?! – вырвалось у меня.
- Нет, - вздохнул Россия. – Я тоже не в курсе.

---

Двадцатая часть

Секунда, две, три…
Я не мог оторвать взгляда от приближающегося обрыва.
«Неужели все так и кончится?» - пронеслось где-то у меня в сознании.
И вновь секунда, две, три…

Когда колеса нашего фургона потеряли под собой опору, я в отчаянии закрыл лицо руками, но тут…
- Да вы только посмотрите, шеф! Чего это вы так съежились?!
К моему огромнейшему удивлению, в ближайшие минуты мы все еще не разбились всмятку о прибрежные скалы.
Поэтому, набравшись решимости, я сначала приоткрыл один глаз, затем другой:
- Э-э-э… - произвольно протянул я. – Мы что? Летим, что ли?...
- Разумеется, шеф! – словно ребенку, ответил мне водитель. – А вы что? Реально думали, что мы разобьемся, что ли?
Я не нашел, что сказать.
- Э-хе-хе… ну, было немного.
- Хах! – этот тип так и лучился восторженной улыбкой. – Тайная полиция – это вам не хухры-мухры! У нас все по высшему разряду, шеф! Наша машинка тот еще «Киндер Сюрприз», ха-ха!
- …А сам ты откуда? – неожиданно раздалось за моей спиной. Я резко обернулся, так как этот голос принадлежал никому иному, как России.
- Ваня! – вырвалось у меня. – Ты очнулся?!
Брагинский слегка улыбнулся:
- Ты так орал, что тут не только я, тут мертвый проснется…
Я почувствовал, что к моим щекам резко приливает кровь.
Вот же черт…
- Так откуда ты? – вновь спросил Иван, обратившись к водителю. – Не из России случайно?
- Не, не оттуда, - отмахнулся водитель. – Я ж местный!
- М-м…
- …но мой батя из России.
Брагинский едва удержался от хохота:
- А то я и погляжу – вроде болтаешь на английском, а ведешь себя как русский…
- Пф-ф, - нахмурился мужчина. – Но я даже не знаю, радоваться мне от этого или плакать. Мой батя все обратно к вам норовил укатить, хотя я, в принципе, и не против был, если б меня сюда не взяли… Просто ребята из отдела увидели, как я батину машину-то водил… Ну и загребли меня в полицию! От такие дела, - в конце водитель цокнул языком, завершив рассказ.
Повисла короткая пауза, которую я сам же и прервал, повернувшись к Брагинскому:
- Как твоя рана? Сильно болит?
- С такой-то дозой обезболивающего? – отмахнулся Россия.
- Ну, все равно, - настоял я. – Рана все-таки серьезная как-никак…
- Ох, даже если я скажу, что мне безумно больно, настолько, что хочется разорвать собственную грудь, чтобы вытащить эту чертову пулю, то, боюсь, легче ни тебе, ни мне не станет, - слабо усмехнулся он, от чего я несколько расстроился.
Просто он говорил об этом так, словно его совершенно не волнует, что я действительно о нем беспокоюсь.
Но, видимо, он все же заметил мое понурое лицо, и кончиками пальцев коснулся моей щеки:
- Не расстраивайся, Артур… Я же прекрасно понимаю, что ты бы сделал все, что возможно, но… сейчас ты ничем мне не поможешь, поэтому я не хочу тебя огорчать. Понимаешь?
- Да, - тихо ответил я, впитывая в себя его нежные прикосновения.
- Кхм! – раздалось за моей спиной. – Я, конечно, уже ничего против вашей гейской интрижки не могу сказать, но давайте-ка пораскинем мозгами над тем, что мы скажем нашим боссам, - неожиданно рационально спросил Америка. – Вряд ли они будут счастливы оттого, что их подопечные самовольно нашли себе пассий из списка идеологических врагов.
Ваню это почему-то позабавило:
- А ты прав. Хотя лично мне ничего придумывать не надо: я как хотел начистить тебе рожу, так и хочу, а что касается Артура, то мои боссы, скорее всего, будут рады. Ибо я сейчас только и делаю, что стараюсь понравиться Западу…
- Не, ну а мне, например, что прикажешь делать?! – негодовал Джонс. – Я практически страну предал! Сижу в одном летающем трейлере со своими врагами!
- А скажи, что я зверски тебя избил, - ухмыльнулся Брагинский, разминая пальцы. – К тому же, я для правдоподобности тебе сейчас отличный «грим» организую…
- Э-не-не! – в панике замахал руками Альфред. – Не надо! Ладно… скажу, что операция сорвалась из-за того, что вас спасли парни из отряда тайной полиции… Мое правительство ведь осведомлено об их существовании?
- Да, наверное, - неопределенно ответил я.
- Ну, в принципе, уже все равно… Мне влетит в любом случае, - горестно вздохнул Джонс.
И тут у меня создалось впечатление, будто сейчас свои проблемы обсуждают не страны, а девочки-восьмиклассницы, без спроса сбежавшие на свидание. Хотя, в какой-то степени, так оно и было.
После этого я решил отвлечься на другую тему и вновь подошел к водителю:
- А как это работает? – спросил я, выглядывая из окна.
- Что именно? – несколько меланхолично переспросил водитель.
- Ну, как именно мы летим?
- Очень просто. Под капотом этой малышки есть очень неплохой движок, а на дне так же есть парочка отличных винтов, плюс реактивный двигатель для увеличения тяги и подачи воздуха к винтам.
- Какая интересная конструкция, - пробормотал Америка, стоя у меня за спиной. – Слушайте, парни, а, может, вы продадите мне чертежи этой штуки? Ну, мне б такой пригодился, чтобы быть как настоящий супер-герой!
- А не затем ли, чтобы за мной было удобней шпионить? – скептично спросил Россия.
- Да!… Ой… то есть нет! - замялся Альфред, пунцовея от стыда. – То есть… ну… Ай, ладно.
- А мы бы все равно вам ее не продали, - меланхолично ответил парень, сидящий поодаль от нас. – В конце концов, мы со своими конкурентами не сотрудничаем.
- Так что обломись, Джонс, - улыбнулся Иван. Кажется, он наконец-таки осознал всю ситуацию, и от этого к нему вернулась прежняя антипатия к Альфреду, которая сформировалась у него, судя по всему, за последнее столетие на генетическом уровне. И меня это, скажем так, немного насторожило.
- Сам обломись! И вообще, если б не эти ребята, ты бы сейчас уже был в Пентагоне, а я бы лично тебя допрашивал!
- Ну-ну, - вновь нацепив свою непроницаемую улыбочку, хмыкнул Ваня. – Если бы. Но не судьба. А за эту пулю, Америка, - Россия указал пальцем на отверстие в окровавленной рубашке, - ты мне еще ответишь, помяни мое слово.
- Весь в нетерпении, - нахмурился Джонс и демонстративно отошел в дальнюю часть фургона, к Канаде.
После этого уголки губ Ивана растянулись еще шире.
Ой, что-то мне это не нравится.
Совсем не нравится…
Я подошел к Брагинскому и, подсев рядом, дотронулся до его запястья:
- Ваня…
- М? – он окинул меня совершенно наивным взглядом.
- Что ты задумал?
После этого вопроса взгляд Ивана стал гораздо более осмысленным:
- Да ничего…
Я крепче стиснул его пальцы в своей ладони и понизил голос:
- Не ври мне. Я же вижу, что Америка разозлил тебя.
- Ты прав… Хотя, по сути, он меня всегда злил.
- Да ладно тебе, мы же оба понимаем какой он…
- Идиот? – невинно похлопав своими светлыми густыми ресницами, закончил Брагинский.
Я не смог сдержать улыбки.
- Ну, да… Так что не злись на него, хорошо?
Тут Россия повернулся к тому парню, что сидел в метрах трех от нас и увлеченно играл в свой КПК. Когда на нас все-таки обратили внимание, Ваня улыбнулся и совершенно непринужденно спросил:
- М-м-м… А можно мне вышвырнуть Америку из фургона?
- А зачем? – словно его спросили о наличии мозга, ответил парень.
- Он меня раздражает.
- Не, нельзя, - вновь уткнувшись в КПК, пробубнил этот мальчишка. – Вот прилетим на базу, а там делай с ним все, что душа пожелает… А сейчас прошу меня извинить.
Расстроенный отказом, Россия вновь повернулся ко мне.
- Жаль.
Я смотрел на него в упор. Странно, но я впервые не чувствовал смущения от того что настолько откровенно рассматриваю чье-то лицо. На тот момент это показалось мне абсолютно естественным и правильным…
Но Россия, кажется, начал немного от этого смущаться. Он бросил на меня косой взгляд и отвернулся так, чтобы я не видел его лица, при этом сделав вид, что в той стороне, куда он смотрел, он увидел что-то очень интересное.
- Иван?
Брагинский немного нехотя вновь повернулся ко мне:
- Да? – но когда я снова уставился на него, он внезапно выдал. – Не смотри на меня так…
- А?
- Просто… когда ты так сморишь на меня, мне начинает казаться, что я делаю что-то неправильно и от этого чувствую себя глупо…
Я лишь тихо выдохнул и, внутренне улыбнувшись, потянулся к его лицу, мягко целуя в теплую щеку.

Тебя ничто не испортит…
Ни раны, ни кровоподтеки на лице…
Я готов смотреть на тебя часами, если бы это было возможно.
Ведь ты мне так нравишься. Все в тебе, до последней черточки: как ты хмуришься и улыбаешься, как смеешься и как плачешь…
И как я не замечал этого раньше?…
…Интересно, а чувствуешь ли ты ко мне тоже самое?

Все эти мысли пронеслись в моей голове всего за пару секунд, когда я губами ощущал сухую и теплую поверхность его кожи.
Отстранившись, я увидел, насколько Иван смутился, хотя он уже целовал меня так, тогда, в отеле.
- Эм… Ваня? Тебе неприятно?
Брагинский окинул меня немного сонным взглядом:
- Приятно… - пробормотал он. – А поцелуй меня так… еще раз.
- Ч-что? – я даже опешил от такой просьбы. Ведь мы итак находимся в неподходящем месте, и я сделал это только в тот момент, пока на нас никто не смотрел. Сейчас же в нашу сторону как назло пристально уставился Америка.
- Но на нас же смотрят… - прошептал я. – Мне как-то неловко…
- М-м… ладно, - и хотя Россия постарался скрыть свое расстройство, я чувствовал, что на самом деле он огорчен.
- Но я обещаю – как только мы будем одни, то я буду целовать тебя, сколько захочешь.
…Ой, кажется, теперь уже я засмущался от собственных слов. Но Иван, судя по всему, этого не заметил и вновь улыбнулся мне:
- Хорошо~
От одной его улыбки все внутри меня переворачивалось от радости. Радости неописуемой, необоснованной и наивной.
И хотя было не время и не место признавать это - я был влюблен по уши. И даже боль от простреленного плеча затухала перед этим чувством.

Я сидел, прижавшись к Ивану вплотную, и наслаждался своими внутренними ощущениями, как вдруг…
- Хей! Парни, глядите-ка! Там внизу на нашей базе нам уже приготовили великолепный сюрприз!
Издалека мне не было понятно, о чем речь, но когда наш «фургон» приземлился, я понял.
…Я мог ожидать чего угодно: радужного пони, Белоснежку и семь гномов, Халка, говорящего осла и цирк карликов… но только не Францию!

Двадцать вторая часть

Сначала я испуганно замер, боясь пошевелиться, но мягкие движения чужих губ и их вкус быстро вывели меня из состояния оцепенения. И я, прикрыв глаза, начал активно отвечать на поцелуй: одной рукой обняв Ваню за плечи, а второй – поясницу, я упивался этим моментом. Я целовал его так, словно я жаждущий, заблудившийся в сухой пылающей пустыне, который наконец-то нашел свой оазис.
Брагинский же ерошил ладонью мои волосы, а другой рукой гладил спину, сминая пальцами рубашку.
Как же приятно…
Где-то внутри я чувствую свое бешеное сердцебиение, от чего воздуха в легких внезапно начинает не хватать. Но отстраняться от России у меня нет абсолютно никакого желания, этому я лишь на секунду разрываю контакт между нашими губами, и то, лишь только для того, чтобы глотнуть воздуха. Мое молчаливое предложение продолжить Иван, скорее всего, поддержал, потому что вскоре уже обе мои руки обвивали его плечи, творя беспорядок на голове, а его руки в свою очередь свободно гуляли под моей рубашкой.
Но все же через несколько минут этого горячего языка мне стало недостаточно, и я, поддавшись возбуждению, немного смазано принялся целовать все его лицо: теплые щеки, веки, скулы, а затем снова возвращался к губам… Я целовал все, что только мог; остервенело, словно обезумев, так, как будто Иван вот-вот раствориться в воздухе.
И мне это нравилось.
Но когда наше дыхание окончательно сбилось, Россия приобнял меня, не страстно, не грубо, а очень осторожно, словно между нами ничего до этого не было, и влажно шепнул мне на ухо:
- Ты правда выполнишь свое обещание?
Я лишь коснулся кончиков его губ в легком поцелуе:
- Да…
- Прямо сейчас?
- Прямо сейчас, - нетерпеливо согласился я, предвкушая что-то очень… волнующее.
Говоря о моем обещании, Россия имел ввиду то, что я сказал тогда, в фургоне…
«... Но я обещаю – как только мы будем одни, то я буду целовать тебя, сколько захочешь…»
Как ни странно, но это был один из редких случаев, когда желаемое и возможное совпадают, поэтому я чувствовал себя как никогда счастливым.
И я, невзирая на ноющее плечо, крепко прижался к нему, на что он ответил тем же, при этом подталкивая меня к кровати; мы синхронно опустились на простыни, из-за чего пружины под нами тихо скрипнули.
Мгновения, секунды, минуты… все приобрело огромное значение. Я едва успевал отслеживать движения его пальцев на моей коже, поэтому скоро пришел к выводу, что пора бы мне приступить к… выполнению обещания.
Через пару мгновений я вновь притянул его лицо к себе, обхватив ладонями щеки, казалось, все еще чуть влажные от моих поцелуев. Наши губы вновь соприкоснулись: язык Ивана сначала прошелся по моим зубам, а затем, проникнув глубже, скользнул по нёбу и вовлек мой язык в страстный танец, являющийся ничем иным, как борьбой за первенство в поцелуе.
Но при всем этом, мы продвигались дальше: вскоре я, не разрывая контакта губ, залез к нему на колени, обвивая руками его сильное, изящное тело, поглаживая лопатки и поясницу, от чего временами он, тихо, с придыханием, шептал мне в губы что-то неразборчивое. Этот шепот лишь распалял мое желание, из-за чего я обвил ногами его талию, уплотняя контакт. Мои пальцы сами потянулись к пуговицам его больничной рубашки, обнажая бледную кожу на шее, не прикоснуться к которой было бы просто преступлением. Поэтому через пару мгновений я оторвался от его губ и опустился ко впадинке правой ключицы, пробуя нежную кожу на вкус.
Он такой теплый, мягкий, приятный… поверить не могу, что когда-то мог ненавидеть его!
Я принялся мягко водить по впадинке языком до тех пор, пока Ваня не издал первый, тихий, смешанный с выдохом, стон. После этого я провел влажную дорожку языком по его шее, подбородку и линии губ, чтобы вновь соединить нас в поцелуе. Неожиданно Брагинский резко перенял на себя инициативу в этих ласках: ловко расстегнул первые три-четыре пуговицы моей рубашки (остальные же просто осыпались на пол с тихим стуком, ибо терпения на них ни у меня, ни у него уже не осталось) и, проведя ладонями по моему торсу, смял пальцами открытый от бинтов сосок. Я чуть было не застонал от нахлынувшего возбуждения, но сдержался, лишь судорожно вздохнув. Уловив легкий смешок Брагинского, я вновь притянул его лицо к себе, но на этот раз не к губам, а к груди. Намек Россия понял сразу же: сначала он опалил дыханием мою шею, едва-едва коснувшись ее кончиком языка, а затем начал опускаться ниже, до тех пор, пока не начал обводить влажные круги вокруг чувствительной горошины на моей груди. Я же слегка ерошил его волосы, стараясь не начать стонать в голос, уже не столько от возбуждения, сколько от осознания всей ситуации.

Боже, как же это… что со мной происходит? Так близко, так жарко… мне нечем дышать… Я… я плавлюсь в его объятьях, словно свечка… Но я не могу, уже не могу сбавить обороты, ведь мне нужно еще… еще тепла, еще прикосновений, еще Ивана… Его рук, его губ, его дыхания… Нет, нет-нет, я не отпущу его… Ни сейчас, ни потом… Не отпущу и не отдам… никому. Никогда.

Но вот, когда Брагинский уже потянулся к резинке штанов моей больничной пижамы, раздался грохот – что-то внезапно ввалилось в нашу палату. Я испуганно сжался на коленях Вани, пряча лицо в руках.
Как стыдно-то…
Но через несколько мгновений я все же решился украдкой взглянуть на того, кто столь бесцеремонно прервал нас на… таком моменте. Я чуть вытянулся, выглянув из-за широкого плеча России, - моему изумлению не было предела! На полу, растянувшись во весь рост, лежал, кто бы вы думали?
Да, именно он.
Франция!
Но это было еще не самое страшное, потому что рядом с ним валялся телефон в режиме съемки.
УРОД!
- Ах ты, скотина! – вырвалось у меня. – Какого черта, Франция?!
Я вскочил с коленей Брагинского и подошел к Бонфуа, который, по всей видимости, пытался притвориться мертвым, что, если быть откровенным, у него не очень-то получалось. Тогда я со всей силы пнул его под зад, от чего он возмущенно воскликнул что-то на французском и растерянно встал с пола:
- Извините меня, mon cher. Виноват.
- «Виноват»?! – негодовал я. – Да ты..!!! ТЫ! – никаких слов не хватило бы, чтобы описать мое возмущение, хотя я сам не понимал из-за чего больше: из-за того, что он подсматривал за нами или из-за того, что он так не вовремя ввалился. Просто он даже не представляет, как долго я ждал того момента, когда мы с Иваном могли бы побыть одни! А он вот так взял и все испортил!
- Понимаю… - пробормотал француз, пытаясь поднять телефон, но я перехватил его руку.
- Это, между прочим, вторжение в личное пространство! Я тебя по судам затаскаю! Скотина! А это будет как доказательство!
Я схватил мобильный в руки, но тут почувствовал, что кто-то мягко отнял его у меня:
- Не думаю, что это хорошая идея, Артур, - улыбнулся Россия, повертев аппарат в ладони. – Думаю, можно поступить намного проще, - и после этого, не меняясь в лице, Брагинский сжал телефон так, что тот трагично хрустнул и пластмассовыми обломками осыпался к ногам Бонфуа. – Франция, надеюсь, ты так больше не будешь? Ну, или иначе в другой раз на месте этой безделушки могут оказаться твои пальцы.
- Д-да-да, конечно, Россия, - испуганно распахнув глаза, пролепетал француз. – Конечно...
- Вот и хорошо, - заключил Брагинский. – А теперь не мог бы ты нас оставить?
Бонфуа остервенело закивал головой, ретируясь к двери.
- И-извините! – крикнул он уже из коридора.
Когда торопливые шаги стихли, я вернулся и сел на кровать.
…Черт, этот урод сбил весь настрой! Ненавижу.
Через пару мгновений рядом со мной сел и Ваня, приобняв меня за плечи:
- Ничего, Артур… - прошептал он, прижавшись губами к моим волосам. – У нас еще будет время…
Я умиротворенно вздохнул, нежно обнимая его в ответ:
- Надеюсь, ты прав…
Теперь все вокруг погрузилось в какую-то странную тишину, ведь всего пару минут назад воздух здесь был раскален до предела и наполнен шумными вздохами, тихими стонами, а теперь спокоен… Так странно.
Но единственным, что утешало меня и давало спокойствие, был Иван. Я просто сидел рядом, облокотившись на его плечо, но одно только это уже делало воздух вокруг теплее, а свет – ярче. И для этого мне достаточно было просто сидеть рядом…
Так странно, да?
Мы просидели в этой тишине… хм, даже не знаю, сколько. Минуту, две, десять? Возможно. Но меня это совсем не угнетало, наоборот, я даже побаивался, что Ване надоест, и он первым отстранит меня. А он этого не делал. И от этого мне так хорошо…
Но все равно странно. Да.

В конце концов, я окончательно смирился с тем, что продолжить прерванное у нас не получиться, и, легко прикоснувшись к щеке России пальцами, встал с кровати. Брагинский бросил на меня взгляд:
- Куда ты?
- Да так… Может, прогуляемся? Ведь мы не можем прятаться здесь вечно… Нужно выяснить, как обстоят дела, разобраться с тем, что мы будем делать дальше…
- Да, Артур, пожалуй, ты прав, - кивнул Иван, тяжело поднимаясь с кровати.

Через пару минут мы уже были на улице, где практически сразу наткнулись на здешнего начальника, который оживленно что-то обсуждал с Францией.
- О, с вашей стороны это так благородно, - улыбался мужчина, пожимая французу руку.
- Благородно что? – послав к чертям свою тактичность, встрял я, ибо все, что касается Бонфуа, уже по определению является бестактным, вульгарным и не терпящим отлагательств.
- О, господин Керкленд, вы уже очнулись? И мистер Брагинский тоже?
- Да, как видите.
- Замечательно.
- Так о чем идет речь? – не унимался я.
- Месье Бонфуа великодушно согласился предоставить вам некое «убежище», до тех пор, пока вы не решите вернуться к себе домой.
- Что? – недоверчиво переспросил я. – Ну, нет, не надо нам от НЕГО никакого убежища. Сами справимся, да, Иван?
Россия же решил благоразумно промолчать, выжидательно уставившись на моего заклятого «друга».
- Иван, - начал Бонфуа, - понимаю, что, возможно, утром я поступил не слишком обдуманно по отношению к вам, но… прошу, позволь мне загладить мою вину.
- Не надо, не надо, - я прищурился, пристально смотря на Францию. – Знаю я тебя…
- Ну-ну, Артур, не стоит быть таким категоричным, - улыбнулся Франциск. – А что, если этим «убежищем» будет мой особняк на Сейшелах?
И в тот же момент Россия изменился в лице, хоть ничего и не сказал. Я же на секунду задумался.
- Иван? – я повернулся к нему. – М-м… так… что? Мы же откажемся?..
Брагинский молча взял меня за руку и отвел метров на пять в сторону, после этого жалостливо посмотрел на меня:
- Арту-ур…
- Что? – пробубнил я. – Да, предложение, конечно, заманчивое… но это же Франция! Я не хочу опускаться до того, чтобы просить у него помощи!
- А мы и не просим, он же сам предложил… - на лице Вани было ТАКОЕ жалостливое выражение, что отказать было просто невозможно. – Ну, Арту-ур…
- Ох… - этот голос вызвал у меня мимолетную улыбку, но все же я старался не выказывать своих чувств.
- …Артур? – уже более настойчиво протянул Россия. – Мы же поедем на Сейшелы? М-м?
- Н-н-ну… хорошо-о… - вымученно согласился я. – Поедем, поедем.
- Я очень рад, - улыбнулся Иван и быстро чмокнул меня в висок. – Спасибо, Артур.
И вот, через мгновение мы уже вернулись к Франции и начальнику тайной полиции:
- Так что вы решили, mon cher? – спросил Бонфуа.
- Мы согласны! – счастливо улыбаясь, оповестил Россия.
- Я и не сомневался, - в ответ улыбнулся Франциск. – От такого откажется только круглый дурак.
На это высказывание я лишь возмущенно фыркнул, чем вызвал улыбку Ивана:
- Так когда мы отправляемся?
- Сегодня же, - ухмыльнулся полицейский. – У вас мало времени.

Двадцать четвертая часть

Меня осенило.
Я вспомнил про конверт, который мне передал Франция, и пусть на тот момент его содержимое показалось мне бестактным и возмутительным, сейчас, как говорится, «все средства хороши».
Там лежал комплект нижнего белья.
Но какого!
От одной мысли, что я надену ЭТО, мне стало не по себе… столько всяких мелочей… Возмутительных, вызывающих мелочей! Одни эти чулки!.. и тонкие черные кружевные перчатки по самые локти…
Боже, Боже… какой позор.
Но выбора у меня не было. Я же не могу просто подойти к Ване и наброситься на него, как орангутанг в брачный период! Я его только напугаю. Хотя он сам виноват. Нужно… кхм, вовремя думать о желаниях того, кто в тебя влюблен…
И кто может сказать мне, что я не прав?
…Вот именно.

Поэтому я, переборов внутреннее сопротивление и гордость, взял конверт и, опасливо озираясь по сторонам, направился в одну из спален, предусмотрительно заперев дверь на замок, а то как бы чего не вышло…

Спустя 20 минут…

И откуда Франции, спрашивается, знать мои размеры?! Весь этот антураж на мне как влитой! Словно на заказ шили… Бред какой-то.
Я, в который раз за это время, взглянул на себя в зеркало. Господи Всемогущий, как это вообще может быть: я надеваю эротическое белье, чтобы соблазнить БРАГИНСКОГО.
До чего я докатился?! Россия меня не хочет!

…Оно черного цвета: сетчатые перчатки без пальцев, до локтя, и такого же типа чулки выше колена, заканчивающиеся мелким кружевом, еще… ну, не знаю, для трусов они слишком длинные, а для шорт – короткие, но это не столь важно. А еще, в довершение всего – бархотка на шею, с маленькой брошкой.
Кхм, не скажу, что это отвратительно, но… глупо я чувствую себя в любом случае. В этом прикиде я выгляжу как какой-то мальчик-по-вызову!
Я вновь критично покрутился перед зеркалом. В принципе, смотрится нормально, но все-таки… на мне все это странно выглядит, просто потому что это я! Артур Керкленд!
…Хотя кого я обманываю? На первое апреля я и в форму медсестры наряжался, так что надо признать, что женские шмотки на мне неплохо сидят.

Пригладив рукой волосы, я вздохнул. Ну, если и после ЭТОГО Иван ничего не сделает, то придется вернуться к варианту с наручниками. Он отлынивает от выполнения своих прямых обязанностей! Поэтому мне и приходится брать дело в свои руки!
Через какое-то время я накинул на себя длинный халат и надел тапки, чтобы спрятать все это, после чего вышел в коридор.

…Смеркалось.

Я, будучи разнаряженным во все это барахло, до самой ночи не показывался Ване на глаза даже в халате. Но вот, когда тот, лениво потягиваясь, направился в спальню, я бесшумно проскользнул следом за ним.
Ваня разделся по пояс и лег на кровать, накрывшись легким одеялом. Я же тихо подошел к нему, на что Россия, не открывая глаз, улыбнулся:
- Артур~ - я с вожделением запустил пальцы под одеяло, поглаживая его плечи и грудь. - …Что ты делаешь?
Я промолчал и продолжил массировать расслабленные мышцы, сосредоточенно прислушиваясь к собственным ощущениям и прерывистому дыханию Вани. Вскоре он открыл глаза:
- Ты хочешь сегодня спать здесь? – двусмысленно поинтересовался Брагинский, присматриваясь ко мне в темноте.
- Мгм… - потянул я, обводя подушечкой пальца его кадык, поднимаясь к щекам и губам.
В ответ Россия фыркнул что-то нечленораздельное и обнял меня в области талии, не вставая с кровати. Я же навалился сверху, а еще через пару секунд оседлал его, улегшись на широкую грудь. После этого я попытался потянуться за поцелуем, но Ваня решил, что еще не время и начал развязывать пояс моего халата; я взволнованно прикидывал в уме варианты его реакции, когда он увидит, во что я одет, но когда пальцы Брагинского прошлись по моей груди, я резко выдохнул, а все мысли тут же улетучились из головы. Легкие поглаживания чувствовались все ниже и ниже, однако, стоило пальцам России наткнуться на кружева чулок, он тут же убрал руки.
- А?.. - я обескураженно всматривался в темные черты лица русского. – Ваня?..
Неожиданно Брагинский затрепыхался подо мной, видимо, отчаянно стараясь найти включатель от лампы на прикроватной тумбочке. Когда свет проявил мой внешний вид, Иван резко стряхнул меня с себя и вскочил с кровати. Его фиалковые глаза расширились от, казалось, неописуемого ужаса:
- …Артур…
Я не никак не мог понять, что происходит, поэтому остался сидеть на кровати, смущенно прикрывшись простыней.
- Что случилось? – едва сдерживая дрожь в голосе, спросил я. – ..Ваня?
К моему огромному удивлению, Россия даже отпрянул от меня на шаг, а затем, с паническим блеском в глазах сипло произнес:
- Что ты… с собой сделал, Артур? Что ЭТО такое?!
Я смутился еще сильнее, стараясь не сталкиваться с Иваном взглядом:
- Это?… ну… я лишь хотел, чтобы ты вновь… обратил на меня внимание. Просто с того момента, как мы приехали сюда, ты даже ни разу… не поцеловал меня…
- Это ужасно! – истерично воскликнул Брагинский: его дыхание сбилось, а глаза лихорадочно метались по комнате. – Ради всего святого, сними все это с себя!… Немедленно!
- Но почему?... – спросил я, вцепившись в край простыни и притягивая ее к себе. – Я не понимаю…
- «Не понимаешь»! – крикнул Иван, но вскоре все же сбавил обороты, взяв себя в руки. – Да ко мне Беларусь по два раза каждый день в таком антураже является! КАЖДЫЙ ДЕНЬ! Это… это просто ужасно!.. – бледнея, Брагинский даже встряхнул головой, отгоняя навязчивые образы. – Поэтому просто сними… все это. Я не могу смотреть, как ты портишь себя этим вызывающим тряпьем.
И тут во мне поднялась волна негодования. Я отбросил от себя простыню и подошел к России вплотную:
- Знаешь, что?! – возмутился я. – Между прочим, в это «тряпье» я оделся ради тебя! А ты за эти два дня даже не соизволил уделить мне должного внимания! Разве это нормально?!
- НО ЭТО НЕ ПОВОД ОДЕВАТЬСЯ КАК ШЛЮХА! – агрессивно прорычал Брагинский, сжав кулаки.
От такого тона я даже немного сгорбился, сдерживая дрожь в коленях:
- Т-то есть… я теперь… – сказанное Иваном эхом проносилось в моей голове, от чего к горлу подступил ком. Я резко развернулся и схватил с пола халат. – Я ухожу… - Брагинский хотел было что-то возразить, но я жестом остановил его речь.
После этого я выбежал из спальни и скрылся за ближайшей дверью, предварительно заперев ее на щеколду.

Что это вообще было?.. Он накричал на меня!… И из-за чего?!...
Боже, скажи, что все это происходит не со мной… Пусть выяснится, что то мороженое, которое я съел, было просрочено, и сейчас я валяюсь с температурой в бреду. Ну, пожалуйста…

Но нет. Увы.
От всего этого внутри меня особенно болезненно сжалось сердце.
Я ведь не хотел с ним ссориться, просто… откуда мне было знать, что у него панический страх перед вызывающим нижним бельем?! И вообще! Это он виноват! Я его н… ненави… Нет. Я люблю его. И люблю очень сильно, иначе мне не было бы сейчас так обидно…
Я осел на пол, прислонившись к стене, но тут мой взгляд упал на кружевные перчатки.
Да будьте вы прокляты! Это все из-за вас, никчемные тряпки! Ненавижу!
После этих мыслей я начал остервенело рвать в гневе полупрозрачную ткань.
А ведь я так и знал, что все это плохая затея!

…Но тут в дверь постучали.
- Артур, это я! – раздалось снаружи. – Открой мне! Ты все не так понял!
- А что тут понимать?! – в ответ крикнул я. – Я тебя не интересую, раз меня можно сравнить со шлюхой! А, между прочим, это твой друг-враг-хрен-разберет-кто-он-тебе-там Франция мне дал эти тряпки!
- Да я уже догадался, - ответил Брагинский, и я почувствовал, как он слабо улыбнулся. – Прости меня, я должен был сразу додуматься, просто… ну, понимаешь, я так привык видеть что-то подобное на Беларуси, что ничего, кроме животного ужаса оно во мне не вызывает… Я просто… ну, да, я испугался! Можешь посмеяться - Россия боится кружевного белья… Мне очень стыдно. Поэтому открой мне, пожалуйста…
- Ты хоть сам веришь в то, что говоришь?!
- Артур!
- Эти два дня я для тебя вообще не существовал! Словно не было ничего! Словно я не убегал ради тебя из парламента, словно не рисковал жизнью, трясясь в летающем трейлере! Неужели я не заслужил твоего внимания?! Да ты вообщ…
Но договорить мне не удалось, потому что дверь в спальню открылась сама собой. То есть ее открыл Иван. То есть он снял ее с петель к чертовой матери!
Я ошеломленно уставился на Брагинского: раскрасневшийся, со сбитым дыханием и дверью в руках. Хоть памятник лепи, ей-Богу.
- Артур… - твердо позвал он и положил дверь на пол.
При виде столь абсурдной картины, я даже забыл, что пару минут назад чуть не расплакался как брошенка:
- Так. Ты только что выломал дверь, - критично смотря прямо на Россию, заключил я.
- Да нет, - отмахнулся Ваня, - просто с петель снял… Поставлю обратно – будет как новенькая, никто и не заметит… Ну-у… по крайней мере, я так думаю, - отводя эти мысли в сторону Брагинский встряхнул белокурой головой. - Кхм, Артур, прекрати это. Я же объяснил в чем дело, поэтому успокойся, ладно? Я не хотел тебя обидеть.

Да, признаюсь, сначала мне, конечно, хотелось продолжить обижаться на него, но потом я решил, что порчи имущества в доме Франции вполне достаточно, для того чтобы его простить.
- Я понял, - чуть надувшись, ответил я и вздохнул. – Ладно… И вообще, теперь я хочу есть. Пошли на кухню?
- Хорошо~
- Тогда выйди отсюда, мне нужно переодеться, - смущенно пробубнил я, отворачиваясь от него, чтобы он не видел, как я покраснел, после чего начал стягивать с себя разодранную в гневе перчатку.
Но Иван не спешил покидать комнату, которая, к слову, оказалась малой гостиной. Я выжидательно посмотрел на Россию: в его глазах внезапно появился странный блеск, а губы растянулись в слабой улыбке. На немой вопрос в моих глазах, Иван сделал шаг мне на встречу:
- А ты знаешь… может, я и неправ насчет… этой одежды. Тебе даже идет.
Я в изумлении распахнул глаза.
Что-что он только что сказал?
- Чего?..
Брагинский, не обращая внимания на мое обескураженное выражение лица, продолжил приближаться ко мне, таким образом подталкивая меня к небольшому дивану:
- Однако, она мне все равно не нравится… поэтому я, пожалуй, лично сниму ее с тебя~
Когда Россия делал шаг мне навстречу, я делал шаг назад, пятясь до тех пор, пока не почувствовал диван за моей спиной. Всем телом я чувствовал необычайный прилив возбуждения: в нетерпении покалывало пальцы и губы, а сердце учащенно билось, однако сознание не было столь же готово к такой перемене в поведении Брагинского.
- Ты что задум…?! - начал было я, но Иван подскочил ко мне и мягко повалил на диван, нависая сверху. – Россия?!
- Тише… - прошептал он, смотря мне прямо в лицо.
И я затих. Точнее, я практически задержал дыхание, в изумлении уставившись на русского. Мое тело, независимо от меня уже вновь подрагивало, предвкушая нечто приятное.

В этой гостиной свет горел только в дальнем углу: помещение тускло освещало лишь настенное бра, поэтому здесь, в полумраке, глаза Ивана, казалось, поблескивали возбужденными огоньками. Он ласково погладил меня по щеке, после чего его пальцы прошлись по моей скуле, а затем едва задели брошку на черной ленте бархотки. Я нервно сглотнул, но под прикосновения подставился. Через какой-то период времени, Брагинский убрал ладонь с моего лица и, взяв за запястье именно той руки, что была одета в перчатку, поднес мою кисть к своим губам. Он стягивал ткань медленно, каждую секунду покрывая всю мою руку и каждый палец в отдельности легкими поцелуями. Когда же перчатка была отброшена куда-то в сторону, Иван слез с дивана, став рядом с ним на колени, а меня заставил сесть:
- Позволь мне… - протянул он, обхватывая мою лодыжку, и, приподняв ее, вытянул всю ногу. После этого его руки мягко прошлись по поверхности чулка вверх, к кружевным креплениям. Иван снимал с меня это нарочито медленно, хотя я сам уже изнывал от предвкушения чего-то большего. Он словно изматывал меня, проверял на сдержанность, ведь каждое его действие было покрыто огромным слоем целомудрия. Когда моя нога была, наконец, обнажена, Брагинский поцеловал мое колено.
И тут я не выдержал.
Обхватив ладонями его лицо, я наклонился к нему и, сгорая от стыда, прошептал:
- Прекрати меня дразнить, Россия… Я хочу, чтобы ты взял меня.
Иван на секунду задумался:
- А как же прелюдии? - хохотнул он. – Ты же хотел их, когда одевал на себя все это, м?
- Хотел, - я оскалился и заставил Брагинского чуть приподняться. – Но не сейчас, потому что последняя неделя моей жизни это и так одна сплошная прелюдия... Так что прекращай выделываться и трахни меня уже, в конце концов.
Я только через пару мгновений осознал, ЧТО я только что сказал, и, кажется, чуть не провалился сквозь землю.
- О, как мы, оказывается, умеем разговаривать, - уголки губ России растянулись в веселой улыбке, а огоньки в глазах стали ярче.
- Зато честно, - парировал я, вытянув ногу в черном чулке рядом с его ухом. – Так что?
Брагинский мне не ответил. Он просто забросил меня на плечо и быстро потащил в спальню, где мягко опустил на чуть смятые простыни на кровати. И не успел я даже толком улечься, как Иван наклонился и резко впился в мои губы жестким поцелуем.
О, да… это было именно тем, чего я желал – Россия целовал меня предельно эмоционально, порывисто и страстно.
И пусть поцелуй вышел немного смазанный и чрезвычайно мокрый, это даже придавало пикантности. После того, как Ваня отстранился от меня, я вызывающе облизал истерзанные губы, в надежде, что он продолжит, но Брагинский уже опустился чуть ниже, облюбовав мою шею. Он ласкал языком кожу, уделяя особенно много внимания впадинке артерии, где чувствовался мой пульс, и выцеловывал узоры на ключицах и груди. Я зарылся пальцами в его мягкие светлые волосы, когда он опустился к моим соскам: сначала облизав их, а потом поочередно лаская то влажными пальцами, то губами и языком. От этого по всему моему телу приятно пробежались мурашки, и я томно выдохнул, мягко сжав в кулак пепельные волосы, а затем обвил ногами талию России и, стараясь уплотнить контакт между нашими телами, пошло выгнулся навстречу его губам. Я ощущал себя питоном, заползшим на разогретый солнцем камень, впитывая жар сильного, крепкого тела Ивана.

Но, видимо, вскоре Ване перестало хватать просто моего тяжелого дыхания, потому что он начал опускаться ниже и, иногда касаясь моей кожи теплыми, влажными губами, забрался языком во впадинку пупка. От этого я сжал его волосы чуть сильнее и заерзал, стараясь уменьшить дискомфорт, вызванный очередным возбужденным спазмом в паху.

-Извините, но здесь POV Артура прерывается, ибо автору сложно писать NC от первого лица-

Россия заметил это и прошелся пальцами по члену Артура, скрытому тканью белья, после чего едва заметно улыбнулся:
- Не терпится, да? – шепотом спросил он.
- …А ты как думаешь? – подрагивая от изматывающего возбуждения, прошипел Керкленд.
- Я не думаю, я вижу, - в ответ оскалился Брагинский и сильнее погладил по напряженному органу англичанина. Тот закусил губу, однако стон все-таки сдержал. Но когда Россия одной рукой нежно оглаживал его бедра, а второй проник под резинку трусов и прикоснулся к головке, задев пальцами крайнюю плоть, сдержанность британца если и не разлетелась ко всем чертям, то дала сильную трещину, от чего он весь выгнулся в спине, тихо застонав.
- М-мн… - безумно хотелось ощутить это прикосновение острее, раскованнее, но попросить об этом он не мог, поэтому оставалось лишь глухо постанывать, ожидая, когда Брагинский решит сделать что-то более серьезное.
К счастью, Иван быстро изучил реакцию тела своего любовника на невинное прикосновение, после чего оттянул ткань белья вниз, освобождая изнывающий от желания орган.
- И давно у тебя никого не было? – беззлобно хихикнул Россия, большим пальцем стерев каплю смазки с головки. Артур резко выдохнул, не сразу вникнув в смысл вопроса, но когда до него дошло, он, прищурившись, бросил на русского испепеляющий взгляд.
- З… заткнись и… - договорить он не смог, потому что Брагинский резко сжал его член у основания и провел рукой вдоль всего ствола. – М-м…
Иван смотрел на Керкленда внимательно, изучая голодными лиловыми глазами каждый изгиб его тела. Однако почувствовав это, англичанин, невзирая на острые экстатические спазмы, попытался закрыть лицо руками, не желая показывать яркий стыд на своем лице.
Но Брагинского такой поворот событий явно не устраивал, поэтому он прекратил ласкать британца и вновь навис над его лицом. Артур разочарованно пробормотал что-то нечленораздельное, но позы не изменил:
- Убери руки, - мягко попросил Россия, вновь смяв чувственную горошину соска на груди Керкленда. Тот лишь отрицательно помотал головой. – Артур, я прошу тебя… Артур…
От упоминания своего имени таким мягким, хрипловатым от возбуждения тоном, Англия едва сдержался от стона.
- Т-только не смотри на меня… так… - ловя ртом воздух, попросил он.
Иван осознал смущение британца и успокаивающе поцеловал его в шею:
- Ты очень красивый, Артур… Посмотри на меня, прошу…
И Керкленд сдался. Он развел руки в стороны, вцепившись в простыню, и тут же столкнулся взглядом с Россией, который оторвался от его ключицы и поцеловал искусанные почти до крови губы, вновь изучая языком податливый мягкий рот.
Не разрывая поцелуя, Иван скользнул рукой вниз, слегка погладил пресс и крепко обхватил пальцами сочащийся смазкой член, от чего Артур сначала испуганно застонал в губы России, а затем несдержанно обнял его за плечи.
- Быстрее, Ваня… пожалуйста… - уткнувшись носом в плечо Брагинского, сбивчиво прошептал он и слегка подался навстречу ладони. – Быстрее…
Дважды Ивана просить было не нужно: он тут же задвигал рукой, медленно наращивая темп, от чего Англия выгибался, сильнее закусывал губы и шипел от наслаждения что-то нецензурное. Ваня же пока игнорировал потребности собственного тела, давая любовнику вдоволь насладиться желанной близостью.

Вскоре Керкленд уже не сдерживал себя: стонал в голос и лихорадочно метался под Брагинским, цепляясь пальцами за его плечи и оставляя красные отметины на лопатках. Но когда англичанин уже почти достиг пика, перед Иваном встал выбор: дать ему кончить, чтобы после этого не возникло проблем со смазкой, или же оставить его ненадолго как есть, чтобы дотянуться до тумбочки у кровати, в которой находился целый пузырек маслянистой жидкости, заботливо оставленной Францией для подобных утех. Однако, взглянув на растрепанного и так соблазнительно выгибающегося Керкленда, Россия все же решил остановиться на первом варианте. Он выскользнул из объятий Англии и опустился к его паху. В затуманенном сознании британца не возникло мысли о том, что может произойти в следующую секунду, и поэтому, когда горячий и скользкий язык Брагинского нежно коснулся головки его члена, слизывая солоноватые белесые капли, Артур шокировано распахнул глаза и неимоверными усилиями заставил себя приподняться на локтях:
- Что ты… а-ах… делаешь?... – едва слышно выдохнул он, пока Иван растягивал губами крайнюю плоть, вбирая весь орган в рот. По известным причинам, Россия ответить не смог, лишь активнее лаская влажным языком чувствительную уздечку, чем заставил Артура неестественно согнуться и в исступлении вцепиться в его серебристые волосы. – М-м-м… В-Ваня… ах… я… я сейчас…
Брагинский, расслабив горло, глубоко заглатывал пульсирующую плоть, наслаждаясь реакцией своего партнера: его хриплыми стонами, возбужденной дрожью… Но вскоре Керкленд, захлебываясь собственным вскриком, сжал его волосы особенно сильно, а в рот русскому струей ударила терпкая вязкая сперма, часть которой Россия проглотил, а другую часть сцедил на свою ладонь, размазывая ее по животу и бедрам Англии.
Тот тем временем откинулся на спину, тяжело дыша.
На осознание мысли о том, что Брагинский сделал ему минет, у него ушла пара минут, но из этого состояния его вывел игривый голос Ивана, пристроившегося рядом:
- Все в порядке? – скорее для формальности спросил он, потому что по блаженному выражению на лице британца нельзя было сделать противоположного вывода. Тот подтвердил его догадку, слегка кивнув. – М-м… Тогда продолжим?~

Двадцать шестая часть

-И вот, вновь POV Артура-

…Я проснулся довольно рано утром, от того что у меня жутко затекла нога, та, что была в чулке, мы ведь его так и не сняли… Ох, черт…
Я немного поворочался – все тело неприятно ныло от вчерашнего напряжения. Осторожно переложив голову Вани со своей груди на подушку, я встал с кровати и «бравой кавалерийской походкой» направился в ванную. Добравшись до цели, я осознал лишь одно желание – посмотреть в зеркало.

Боже, Боже…
В ванной Бонфуа зеркала были большие, почти до потолка, что помогло мне во всех красках рассмотреть следы прошлой ночи: синяки на бедрах, следы зубов на шее, искусанные губы и распухшие соски. И я даже не говорю о засосах по всему телу…
Это же надо было…
Насмотревшись, я присел на край ванны и потер пальцами виски.

Вот до чего доводит сексуальное голодание… Какой позор. Как же распущенно я вел себя вчера! И вот, теперь я раздавлен, смущен и пристыжен собственной совестью, но – черт возьми! – полностью удовлетворен.
О, да. Оно определенно того стоило. И пусть все тело ломит, главное, что внутреннего голода я больше не ощущаю, мне легко, и чувствую я лишь… умиротворение. Да.
После этого я, быстро помирившись с бунтующей совестью, принял освежающий душ, накинул халат и направился на кухню - приготовить что-нибудь себе и Ване на завтрак.

…Лучше бы я этого не делал.

В который раз я столкнулся с недавно выученным русским словом «пиздец», которое, с объяснений Вани означало крайне неприятное положение дел. В данном случае под «крайне неприятным положением дел» я подразумеваю пожар, поиск огнетушителя и подсчет денег, которые я буду должен Бонфуа, когда тот обнаружит обугленные остатки кухни.
Но, как ни странно, после мучительных раздумий, мне все же удалось придумать способ, при котором ни я, ни чужое имущество не подвергнется угрозе тотального уничтожения при помощи биохимического оружия, получаемого мной из простых яиц, масла и зелени. Он заключался в том, чтобы не готовить вообще.
Но я же понимал, что мне нужно чем-то покормить Брагинского, который, после всего этого грохота на кухне, скорее всего, проснется куда раньше, чем мне было нужно.
И тут меня вновь осенило.
Сейшелы ведь остров курортов, так? А на курортах есть рестораны. А в ресторанах, обычно, должна быть еда.
Быстро выстроив сию логическую цепочку, я тут же направился к телефону в коридоре, чтобы заказать что-нибудь из съестного. Покончив с этим, я захотел было вернуться на кухню, чтобы хоть как-то придать ей цивилизованный вид и не оставлять похожей на пещеру древнего человека, но сразу же врезался во что-то большое. И мягкое. И очень брагинское.
- Осторожнее, - мягко улыбнулся Россия, вставая с пола. – Ты куда так летишь?
Я тоже быстро вскочил на ноги и поправил халат:
- Да так… на кухню, - я окинул Ивана взглядом: он уже был умыт, одет и лучился счастьем, как лампочка Ильича.
- М-м, я тоже хочу есть, - Брагинский на мгновение задумался, скорее всего, решая, продолжить свой путь дальше или присоединиться ко мне. Я уповал на первый вариант, ибо мне было стыдно показывать, что я сотворил с евро-ремонтом в столовой Франции. Но тщетно. – Пойдем?~
Россия потрепал меня по волосам и развернулся. Я безынициативно побрел следом:
- Но Иван… я…
- Хм?
- …Я хотел сказать, что я…
Мне бы хотелось знать, о чем подумал Брагинский, ведь в этот момент его глаза так взволнованно сверкнули:
- Да?
- …Я спалил кухню Франции!
Иван как-то расслабленно, но разочарованно выдохнул и улыбнулся:
- Правда? Ну, пошли, посмотрим, что ты там натворил…
Я нервно дернулся, открывая ручку двери, потому что реакция России была неоднозначной:
- Эхе-хе… Да-а, Артур… Ну ты, конечно, молоде-ец… - подойдя к плите, он меланхолично снял со стены скорлупу от взорвавшегося яйца. – Кхм, что ж… значит, никакого пляжа, сегодня мы целый день проведем на кухне.
Я подавленно опустил голову:
- Ты злишься?
Брагинский удивленно уставился на меня:
- Я? Нет. О чем ты? Я даже рад.
- …Что?
- У меня есть возможность научить тебя нормально готовить, ну, если мы, конечно, успеем все отмыть до вечера.
- Но…
- И только попробуй сказать, что тебе это не нужно.
- …Хорошо.

Итак, как и планировал Россия, мы весь день провели на кухне, очищая ее от того, что при взрыве и последующем пожаре разлетелось по полу, стенам и потолку. Скажу откровенно - это было непросто, однако, часам к пяти нам все же удалось отмыть почти все. Взглянув на плоды наших трудов, Брагинский удовлетворенно вздохнул:
- Отлично. Теперь дело за малым – мне нужно научить тебя готовить. Ита-ак… что ты хотел бы съесть сейчас больше всего?
- Я… не знаю, - я пожал плечами, смущенно отведя взгляд на окно. – Мне, если честно, все равно.
- Хм… - Иван глубокомысленно потер подбородок. – Тогда давай по-другому. Что бы ты хотел приготовить для меня?
От такого варианта я несколько опешил.
– Эм… ну… я бы приготовил для тебя… кексы? – последнее слово я произнес с вопросительной интонацией, потому что не был уверен в том, что Ваня меня поддержит. – С глазурью, - добавил я.
Но, как ни странно, мою идею он одобрил.
- Да, - с энтузиазмом улыбнулся Брагинский. – Кексы.
Последующие полчаса мы искали ингредиенты, кухонную утварь и прочие необходимые для готовки вещи.
- Ну, что ж… начнем? – задорно поинтересовался Ваня.
- Конечно, - согласился я.

Взвесить, засыпать, смешать, добавить, снова взвесить…
До позднего вечера Иван показывал мне, что делать, смотрел, как это делаю я, и снова показывал до тех пор, пока у меня не получилось приготовить тесто так, как надо. При этом мы извели целую гору муки, сахара, яиц и молока, потому что даже при небольшой оплошности Россия заставлял меня начинать заново.
Но после многих и многих попыток мне все же удалось сделать все так, как требовал мой Ваня.
- Наконец-то! – воскликнул он и, обняв меня за плечи, поцеловал в висок. – Ты такой молодец, Артур!
- Молодец?.. – удивленно повторил я, услышав незнакомое мне слово. – А что это значит?
Брагинский задумался.
- Да ничего. Молодец, это молодец.
- Но все-таки?
- Ну… этим словом у меня обычно хвалят тех, кто сделал что-то правильно или хорошо поступил…
- Да? – кажется, покраснев, глупо улыбнулся я.
- Да~ - Россия мило прищурился, а затем приблизился к моему лицу и внезапно лизнул мою щеку, но увидев мой изумленный взгляд, обосновал свое действие. – У тебя там была сахарная пудра.
В ответ я пробубнил что-то нечленораздельное и повернулся к плите, чтобы взять формочки для кексов.
- И что теперь?
Иван показал мне, как смазывать их маслом и сколько накладывать липкого месива внутрь, чтобы при выпекании все это не напоминало облако-гриб от ядерного взрыва. Разогрев духовку, Россия помог мне поставить поднос внутрь, после чего умиротворенно вздохнул:
- Ура, кажется, нам осталось немного: подождать всего-то сорок минут. Поэтому давай-ка займемся глазурью, - сливки, масло, яйца и сахар были помещены в одну тару, но когда я начал искать блендер, Брагинский меня остановил. - Нет-нет, Артур! Чтобы глазурь получилась особенной, ты должен взбить ее сам! Так она получится гораздо вкуснее.
Я хоть и кивнул, но логики в словах русского не нашел – ведь так на самом деле получится медленнее, да и к тому же, блендер бы взбил все куда лучше. Но Брагинский уже взял венчик и вручил мне его в руки:
- Можешь начинать.
Я поставил чашку на стол и принялся остервенело работать рукой. Правда вся эта недоделанная глазурь разлеталась от этого во все стороны, пачкая каплями мой фартук, руки и лицо.
Неожиданно Иван приобнял меня со спины:
- Нет, - выдохнул он. – Не совсем так… - я вздрогнул, когда широкая ладонь России обхватила мои пальцы, крепче сжимая их на рукоятке венчика, и принялась быстрыми круговыми движениями взбивать все до пены.
Благодаря Ване все вскоре было доведено до нужной консистенции мусса. Я хотел, было, выбраться из его объятий и взглянуть, как там кексы, но Иван почему-то не выпустил меня:
- Ваня? – я развернулся к нему лицом, будучи зажатым между столом и его сильным телом. – Все нормально?
- Да… - тут Брагинский внезапно мягко прошелся языком по моим губам, чуть проникнув внутрь, а затем отошел на шаг, уступая мне место. – Мне просто захотелось попробовать глазурь.
Я покраснел, кажется, до самых кончиков ушей, настойчиво отгоняя от себя мысль, что мне хочется забить на кексы и начать целоваться с Россией.
- Ага, понятно, - улыбнулся я и, поняв, что Иван не намерен продолжать, наклонился к плите: выпечка была еще явно не готова.
«У нас же есть еще примерно полчаса…» - пронеслось в моей голове. – «А это ведь немало…»
О, нет. Нет. Нет-нет-нет.
Я еще активнее начал отгонять от себя навязчивое желание позволить Ване взять меня прямо на кухонном столе. Боже, какой я извращенец. Наверное, от Франции заразился. Я ведь так и знал, что в его доме все покрыто его извращенскими бактериями. Представив картину с бегающими по всему моему телу маленькими Бонфуа, я аж передернулся от отвращения. Фу.
Но мое сознание только и делало, что подбрасывало мне все новые и новые фантазии.
«Полчаса, Артур, - шептали они. – Полчаса…»
…он посадит меня на стол, параллельно целуя в губы, развяжет фартук и заберется чуть прохладными руками мне под рубашку…
ДА ХВАТИТ УЖЕ!
Мы готовим кексы. КЕКСЫ с глазурью. А для «подобного» рода занятий существует такое место, как СПАЛЬНЯ. А кровать в ней куда удобнее кухонного стола. Да.
…
«Артур, У ТЕБЯ ПОЛЧАСА ЕСТЬ, ИДИ И СДЕЛАЙ ЭТО, Ё* ТВОЮ МАТЬ!»
…Кхм.
Хорошо.
После этого я отодвинул мораль в сторону, вздохнул и, подойдя к России, мирно восседавшему за столом, нахально сел ему на колени, мгновенно обвив свои руки вокруг его шеи, забравшись под шарф:
- Артур? – изумился Брагинский. – Я… эм… все понимаю, конечно, но там же кексы...
- К черту кексы, у нас еще есть время, - шепнул я и смял его губы в страстном поцелуе.
- …Как скажешь, - по-детски улыбнувшись, ответил Брагинский, заваливая меня на стол.

Спустя какое-то время…

Я, восстановив дыхание, приподнялся над столом, смущенно стирая с себя фартуком следы нашего «акта любви» в двух действах. После этого Иван, поправив свою задравшуюся рубашку, приподнял меня со стола и посадил на стул, где уже я, лениво улыбаясь, принялся поправлять свою одежду.
Ах, как мне стыдно…
…было бы, может быть, если бы я не запинал свою совесть ногами полчаса назад.
- Ну что? – лукаво спросил Ваня. – Ты доволен?
- Вполне, - застегивая пуговицы на рубашке, ответил я.
- А мы ни о чем не забыли?
– Ой, точно! КЕКСЫ! – воскликнул я и, вскочив на ноги, кинулся к духовке. – Черт… передержали…
- Сгорели?
- Не знаю, - пробормотал я, вытаскивая поднос. К моему огромному удивлению, подгорела лишь пара штук, остальные же были румяные, словно только что подошли. – Ох… ты только взгляни…
- Хм… все-таки хорошо, что мы решили не продолжать, - задумался Брагинский. – А то бы пиши пропало, - улыбнулся он.
- Эй!
- Да ладно тебе! Зато сегодня мы сможем нормально поужинать…
Я фыркнул и поставил поднос на стол.
С некоторой опаской я взял в руки горячий кекс и понюхал: пахло вполне съедобно, на вид тоже все было нормально - ни фиолетового дыма, ни кислотного запаха. Преисполненный надежд, я поднес его к губам и откусил кусочек.
- Ну, как? – смотря прямо на меня, спросил Россия.
И единственным, что я смог произнести, было:
- …вкусно!
- Я так и думал, - обрадовался Иван. – А теперь тащи сюда глазурь. Мазать будем.
Следующие пять минут мы покрывали свежеиспеченные кексы слоем густой белой массы, а затем оставили ненадолго в покое, чтобы глазурь подсохла.
Я, будучи в нетерпеливом предвкушении, решил хоть чем-то себя занять и стал заваривать чай.
Боже-Боже, я смог испечь что-то съедобное!
Моей радости не было предела – хотелось петь, кружиться и прыгать на месте. Но я сдержался. Я лишь вздохнул и поставил на стол две чашки.
Глотнув чай, Ваня, наконец, взял в руки выпечку и без малейших колебаний откусил половину. Я с замиранием сердца смотрел на то, как он пережевывал тесто.
Только бы пронесло, только бы пронесло, только бы пронесло…
Почувствовав на себе мой пристальный взгляд, Россия чуть смутился:
- Что? - я не нашелся, что ему сказать, но он, видимо, понял причину моего волнения. – Да вкусно, Артур! Не волнуйся, это правда очень вкусно! – в качестве подтверждения своих слов, Брагинский доел свой кекс и взял новый. – Ты просто молодец.
Ох, это чувство для меня было несравнимо ни с чем, – не лучше секса, конечно, - но близко.

Когда мы поужинали и помыли посуду, было уже за полночь, я неумолимо начал клевать носом, на что Ваня отреагировал весьма неожиданно: он подхватил меня на руки и куда-то потащил.
- Эй-эй… что ты делаешь?
- Несу тебя в спальню.
- Я тебе не барышня, - буркнул я. – Поставь меня на пол, я сам пойду.
- Не-ет~ - улыбнулся Россия. – Не хочу.
Если быть честным, у меня ее было особого желания вырываться, поэтому я лишь фыркнул, уткнулся носом в его плечо и закрыл глаза. Пусть несет, раз так хочется.
Но прислушиваясь к стуку его сильного сердца, я совсем не заметил, как заснул.

Четыре часа утра.

…Разбудил меня странный шум из открытого окна. Я приподнял голову от подушки и увидел яркий свет с улицы. Шумом оказался звук вертящихся лопастей вертолета, а свет от его же фонарей.
Я потрепал Россию, спящего рядом, по плечу:
- Ваня… Ваня, вставай…
- М-м? Что? – спросонья пробормотал он. – Что такое, Артур?..
- Не знаю, но там вертолет…
Неожиданно дверь с грохотом распахнулась, и к нам в спальню влетел растрепанный Франция вместе с двумя агентами тайной полиции:
- Вставайте, быстрее! – крикнул Бонфуа. – Живо-живо!
- Да что такое? – я непонимающе нахмурился, жмурясь от яркого освещения. – Что происходит?
- Вас раскрыли.
- То есть как, раскрыли?! – Брагинский подскочил с кровати и встряхнул француза за грудки.
- Я не знаю! Но у нас есть информация, что прямо сейчас на этот остров направляются злые как черти агенты британской разведки, Пентагона, а так же ФСБ, которые явно едут сюда не на пляжную вечеринку.
Иван вымученно простонал, прикрыл глаза и сел на кровать. Я закусил губу, успокаивающе дотронувшись до его плеча:
- У нас опять нет выбора… - прошептал я. – Нам надо уходить…
- Нет, парни, - заметил Бонфуа. – Вам надо не уходить, вам надо… ВАЛИТЬ СО ВСЕХ НОГ, ПОКА ЭТИ ВОЯКИ НЕ ПРИЕХАЛИ СЮДА И НЕ РАЗНЕСЛИ МОЙ ОСОБНЯК В ЩЕПКИ! Живо!

Двадцать восьмая часть
Прим. автора:
Ну все, уж это точно будет последняя глава! …А. Нет. Показалось.

---
Зарево взрыва, казалось, на какое-то мгновение затмило само солнце. Здания осыпались как песочные замки, а стекла, рассыпаясь мелкой крошкой, сверкали в лучах рассвета.
И вроде бы должно быть жаль, но никто даже не вздохнул, словно все это случалось не в первый раз. Хотя, может быть, так оно и было.
Ветер ерошил наши волосы, так как мы сидели в открытом кузове грузовика, и немного отдавал бетонной пылью от разрушенных зданий. Я сидел напротив Брагинского, но старался не сталкиваться с ним взглядом – слишком тяжело мне было думать о моменте расставания. Поэтому я делал вид, что мне крайне интересны руины полицейской базы. Ваня тоже не смотрел на меня, возможно, по тем же самым причинам.
Тут наша машина неожиданно затормозила. Мы услышали голос капитана:
- Ну, что ж… - кашлянул он. – Тут наши пути расходятся, мистер Керкленд. Уверены, что не желаете отправиться с нами?
Я тяжело втянул полные легкие воздуха:
- Уверен. Спасибо вам за все и… прощайте?
- Что вы, - неожиданно улыбнулся мужчина. – Мы непременно еще увидимся. Так что не сбрасывайте нас со счетов, ха-ха.
- Как скажете, - в ответ улыбнулся я, после чего мы с Брагинским слезли с кузова. – Был рад познакомиться.
Грузовик выпустил в воздух темный пар, загудел и тронулся с места, быстро набирая скорость. А я и Иван остались одни, в пустом поле, посреди пыльной дороги, провожая взглядом колонну камуфлированных машин.
Спустя несколько секунд Брагинский, легко улыбнувшись, положил руку мне на плечо:
- Это было… захватывающе, - и пусть в его голосе явно была усталость, в нем не было и капли злости. – Однако, в следующий раз ты поедешь ко мне. Там у меня поспокойней будет… Ладно?
Я слегка пожал плечами. И несмотря на то, что следующая наша встреча состоится, скорее всего, не раньше, чем через полвека, я кивнул:
- Хорошо.
Постояв посреди голого поля еще немного, мы двинулись в сторону горящей базы. В конце концов, вертолеты разведки и ФСБ прибудут именно туда, а заставлять людей ждать, с нашей стороны было бы некрасиво, не правда ли?
Добравшись до места, мы сели на большой, пыльный обломок здания, похожий на диван странной формы. Я устало положил голову на плечо Ивана, на что он мягко приобнял меня, нежно притягивая к себе. От тоски мне хотелось остановить собственное сердце, ибо болело оно просто нестерпимо, но надежда на встречу, пусть и через много лет, давала мне стимул.
- Я буду скучать, - не зная, зачем, сказал я, сжимая руку Вани в своей. Просто тишина становилась очень уж гнетущей.
Россия чуть повернулся и коснулся губами моих волос. Я заметил, что ему нравится этот жест, потому не стал мешать, прислушиваясь к собственным ощущениям – меня успокаивало теплое дыхание, чуть ерошащее мои непослушные волосы.
- Не нужно… - наконец, шепнул Брагинский. – Не нужно скучать по мне. Живи, как и жил, просто… помни, что где-то там, далеко, есть я. И я помню о тебе. Это же просто…?
Я вздохнул и повернул лицо русского к себе:
- Нет, Ваня. Не просто. И просто уже никогда не будет, - увидев смутившийся взгляд лиловых глаз, я вымученно улыбнулся, игнорируя подступивший к горлу ком. – Я не смогу просто взять и выбросить все это из головы, понимаешь? Это… это словно попытаться забыть о том, что отдал сердце другому человеку. А оно болит, - я приложил ладонь Ивана к своей груди, - чувствуешь? …Ты чувствуешь, как мне больно? – слезы, капля за каплей, стекали вниз, по щекам. Но мне было все равно. И пусть я ненавижу плакать, я плакал, даже не пытаясь спрятать лицо.
Россия скользнул ладонью по моей груди, шее и задержал ее на подбородке, ловя соленые капли.
- Я чувствую… - сказал он, смотря прямо в мое заплаканное лицо. - Но время лечит, Артур. А даже если и не лечит, то хотя бы притупляет боль. И ты можешь сомневаться в этом, убеждать меня в обратном, но… поверь, никто не знает этого лучше меня. Я ждал столько, сколько не ждал никто на этой земле.

Я боролся с желанием завыть. Нет, честно. Но меня не хватило даже на нормальный плач – лишь на какие-то сиплые всхлипы и вздохи.
Брагинский погладил меня по мокрой, раскрасневшейся щеке, растирая соленые ручейки по собственным ладоням:
- Артур… Мой Артур… - шепнул он, прежде чем поцеловать меня. Я остервенело сжимал его плечи, упиваясь теплом сильного тела, и самозабвенно работал языком, отвечая на ласку. И даже шум приближающегося вертолета не смог отвлечь меня от этого.
Я умоляюще посмотрел в лицо России, когда он разорвал контакт наших губ и посмотрел на небо:
- Они здесь, Артур…
Я же начал бормотать что-то нечленораздельное, пряча лицо в его груди:
- Нет… нет… я не хочу…
Тут Ваня внимательно посмотрел мне в глаза. Его тон был неожиданно холоден и серьезен:
- Артур, мы обязательно увидимся, я обещаю. Только отпусти сейчас, прошу. Пока они еще не сели, - все мое тело напряглось, словно я олимпийский чемпион и мне остался рывок для мирового рекорда. Но последней каплей перед тем как я выпустил Ивана из своих объятий, были слова… - Я люблю тебя.
Меня словно отбросило от Вани, и я едва успел немного отбежать, прежде чем шум вертолета начал раздаваться прямо над моей головой. Краем глаза я заметил приближающиеся к нам машины ФСБ.
Спустившиеся на веревочных лестницах люди в камуфлированной форме схватили меня за шиворот:
- Артур Керкленд, вы задержаны по специальному распоряжению правительства Великобритании. Вы обвиняетесь в сотрудничестве с вражескими группировками и бандитизме, а так же в политической нестабильности! Вам предписано немедленно сдаться и отправиться с нами, - мужчине приходилось кричать, чтобы перебить шум лопастей вертолета. – Сопротивление лишь усугубит ситуацию, поэтому будьте благоразумны и проследуйте с нами.
Я действительно готов был позволить разведке взять меня под руки и затащить в вертолет, но неожиданно понял, что так и не ответил Брагинскому. Отбиваясь от чужих рук, я хотел рвануть ему навстречу, но военные держали меня железной хваткой:
- Иван!.. – в отчаянии позвал я, протягивая к нему руки. – Ваня!...
Метрах в ста-ста пятидесяти от нас Россия в растерянности смотрел на меня, не решаясь подойти: может, боялся, а, может, не хотел теребить свежие раны и делать мне больнее, но в любом случае, он меня все еще слышал. Поэтому я, по-прежнему не давая военным скрутить себя, с трудом вырвался и подбежал немного ближе:
- Артур, что ты делаешь?! – на лице Вани застыло непонимающее выражение. – Уходи! Уходи сейчас же!
А я зажмурился, вдохнув воздуха в грудь, и крикнул в ответ:
- Я просто хотел сказать… что я тоже тебя люблю!

Да-да, я понимаю, что такие вещи нужно говорить раньше, после того как мы переспали, например. Но, увы, как-то так сложилось, что подобающего признания с конфетами и цветами не вышло - нас то прерывали, то отвлекали, но хоть сейчас-то нужно это сказать, а то нехорошо как-то получается: друг за друга жизнью рисковали, сексом занимались, а с признанием не сложилось.
Услышав это, Брагинский, конечно, на мгновение уступил место чувствам и улыбнулся, но затем вновь нахмурился:
- Это ясно. А теперь уходи!
Я усилием воли содрал глупую улыбку с лица и хотел, было, вернуться, но тут почувствовал, как кто-то из военных повалил меня на землю:
- Я говорил вам не сопротивляться!
От того, что на меня свалился 90-килограммовый качок, я закашлялся и прохрипел:
- Я понял… кха, понял, только слезь с меня…
Мужчина встал на ноги и, с легкостью подняв меня за загривок, потащил к военным. Тут мимо нас со свистом пронеслась машина ФСБ и резко затормозила прямо перед Ваней. Отдаленно я слышал обрывки русских фраз, смысл которых сводился примерно к тому же, что было сказано мне, только чуть раньше. Брагинский размахивал руками, кричал что-то в ответ, показывал пальцем на руины базы и вертолет. Мужчины, выслушав это, принялись ругаться и спорить, после чего указали на открытую машину. Немного помедлив, Россия кивнул и подошел к двери, но прежде чем зайти, бросил взгляд на меня и улыбнулся - странно, весело, не к месту… однако этого было достаточно, чтобы я улыбнулся ему в ответ.

Сев в вертолет, я скрестил руки на груди и, игнорируя все расспросы, уставился в окно. Теперь, когда меня лишили душевного спокойствия, я возненавидел тех людей, что этому способствовали. Ну неужели нельзя было оставить меня в покое?!
В чем я виноват?!

---
Мы приземлились вечером, однако солнце все еще было высоко, хотя и было скрыто привычной для меня дымкой тумана. Военные бесцеремонно подхватили меня под руки и потащили в здание парламента, где, скорее всего, меня уже с нетерпением ждали.
- Это он! – в один голос воскликнули несколько человек в Большом зале. Вид у них был довольно-таки озадаченный, однако рады они не были в любом случае, и это подтверждалось тем что, когда я поднял на них взгляд, они нахмурились и сжали кулаки.
Да, я знаю, как вы меня ненавидите. И я рад этому как никогда, черт возьми.
Главный Министр напряженно встал с кресла и приблизился ко мне.
- Да, Артур… - начал он, - …такого я от тебя не ожидал… - по залу прошел возбужденный шепот. - Ты хоть понимаешь, во сколько сил и нервов обошлась нам эта твоя выходка?
Я резко поднял голову и твердо произнес:
- Понимаю.
- Ох… ну, неужели оно того стоило?
Вспомнив, что именно «того стоило», я немного смутился, но мой голос по-прежнему не дрогнул:
- Стоило, сэр. Еще как стоило.
- Да? – удивился мужчина. – Ты сбежал из парламента, связался с террористической группировкой, ранил собственных людей и сотрудничал с французами, ради… чего? Ради этого русского неотесанного медведя? Ради низменного сексуального влечения? И это я еще не говорю о том, что оно было вызвано мужчиной! – по залу вновь пробежал шепот. – Черт побери, Артур, если дело действительно в этом, нам было бы проще заказать тебе самых элитных халстеров, а не ловить тебя по всему миру!
Тут мне пришлось прикусить язык, чтобы не сказать лишнего:
- Я похож на того, кто пользуется подобными услугами, сэр?
- Нет, но твое поведение говорит об обратном.
- А вам не кажется, что вы перегибаете палку, сэр?
- Отнюдь. Ты показал себя с самой отвратительной стороны, Артур. Это просто непозволительно. Но больше всего меня поражает… эм… выбор твоего… избранника. Россия! Я удивляюсь - как ты вообще посмел этому северному бескультурному выродку прикасаться к себе?!
А вот тут я не выдержал и, сжав кулаки, гневно посмотрел на министра:
- Да какое вы имеете право оскорблять мой выбор?! Кто позволил вам меня судить?! И с кем я сплю – не вашего ума дело, так что порошу быть поосторожнее в выражениях, сэр, если не хотите возросшего числа самоубийств.
По кабинету в очередной раз пробежался возмущенный гул.
- Что ж… возможно, ты прав. Но все это просто возмутительно, и лично я считаю, что тебя следует изолировать от любых контактов до тех пор, пока ты не осознаешь свою ошибку и не отречешься от связи с персонифицированным воплощением России – Иваном Брагинским, - зал довольным перешептыванием подтвердил это предложение. – Потому что эти… отношения ставят под удар нашу внешнюю политику. Невозможно, чтобы персонифицированные личности «любили» друг друга, не меняя при этом своего общего отношения. Да и вообще, на любовь – в человеческом понимании этого слова - вы просто неспособны. Хоть это ты понимаешь?
Мой голос так и норовил сорваться:
- Вы неправы. Вы абсолютно неправы, сэр. Мы… мы почти ничем не отличаемся от вас.
- Нет, это ты заблуждаешься. Вы не можете «полюбить», вы можете заключать союзы, сотрудничать, торговать, воевать - но не любить. Вот увидишь, Артур, пройдет пара недель и все это забудется, как страшный сон.
Моя холеная выдержка летела ко всем чертям:
- ОТКУДА ВАМ ЗНАТЬ? Вы всего лишь человек! Один из многих миллионов, увиденных мною за долгие века. И вы уйдете. А я останусь. И все будет так, как захочу Я.
Мужчина нервно сглотнул:
- Это мы еще посмотрим. Ты… очень разочаровал меня, Артур.
- О, я очень рад, что разочаровал вас… сэр.
- А сейчас… - он жестом подозвал охранников. – Уведите мистера Керкленда в его апартаменты и перекройте ему любые связи с внешним миром до моего личного распоряжения, - увидев мой гневный взгляд, он лишь ухмыльнулся. – …Я покажу, в какую цену обходится «любовь», таким как ты.
В этот момент я не выдержал: вырвавшись из рук охраны, я со всей силы ударил министра в глаз, от чего тот с грохотом упал на пол. После этого я еще успел ударить его ногой под дых, но сразу после этого охрана уже скрутила мне руки за спиной.
- А я покажу, что делают с такими уродами, как ты!
- ОХРАНА! УВЕСТИ ЕГО! ЗАПЕРЕТЬ!! – проорал мужчина, с трудом поднимаясь на ноги. – Ну все, Керкленд… Я хотел быть с тобой лояльным, но раз так, то ты получишь за свою провинность сполна! Слышишь?! И даже более того! Ты не увидишь его десять… нет, ДВАДЦАТЬ лет!
Да… я все слышал, но решил ничего не говорить. Низко опустив голову, я брел под конвоем охраны.
Оказавшись в родной комнате, я увидел кипы незаполненных бумаг, перерезанные провода телефона и интернета, а так же решетки на окнах. Видимо, эта клетка станет моим пристанищем на ближайшие несколько месяцев, до тех пор, пока таким же не сделают мой настоящий частный дом.

-о0о-

Я мог бы очень долго рассказывать, каким кошмаром для меня обернулись слова министра. Ведь он действительно превратил мою жизнь в ад: больше восьми месяцев меня держали взаперти, не позволяя даже выйти на улицу. Новости о мире я лишь изредка мог узнавать из газет, которые получал от нескольких сердобольных охранников.
Расплата за мою любовь была очень тяжелой. И пусть у меня появилась масса свободного времени, я не знал, на что его потратить… Сначала я пытался следовать совету Вани, отвлечься, дабы не позволить апатии полностью поглотить меня.
За первое время, около двух месяцев, я прочитал всю доступную мне литературу, затем еще месяц играл по вечерам на гитаре, сочинял музыку и пел, а потом… потом я понял, какое страшное на самом деле я получил наказание.
Нет ничего ужаснее, чем остаться наедине со своей тоской, подпитываемой скукой. Из-за нее дни я проводил словно в тумане, а по ночам метался по кровати, не в силах скрыться от кошмаров. Но вот однажды, под рассвет, в очередной раз не сумев уснуть, я подошел к столу, взял в руки карандаш и на чистом листе бумаги размашисто написал: «Я скучаю по тебе».
Как ни странно, но мне стало легче. Я написал еще несколько строк, а затем еще и еще… Я писал о том, что терзало мою душу и путало мысли. Я писал о томящихся во мне чувствах, словно Иван мог мне ответить. Я писал о том, как я хочу вновь увидеть его, пусть мимолетом, пусть всего лишь на миг, но увидеть.
Я описывал мечту.
И каждый раз, когда тоска накатывала на меня с новой силой, я стискивал зубы и садился за стол. Лишь это помогало мне выжить.

А у моей луны лиловый отблеск,
Она одна, средь множества планет,
Люблю прекрасных очертаний оттиск,
…Пусть так, но с нею меня нет.

Меня закрыли за семью замками,
Упрятали под покрывалом тьмы.
И даже легких бликов света лунного,
Совсем с моей не видно стороны.

Но знаю, что однажды развернется все,
Падут замки к ногам безликой тьмы.
И я, расставшись с тяжких цепей путами,
Пойду на свет… На свет моей луны.

Как бы мне хотелось, чтобы в такие моменты Россия меня услышал.
Поэтому иногда, когда желание рассказать о чем-то становилось совершенно невыносимым, я подходил к окну и молился.

…Я молился о своих днях цвета роз.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды под утро ко мне в комнату не вломились двое охранников:
- Мистер Керкленд, вас желает видеть главный министр.
- Это еще зачем? – меланхолично поинтересовался я. Мне совершенно не хотелось видеть этого… человека.
- Он хотел бы обсудить с вами некоторые вопросы, поэтому, будьте добры, приведите себя в порядок. Через час вас будут ждать в Главном зале.
Немного поразмыслив над вариантами ответа, я все же решил, что это мой шанс получить чуть больше свободы.
У меня появился план.
- Хорошо.
Услышав мое согласие, охрана покинула комнату и скрылась за дверью.
---
В зале заседаний стояла крайне напряженная атмосфера. Глаза десятков людей вновь устремились на меня, голодно изучая взглядом. Я старался держать лицо, словно не было этих бесцельно проведенных месяцев.
- Здравствуй, Артур, - поприветствовали меня сидящие за столом. – Как ты себя чувствуешь?
- Спасибо, замечательно, - так же вежливо ответил я, присаживаясь на свободное место.
- Как я посмотрю, наша профилактика пошла тебе на пользу? – сдерживая язвительную ухмылку, спросил главный министр.
- О, несомненно, - улыбнулся я. – И мне хотелось бы узнать, зачем меня пригласили.
- Рад, что ты в столь приятном расположении духа, Артур. Мы пригласили тебя за тем, чтобы узнать, какие выводы из своего наказания ты сделал.
Несколько секунд я молчал.
Черт побери, как же мне хотелось высказать все, что накипело во мне за эти месяцы!
Но вместо этого я лишь скрестил пальцы в надежде на то, что мой план оправдает себя, и нацепил доброжелательную улыбочку:
- Вы были абсолютно правы, сэр.
- О, неужели? – удивился мужчина.
- Да. То, о чем вы говорили, действительно было правдой.
- Хм… освежи-ка мне память, а то я что-то плохо помню…
Я прекрасно знал, что этот тип все помнит, а повторить меня заставляет исключительно ради собственного удовольствия. Но все-таки я сказал:
- Да, конечно. Эта «любовь» оказалась лишь низменным влечением, помутнившим мой здравый рассудок. Я бы хотел извиниться перед вами за свое абсолютно бестактное поведение, сэр. Надеюсь, подобных инцидентов никогда не повторится.
- Боже, колоссальный прогресс налицо! – воскликнул кто-то из зала.
Министр озадаченно потер нос:
- Да… я, право, даже не ожидал, что все пройдет так гладко…
Гладко. Как же.
- Ох, я понял вашу правоту в ту же неделю, сэр! – подначивал я. – Что есть мои глупые желания перед благом целой нации? Ничего!
- Какое откровение. Это очень похвально, Артур, очень похвально… Думаю, в свете этих событий, я бы даже мог позволить тебе переселиться в твой обычный дом. Правда, я все же не разрешу тебе иметь свободный доступ ко всему: интернет и телефонная связь все еще будет проходить цензор. Но ты ведь не против?
- Что вы, сэр, - со всем подвластным мне обаянием, улыбнулся я. – Разумеется, не против. Мне скрывать нечего.
- Отлично, значит, ты можешь собирать свои вещи.
Я встал из-за стола, однако мне все еще казалось, что министр чего-то не договаривает.
- Это все? – поинтересовался я.
- Почти. Я забыл сказать, что через неделю ты должен присутствовать на внеплановой мировой конференции. Американцы опять придумали «гениальнейший план по реформации мировой экономики». Собрание состоится во Франции. Там ты должен присутствовать обязательно.
Я вздрогнул. Значит ли это, что Иван тоже там будет? И если да то…
- Но к тебе будет приставлен охранник. Вдруг этот Россия не осознал все так же быстро, как ты?
От расстройства мне хотелось простонать, но вместо этого пришлось выдавить из себя осточертевшую улыбку:
- Да, конечно, сэр. Это было бы крайне неприятно.
- Ха-ха, великолепно! Вот, теперь я узнаю нашего старого доброго Артура, - милостиво кивнув, он указал мне на дверь. – Что ж… Теперь ты можешь идти.

Всю неделю я не находил себе места. Как мне сплавить охранника? Смогу ли я хоть парой слов перекинуться с Иваном? Или все же лучше передать письмо?
Да-да-да, пожалуй, письмо подойдет. Так я смогу передать его если не сам, то через кого-то.
В день собрания я сел за стол и, переведя очень много бумаги, написал письмо. Таких искренних и сложных писем я еще, наверное, никогда не писал – слишком много несказанных слов, слишком много удушающих чувств…
Запечатав лист в конверт, я лег спать, чтобы хоть немного расслабиться. Ведь следующий день обещает быть тяжелым.

---

Несмотря на то, что в доме Франции было как всегда празднично и помпезно, что-то мня все равно немного настораживало.
- Bonjour, mon cher! Англия, я давно не видел тебя, - наигранно улыбался Бонфуа, стараясь не обращать внимания на громилу, которого ко мне приставили. – Как твои дела?
- Дела достаточно хороши, чтобы я не позволил тебе о них знать, Франция. Однако, возможно, как-нибудь, в другой обстановке…
Намек Франция сразу понял и кивнул:
- Обязательно, Англия. Как скажешь.
После этого он сопроводил меня в зал заседаний и указал на одно из свободных мест.

Итак, собрание уже почти началось, но России нигде не было видно. Я уже изрядно занервничал – может, он тоже под арестом? Или его заставили отречься от отношений со мной? А вдруг он… действительно позволил переубедить себя?
Нет. Нет-нет.
Это же Россия, а он никогда не позволяет другим управлять своим личным мнением. И он скорее удавится, чем будет потакать кому-то. Да…
Однако минуты шли, а он так и не появлялся. Но неожиданно, когда Америка уже шел выступать с докладом, дверь в зал слегка приоткрылась: Иван зашел тихо и, осмотревшись, сел на последнее свободное место.
Я жадно изучал его глазами. Вдруг что-то изменилось? Шарф, светло-русые волосы, безмятежное выражение на лице и усталый взгляд лиловых глаз из-под густых светлых ресниц… все по-прежнему. Я тяжело вздохнул и откинулся на спинку стула из-за невозможности хоть как-то привлечь внимание Брагинского.

…Собрание проходило вяло и безумно скучно, от чего мое желание обратить взгляд русского на себя стало еще более ярко выражено. Но, как ни странно, за все собрание на меня посмотрели уже все… Все. Кроме него.
Я уже нашептывал про себя какие-то заклинания, когда Иван неожиданно повернулся, и мы встретились взглядами.
…Боже, как же я хочу поговорить с тобой.
Россия смотрел на меня вскользь, чтобы не привлечь внимание охранника, что у него получалось просто блестяще.

Таким образом, я едва усидел до конца собрания. Когда присутствующие встали и начали собирать документы, я, с твердым намерением поговорить, направился к России, но неожиданно был схвачен за запястье никем иным, как Америкой:
- Hi, Артур! – улыбнулся он. – Как делишки?
- Хорошо, Америка, хорошо… Только отпусти, я тороплюсь.
Неожиданно я увидел его глаза, взглядом которых он пригвоздил меня к месту:
- Не волнуйся, тебе это совершенно ни к чему.
Я несколько опешил:
- Что ты имеешь в…
Но Джонс тут же перебил меня, обратившись к моему охраннику:
- Хей, парень, не мог бы ты отпустить своего подследственного ненадолго, а то нам нужно парой слов перекинуться… Понимаешь?
Охранник на секунду задумался:
- Ну, приказа о том, чтобы он не разговаривал с Вами, не поступало, так что… ладно. У вас есть двадцать минут. А я как раз пойду выпью кофе…
Как только мужчина отошел от нас, Альфред затащил меня в какой-то темный длинный кабинет, после чего плотно прикрыл за собой дверь. Багровые шторы там были плотно задернуты, и немного пахло пылью.
- Ну и что ты хотел мне сказать? – возмущенно уставившись на него, спросил я.
- Ничего, – усмехнулся Америка. – …Зато он хочет.
Джонс кивнул головой куда-то за мое плечо. Я недовольно обернулся и увидел, что рядом со столом, мягко улыбаясь, стоит…
- …Иван?