Россия был зол. Его ноги, обутые в тяжелые сапоги, твердо ступали по гладкому паркету коридора. Прислушиваясь к его шагам, Америка чуть улыбнулся и расслабленно развалился на постели, притворяясь спящим. Несмотря на всю свою привязанность к Ивану, он не мог отказать себе в удовольствии еще раз поиграть с огнем – подразнить злого Россию.
Дверь с громким стуком распахнулась, и Иван, походка которого вдруг стала абсолютно бесшумной, медленно приблизился к постели Альфреда. Прислушиваясь к его чуть учащенному дыханию, Америка отметил, что настроение России даже хуже, чем он предполагал.
Россия злился не очень часто. Но выходил из себя он всегда мгновенно – и хотя почти не менялся в лице, даже воздух вокруг него вдруг становился холодным. И с силой и внешним равнодушием ледяного оползня он сметал всех, кто оказывался поблизости.
Иван сел на кровать рядом с Америкой, пружины тихо скрипнули под весом его сильного, тренированного тела. Он наклонился к лицу Альфреда, опаляя дыханием бледную кожу, и на секунду замер, наслаждаясь до боли знакомым запахом. После чего прошептал, касаясь губами его уха:
— Ты бессовестный симулянт, Америка. У тебя ресницы дрожат…

— У тебя ресницы дрожат… — усмехнулся Россия, отстраняясь и сверху вниз глядя на Америку. – Так забавно.
Альфред гневно вспыхнул и оттолкнул смеющегося Ивана.
— Чертов коммунист, – проворчал он.
— А ты, мой милый капиталист, только рад позволить идейному врагу зажимать тебя по углам? – улыбаясь, прошептал Россия ему на ухо.
Америка попытался высвободиться из его объятий, но силы были явно не равны, и Иван грубо прижал Альфреда к стене, кусая его шею. Они стояли в маленьком темном кабинете рядом с конференц-залом, где с минуты на минуту должно было начаться совещание по поводу угрозы Второй мировой войны, нависшей над миром.
Альфред пылал искренней ненавистью к непонятному и слишком опасному Ивану, и его сводило с ума это невыносимое острое напряжение в их отношениях. Их взаимная неприязнь поочередно выливались то в драки, то в жаркие поцелуи украдкой.
— Америка… — выдохнул Россия, касаясь языком тонкой кожи его шеи. Альфред судорожно вдохнул, чувствуя, как бешено начало стучать его сердце. Сильные руки России властно сжимали его в объятиях. – Знаешь, рядом с тобой я могу думать только о том, что хочу скорее захватить тебя.
— Ты выбрал цель не по зубам, — гневно ответил Америка. Властность и угроза, которые слышались в голосе России, распаляли Альфреда еще сильнее, заставляли его в исступлении впиваться пальцами в плечи Ивана.
Америка был весь, как сдавленная пружина, напряженный, готовый взвиться, рассекая воздух, от малейшего прикосновения.
Иван тихо застонал ему в губы.

Альфред усмехнулся, но не пошевелился, продолжая с закрытыми глазами прислушиваться к дыханию России. Напряженными пальцами Иван коснулся щеки Америки, но в его прикосновении не было ласки – только затаенная угроза хищника.
Хищник был зол. И заносчивое поведение жертвы разжигало его ярость еще больше. Но на лице его сверкала привычная безобидная улыбка.
И хотя раньше Америка, как и все остальные, не мог понять, что же кроется за этим неизменным выражением дружелюбия на лице Ивана, то теперь, через столько лет после заключения Тихоокеанского Союза, Америка читал настроения России в мельчайших подробностях даже по легкой дрожи его пальцев.
Широкая ладонь России мягко скользнула по его лицу к волосам и зарылась в густые, светлые пряди.
— Ты ничего не хочешь мне рассказать, моя Америка?
«Моя Америка»… Когда Россия начал звать его так?

— Когда-нибудь я обязательно захвачу тебя, и ты станешь моим… моей Америкой…
— Не смей больше этого произносить, проклятый коммунистический фанатик.
— Капиталистическая свинья, — ласково произнес Иван. – Когда-нибудь я буду звать тебя так постоянно…
От его тона у Америки ледяные мурашки пробежали по спине. Все-таки недаром все страны так боялись Россию, в нем было что-то холодное, жесткое, пугающее.
Не в силах придумать в ответ ничего героического и звучного, Альфред сделал вид, что с головой увлечен докладом Англии, хотя даже не понимал, к какому вопросу тот относится.
Большинство стран тоже не слишком внимательно слушали Артура и все больше занимались тем, что искоса, украдкой поглядывали на перешептывающихся Россию и Америку. Каждый гадал про себя, во что может вылиться холодная война, так стремительно набирающая обороты и уже представляющая серьезную опасность для спокойной жизни всего мирового сообщества.
Альфред, эмоциональный и несдержанный по природе, с полной самоотдачей ушел в эту войну, стараясь погубить Россию. Ему казалось, что стоит разгромить соперника – и всем этим непонятным, противоречивым чувствам внутри него, всем этим неоднозначным ситуациям, и этому глупому чувству, когда в присутствии России у Альфреда подкашивались ноги – всему этому сразу придет конец.
На том совещании в шестидесятом году никто еще и представить не мог, чем именно завершится Холодная война.

— Нет, ничего, — ответил Альфред, не утруждая себя больше игрой в спящую красавицу. – Лучше ты расскажи что-нибудь.
Рука Ивана в его волосах напряглась, и плавный изгиб губ на мгновение недовольно исказился рябью.
— Я уговорил Польшу присоединиться к Союзу, — поведал Россия.
Америка саркастично хмыкнул. Он знал, как Иван «уговаривает». Так «уговаривает», что весь мир трясется в страхе.
— И что?
— Сначала Литва чуть не разрыдался от сочувствия, а потом, когда Польша присвоил себе добрую половину его вещей, чуть не разрыдался от злости.
— Тебя это веселит? – Америка выгнул правую бровь, задумчиво глядя на собеседника.
— Да, — ни капли не смутившись, ответил тот.
На что Альфред одними губами, беззвучно произнес «я люблю тебя».
— А теперь, — Россия, совершенно не растроганный этим признанием, осторожно сжал широкой ладонью горло Америки. – Расскажи и ты что-нибудь.
— Зачем? Ты и так все знаешь.
— Вот именно, — рука Ивана дрогнула, словно ему стоило великих усилий сдержаться и не впиться в шею Альфреда со всей бушующей яростью. – Ничто, произошедшее на территории Союза, от меня не укроется, да, моя Америка?
— Да. Но, кстати, формально я не твой. Мы заключали союз на равных правах, — невозмутимо заметил Альфред.
— Так это формально, — протянул Россия.
Америка рассмеялся, и его горло задрожало, жестко сдавленное рукой Ивана.
Действительно, официально все страны Тихоокеанского Союза были равны и дружны. Вот только на деле вышло так, что Россия, чья тонкая натура так романтично тяготела к тоталитаризму, давно подмял всех под себя.
И, кстати, именно он настоял на том, чтобы их с Америкой объединение носило звание «Союза». Советских Социалистических Республик или Тихоокеанский – разницы почти никакой, Союз есть Союз. Это короткое слово ударом раскаленного молота перечеркивало все формальности.
— Итак, — угрожающе начал Россия, сильнее сжимая шею Альфреда. – Почему ты приказал моим солдатам отступить и отдать Бермуды Англии?
— Потому что мы льем слишком много крови.
Иван рассмеялся, хищно скаля белоснежные зубы:
— Обманывать нехорошо, моя Америка. Ты просто пожалел своего драгоценного Артура, да?
— Зачем ты спрашиваешь, если и так все знаешь? – Альфред смело, но без вызова смотрел в его глаза.
— Ты ничего не боишься… никогда ничего не боялся… — наклонившись, Россия осторожно поцеловал его.

— Ты ничего не боишься, — с легкой усмешкой произнес Иван. – Я же просил не беспокоить меня сегодня.
Он стоял у кровати, отвернувшись от Альфреда, и неторопливо снимал рубашку. Замерший у двери Америка медленным взглядом следил за его расслабленными движениями, за постепенно открывающейся мощной спиной, за твердыми мышцами плеч, переливающимися под кожей.
— Мне плевать, что ты просишь.
Россия небрежно отбросил рубашку на кресло и наконец повернулся к Альфреду:
— Ты мог хотя бы постучаться, милый мой.
— Заткнись. Чертов коммунист…
— Ты повторяешься. Что тебе надо?
Альфред, решительно поджав губы, медленно подошел в России и положил ладони на его твердые плечи. Осторожно коснулся губами шеи, словно пытаясь распробовать, каким будет вкус России в новой обстановке.
— Я не могу так больше, — прошептал Альфред, продолжая целовать его теплую кожу, просто не в силах оторваться от него. – Ты нужен мне.
В тот вечер Америка, ни разу не дрогнув, поставил на карту все.
— Наконец-то… — выдохнул Иван, обнимая его.
Альфред мягко подтолкнул Россию, заставляя отступать к кровати, и поцеловал Ивана впервые открыто и без злости. Он доверчиво и с каким-то трагичным отчаянием расслаблялся в руках России, покорно отдавая всего себя в его распоряжение.
— Мне плевать, что ты ответишь, — выдохнул Америка. – Главное – не говори ничего сейчас. Не хочу ничего слышать. И пожалуйста, хотя бы сегодня… побудь со мной нежным.
Россия мягко поцеловал его, принимая эти условия, и осторожно опустился на постель, увлекая за собой «свою» Америку…

– Вечно твой проклятый Артур... Ты не хотел, чтобы моя армия потрепала его идеально отглаженный костюм? – тихо продолжил Россия.
Альфред молчал, чуть приподняв брови, словно требуя продолжения монолога.
— Ты ведь моя Америка, только моя, ты не должен заботиться ни о ком другом, — быстро зашептал Россия, не отрываясь от его губ.
— Но ведь он меня вырастил все-таки, — пробормотал Альфред, впервые отводя взгляд. – Старший брат или что-то вроде того. Я понимаю, что сейчас он наш противник, как и все другие страны Евросоюза, но…
Россия сильно укусил его за губу, заставляя прервать речь.
— Не оправдывайся, Альфред. Ты виноват передо мной.
— Ты ревнуешь?
— Да, — хрипло ответил Россия и, взяв Америку за руку, прижал его ладонь к своей груди. – Чувствуешь? Там все горит от ревности, полыхает в страшной агонии.
— Прости, — Альфред погладил его по голове.
Иван, все еще охваченный злостью, тихо прорычал:
— Не так быстро…
Не разжимая пальцев, жестко сжавших горло Альфреда, он грубо стащил его на пол.

Просыпался Альфред неохотно, отчаянно цепляясь за остатки сна. Утро несло с собой яркое солнце и неизбежную встречу с Иваном, от одной мимолетной мысли о которой у Альфреда сжималось сердце.
— Доброе утро, — тихо протянул Россия, и Америка едва сдержался от горького стона. Теперь уже точно не удастся сбежать незамеченным.
— Доброе, — отозвался Альфред, лениво открывая глаза.
Россия лежал рядом с ним и обнимал его жестом полноправного собственника.
— Я так ждал, когда же ты придешь ко мне. У меня есть, что сказать, в ответ на твое «ты мне нужен», — начал Иван. Не вставая с нагретых, смятых простыней и покрывая руку Альфреда медленными поцелуями, он предложил ему объединиться в союз.
Через два дня, когда официально был разрушен СССР, и все его участники автоматически влились в состав Тихоокеанского Союза, вся Европа содрогнулась.
Объединившись, Россия и Америка стали обладателями невиданной мощи и власти. Без особо долгих уговоров им удалось присоединить к себе Канаду и часть мелких стран Южной Америки, а потом Китай и вместе с ним почти всю Азию. Только Япония слабо сопротивлялся, но у него уже не было шансов, он был окружен, и Россия лишь из-за лени не добивал его окончательно.
Любовь двух могущественнейших держав того времени навсегда изменила политику и ход истории всего мира.

Россия сидел на постели, запрокинув голову, пальцами он судорожно впился в волосы Америки. Альфред стоял перед ним на коленях и усердно работал губами и языком. В конце концов, «его» Америка должен был как-то загладить вину.
Иван тихо бормотал какие-то бессвязные слова, заставляя Альфреда мысленно улыбаться – пожалуй, это была единственная ситуация, в которой Россия всегда терял самообладание.
Наконец, по телу Ивана пробежала судорога удовольствия, и он, сдавленно застонав сквозь плотно сжатые зубы, обессилено откинулся назад. Альфред поднялся и сел рядом с ним, ласково глядя на его смягчившееся лицо.
— Люблю тебя, Россия.
— Пора собираться, моя Америка. Скоро у нас встреча с делегацией из Евросоюза. Нам нужно в очередной раз произвести на них неизгладимое впечатление.
— Они и так боятся.
— Так я и не собираюсь их сегодня запугивать. Но мы должны дать им понять, что не стоит лезть в наши дела на Дальнем Востоке.
Альфред, молча смотрел на него, словно ожидая чего-то еще.
— И да, — Иван встал с кровати, одергивая сбившуюся рубашку. – Я тоже тебя люблю.