От автора:

Думаю, на самом деле комментарии излишни. Скажу только — данный рассказ появился на свет благодаря замечательной книге «Napoleon's Privates» («Частная жизнь Наполеона») Тони Перроттета. В ней есть также глава про Екатерину Великую, упомянутую, как «ценительница русской мужественности». Собственно, эти три слова и дали жизнь рекомому рассказу.

ПС: Автору действительно стыдно.

----------------------------------------------------------------------------------------------------------

А за окном оркестр играет,
Солдаты выстроились в ряд,
И уж Потемкин принимает
Какой-то смотр или парад.
- Мне нужно быть бы на параде,
Себя на миг хоть показать...

Екатерина аккуратно обмакнула перо в чернильницу и сделала небольшую пометку в солидных размеров тетради, лежавшей на столе.

- Необрезанный. - Протянула она, еще раз бросив взгляд на свою страну, словно желая лишний раз проверить этот факт, прежде чем сделать еще одну запись.

Россия, сидевший на краю ее постели, героически боролся с желанием прикрыть свой пах подушкой.

- Я, кстати, предпочитаю именно такой вариант. А теперь … мне хотелось бы сделать несколько замеров. Я надеюсь, ты будешь любезен и уделишь мне еще немного времени.

Колени у Ивана сдвинулись сами по себе.

- Зачем?! - Спросил он, искренне желая, чтобы в голосе не отразилось испытываемого им раздражения, и еще сильнее желая, чтобы она позволила ему, наконец, надеть штаны.

- Исключительно ради удовлетворения моего собственного любопытства. - Беззаботно ответила она, двигаясь вместе со стулом поближе к нему. - После того, как обзаводишься таким количеством любовников, как я, обзаводишься и.. .как бы это лучше сказать?... своеобразными привычками и причудами.

По скромному мнению России это едва ли было ответом, но он предпочел держать язык за зубами и незаметно через ее плечо заглянуть в тетрадь, испещренную именами, цифрами и прочими фривольными замечаниями. Скривился, и попытался думать о чем-то более приятном — подсолнухах, котятах, побитом Пруссии... особенно, когда ощутил прикосновения измерительной ленты к своему мужскому достоинству.

- Не такой длинный, как у Потемкина, - пробормотала Екатерина, отстраняясь, чтобы внести в тетрадь «результаты измерений». - Зато крупнее в обхвате. Хм, интересно...

- Что? - Напряженно переспросил Иван, старательно пытающийся уберечь свое тело, вернее определенную его часть, от естественной и вполне предсказуемой реакции на происходящее.

Екатерина в задумчивости потерла подбородок.

- Ты способен написать свое имя на снегу? Ну, когда, облегчаешься? Мне доводилось видеть, как мужчины делают эту странную вещь, и думаю, что это требует определенного навыка.

- Кхем.. – Поперхнулся Россия, но счел благоразумным ответить. - Я могу написать «Иван». Но вот добавить к этому еще и «Брагинский» - едва ли.

- В самом деле! Ты обязательно должен мне показать. Просто «Иван» будет достаточно.

Россия решил выдвинуть наиболее убедительный аргумент, который мог бы избавить его от этой «чести». По крайней мере, в данный момент:

- Но я не могу сделать этого прямо сейчас, понимаете…

- А я и не собиралась требовать этого от тебя сию же минуту, дорогой. Мы еще не закончили с измерениями. Нужно снять замеры и в «состоянии боевой готовности».

Единственное, что Россия сумел выдавить из себя при мысли о такой заманчивой перспективе, было нечленораздельное:

- Эхем-ах-ау-прст-ё...

Екатерина удивленно приподняла брови:

- Тебе помочь?

И прежде чем он успел что-то сказать или сделать, она ловко и уверенно взяла его, кхм, южные губернии, кхм, под свое непосредственное управление. Опыта ей было явно не занимать, и потому все, что мог сделать сейчас Иван — все-таки схватить одну из подушек, и, спрятав за ней багровое от румянца лицо, вцепиться в нее зубами, чтобы сдержать рвущиеся наружу стоны.

- Напомни мне сделать пометку о твоих волосах. У тебя их тут больше, чем у среднего мужчины. Больше даже, чем у Григория Орлова. О, ты уже полностью готов? Быстрее, чем я ожидала. Это заняло где-то 35 секунд. Напомнишь мне об этом тоже.

Ответом ей были лишь глухие стенания из-за подушки.

- Ладно, сначала несколько вопросов. Постарайся ответить на них наиболее точно. Как человек эпохи Просвещения, ты должен понимать значимость научных изысканий.

Россия был уверен, что из всех изысканий, что ему доводилось производить, эти — самые ненаучные, но озвучить эту мысль не смог, потому как был в том состоянии, когда язык уже отказывается служить.

Он ощутил почти физическую боль, когда она отпустила его, и неохотно высунулся из-за подушки. Оказывается, Екатерина опять взяла тетрадь, усевшись на стул между его разведенных коленей.

- Прошу прошения, мой милый. Но эта часть экзамена не будет включать практику. Постарайся не утратить стойкости за время нашей беседы. Ну, а теперь... сколько раз в месяц, в среднем, ты грешишь?

До этого, Россия был уверен, что покраснеть сильнее он не сможет чисто физически. Он ошибался.

- Нисколько.

- Вот как? Ну ладно. А в год?

- ....

- Ну же, милый. Тут некого стесняться.

- ...Нисколько.

Екатерина посмотрена на него с тихим ужасом. Она и представить не могла, что кто-то (кроме монахов) может жить без радостей плоти целыми годами.

- А сколько раз... ну, допустим , лет в десять?

Россия опять нырнул за спасительную подушку.

«Ну, почему, почему мне всегда так «везет» на правителей?! Это еще хуже, чем война Петра с бородами...»

Екатерина резко захлопнула тетрадь.

- Мой милый, так что же…ты - девственник?! Ах, как жаль, что ты мне об этом не сказал раньше! Сколько тебе лет?

- Девять веков....вроде бы....

- Ах, ты бедняжка! - Вскричала она, сочувственно покачивая головой. - Просто поразительно, что тебя до сих пор не разорвало. Но не волнуйся, я тебе помогу. В конечном итоге, все эти измерения могут подождать.

- Подождать чего? - Спросил Россия, безотчетно кладя подушку себе на колени.

Она нетерпеливо повела плечами и раздраженно вздохнула:

- Довольно прикидываться - со мной это не пройдет. Ты же умничка, чтобы не думали эти европейские болваны. Ты отлично понял, что я имею в виду. Я всегда говорила, что наивысшим удовольствием для меня является служение моей стране. Хотя признаюсь, никак не ожидала, что в мои обязанности будет входить и лишение тебя невинности. Но ты и сам знаешь - я не отступаю ни перед чем. Тем более, если задача так очаровательно- пикантна. Кроме того, в моей постели пока был только один девственник – Станислав Понятовский... Поэтому будь добр — помоги мне расшнуровать корсет.

________________________________________________________________________________________________________________________________
Скрипит кровать, трещит перина,
А на плацу проходит рать!
О, славься ты, Екатерина!
О, славься ты, Ебена мать!

Примечание переводчика:

При переводе мною включены в качестве эпиграфа отрывки из «срамной» поэмы «Григорий Орлов», авторство которой приписывают Ивану Баркову (русский поэт середины 18 века, переводчик Академии наук).