— Норвегия…
— Что?
— Ну может, мы, эта, камин растопим?
— Дров в доме нет, а в такую пургу я никуда не потащусь.
И датчанин, обиженно стуча зубами, укутался в плед, как сосиска в тесто. Дернул же черт поехать в горы в январе-месяце, да на рыбалку, Норвегия ему обещал, что у него, слава Гольфстриму, зимы мягкие, теплые, а тут на тебе! Минус двадцать за окном, снега по пояс, сугробы, что великаны-тролли, да еще и вьюга завывает, ветер сильный, ни зги не видно. Даже света нет, только одиноко покачивается пламя керосиновой лампы. Вот и оставалось, что вытащить все пледы, да укрыться ими. Впрочем, помогало слабо: Дания все равно боялся, что вот-вот откусит себе язык.
— Норвегия…
— Что?
— Ну серьезно, пойдем за дровами, я согласен их сам тащить.
— Я же сказал, я не самоубийца, чтобы в такую погоду куда-то идти.
И этот, тоже молодец. Дания тут трясется, что лист осиновый на ветру, а он в ус не дует. Не дрожит, зубами не стучит, это сколько усилий надо приложить, чтобы не выдать, что он сам окоченел? А в том, что Норвегия окоченел, датчанин даже не сомневался. Хоть и сидит, как памятник себе, а видно, что бледен, как смерть, и губы синеют. А нос красный, сопливый, периодически шмыгает. Ладно ради Дании – ради себя бы почесался, но нет, изображает нахохлившегося пингвина и не думает что-то предпринимать.
— Дания…
— Что?
— А про дрова хорошая идея. Может, сходишь? С меня бутылка.
— Даже за бутылку не пойду. В такую погоду хороший хозяин собаку из дома не выпустит.
— Ну ты же не с пуделем Финляндии идешь гулять!
— Нет и все. Я к дивану примерз.
И дальше сидят и мерзнут. Будьте прокляты, зимние рыбалки, будьте прокляты вы, Гольфстримы и циклоны, будьте прокляты сугробы и оборванные провода. Это из-за вас, все из-за вас, из-за вас теперь датчанин и норвежец сидят и страдают. И будьте прокляты, человеческие бредовые идеи и язык. С вас ведь все началось.
Проклятия проклятиями, а как вопрос решить? Уже ни рук, ни ног, да и головы подавно. И только уши и носы горят алым пламенем, как у алкоголиков со стажем и без просыху. И как согреться в такой ситуации? Норвегия вот наверняка своего истрепанного плюшевого зайца к себе прижал, а что Дании делать?
Был один старый дедовский способ.
— Норвегия…
— Что?
— Заползай ко мне под плед.
— Не хочу.
— Ну серьезно, хватит зайца своего обнимать, с него мало толку.
Молчание, воцарившееся в стенах домика в горах, нарушала исключительно заупокойная песнь вьюги за окном.
— Ты откуда узнал?
— А то я не видел, как ты с ним спишь. И швед знает. У него даже фотография есть.
Только то, что Норвегии было невмоготу дотянуться окоченевшей рукой до затылка друга, спасло Данию от воспитательного процесса и вышибания лишних воспоминаний.
— Все равно не полезу.
— Ну я же лучше зайца!
— Аргументы?
И еще одна минута молчания и раздумий.
— Я умею говорить.
— Сразу жирный минус.
— Я мягкий.
— Два-ноль в пользу зайца.
— Я теплый.
Норвегия не отзывался. Дания уже было подумал, не примерз ли у него язык к небу, но тут норвежец резко сорвался с насиженного места и залез под плед к датчанину, мелко дрожа и уже не сдерживая зубы, которые начали отбивать какой-то доселе неизвестный ритм.
— Аргумент принят, - сказал он, прижавшись к Дании и натянув плед на нос. Вот так-то лучше, все-таки работают еще старые дедовские способы, вот что в такие холода может быть лучше теплой тушки под боком? Вот и датчанин уже через некоторое время почувствовал хотя бы свои руки, да и грудной отдел. И все равно, отныне и навеки они будут ездить на рыбалку исключительно в весеннее-летне-осенний период, ну, или куда-нибудь к Сейшелам в гости. Да, будут. Если выберутся из этого чертова домика в горах, в котором не было чертова электричества, который стоял в чертовом эпицентре снежного бурана и в котором надо было переться в чертов двор, чтобы притащить чертовы дрова для чертова камина.