…С самого раннего утра Артур ощущал ненависть ко всему живому, включая французов, жирафов, водомерок и всякого микроба. Исключение, пожалуй, составляли лишь английские феечки да единорог, но не всякий бы признал их реально существующими, так что, можно сказать, преград для британской ненависти к миру не существовало.
И вот Англия, словно неупокоенное привидение, бродил по дому, изредка нервно посмеиваясь. Небеса над Лондоном охотно подыгрывали – на улице вовсю лил дождь. Правда, иногда казалось, что он собирается притихнуть, но тут же под громовой аккомпанемент на город обрушивалась очередная непроглядная водяная стена. И как бы старательно англичане не выворачивали шеи, высунувшись из окон, узреть границу с хорошей погодой не представлялось им возможным. Но это никого не удивляло, и, вздохнув, они лишь плотно затворяли рамы.
Кёркленд стоял перед набитой книгами полкой и смотрел на разношёрстные переплёты, со скрипом переваривая фамилии умерших британских классиков (обработать же имена не совсем умерших не совсем классиков не совсем английской крови оказалось для его сегодняшнего ступорного мозгового состояния и вовсе невозможным). В таком состоянии помочь Артуру мог только дядюшка Шекспир. И стоило только англичанину протянуть руку, готовясь принять помощь, как входную дверь начали бить. Именно бить. Кёркленд даже решил, что это могли делать головой. Но делай бы это хоть задницей, яркая вспышка лютого гнева ужалила бы Англию в любом случае. Туман угрюмо-тормознутой ненависти в голове рассеялся, и Артур решительно направился в переднюю, воображая, как будет рвать на британский флаг того полоумного, кто посмел без предупреждения вмешаться в депрессивный ход его буднего дня.
— Кто? – рявкнул Англия двери.
Ну ему было действительно не до гостей…
— Герой прибыл!
…тем более ТАКИХ.
Раздражение не позволило Артуру удивиться хоть на миллиграмм. Его губы немедленно расплылись в злобной усмешке. Ну неужто этот придурошный янки действительно полагает, что его впустят?..
— Америка, катись ты к чёрту.
— Ч…чего-о?! Я, понимаешь ли, летел к нему из-за семи морей, а он шлёт такого желанного всем миром гостя обратно!
«Разве что всей Сибирью желанного», — фыркнул про себя Кёркленд и собрался уйти из прихожей.
— Да чёрт тебя дери, Англия, впусти! Тут же ливень! – брошенным щеночком проскулил Америка и, обиженно помолчав, добавил в таком же тоне: — Я ведь входную дверь тебе выбью!
Артур неуверенно усмехнулся… Нет, он ещё не забыл, как сотрясалась его дверь минуту назад. А ведь она и впрямь может не выдержать ещё парочки таких ударов…тем более, если предположение, что бил Америка головой, подтвердится. Она у него такая дубовая!
— Баргест с тобой, заходи, говори быстрее, в какую Галактику собрался на этот раз, да проваливай!
Америка ворвался в распахнутую дверь, грязный и мокрый с ног до головы, но всё равно сверкающий своей придурковатой улыбкой.
— Только идиоты не берут с собой в Лондон зонтик, — дружески приметил Артур.
Альфред же, пропустив насмешку мимо ушей, ровно как и следующий за ней крик «Цербер тебя за ногу, обувь сними!!!», прошествовал вглубь квартиры. Англии пришлось отправиться за ним, бессильно сверля ненавистную цифру 50 взглядом. Дойдя до кухни, Америка неожиданно затормозил, резко развернулся и поймал чуть не впечатавшегося в него Артура. Тот, в свою очередь, попробовал огрызнуться, но вышло лишь придавленное кряканье, потому что Джонс вдруг стал трясти его за плечи.
— Д-да отпусти ты! – выкрикнул Англия и попытался вырваться, но американец лишь крепче сжал плечи и посмотрел ему прямо в глаза.
А далее обязано было произойти нечто феноменальное – у Альфреда был решительный вид и непривычно серьёзный взгляд.
— Англия… — начал Америка и тут же замолчал, словно собираясь с силами.
У Артура отчего-то перехватило дыхание.
И вот, спустя бесконечно долгие пять секунд, американец закрыл глаза, сделал глубокий вдох и выпалил:
— Накорми меня!!!
Англию подкосило, и он грохнулся на пол, подобно мешку картошки.
— А…Амер-рика!.. – икнул упавший и тут же вскочил на ноги. – Т-ты, полудурок, определённо что-то задумал, признайся! Ну не ты ли на прошлой неделе сравнил мои пирожные с…кхем…тушёными турецкими варениками, заправленными русским кефиром?! И посоветовал союзникам не есть мой суп, приготовленный специально по случаю собрания?
— Ну да, можно было и промолчать, — легко уступил Альфред. – Пожалуй, тогда даже наивный Канада и без моей геройской речи усомнился бы в съедобности твоего варева…
— Кто-нада?.. А, неважно, убирайся, идиот! – Англия возмущённо упёрся ладонями в спину гостя и со всей силы стал толкать его к выходу.
Но героев так просто со сцены не выпереть. Американец стал тормозить пятками, превратив ковёр в гармошку, и, сколько бы Кёркленд не пыжился, сдвинуть янки с места ему не удавалось. Джонс картинно закатил глаза, громко вздохнул и вдруг снисходительно произнёс:
— Ну, из-ви-ни, папаша. Хоть твоим, — кхм, — продуктам питания до моих сочных бургеров – как на верблюде до Антарктиды, про тушёные вареники я соврал. Доволен? Ну же, Арти, я голоден.
— Блин, ты, тупица… — Англия перестал толкать Штаты и шумно втянул ртом воздух, стараясь переварить «Арти», «папашу» и американское «sor-ry»…ну и попутно вообще оценить всю бредовость ситуации.
«Нет, он явно что-то задумал… Меня, чёрт побери, просит!.. Накормить его… Он. Просит. Меня. Его. Накормить.»
Задумавшийся Англия шагнул, тут же запнулся о помятый ковёр, но вместо того, чтобы упасть, рванулся вперёд и…со всего маху впечатался в косяк кухонной двери.
— Эээ… Ты в порядке? – неуверенно улыбаясь, поинтересовался Америка.
— Да… да. Проходи на кухню.
— О…

— Готово! – Артур развернулся и продемонстрировал нечто издали напоминающее кашу(?). При этом глаза англичанина ярко светились, а губы застыли в непривычно дружелюбной улыбке.
Вообще-то, когда Америка только прибыл, то по кислой роже брата решил, что тот мучается запором. Ну, может, он и ошибся.
— Приятного аппетита! – торжественно пожелал Англия и положил своё творение прямо перед заказчиком.
Альфред с подозрением покосился на свой обед, но, поймав изучающий взгляд кулинара, вмиг изобразил неземное счастье. По крайней мере он надеялся, что изобразил. Однако Кёркленд с нарастающим подозрением поинтересовался:
— Ты…есть хоть собираешься?
— Конечно! – смертельно хотелось добавить: «Я же герой», но вместо этого парень вооружился ложкой.
«НЕ стоит ТАК внимательно ЭТО изучать. Не стоит, чревато!.. И ты же герой, чёрт побери!.. Ты сам на это подписался! Ты должен, ты обязан доказать этому нахалу, этому медведю, этому рус…» — сбивчивый поток мыслей стучал в черепную коробку, заставляя зрачки испуганно сужаться, щёки – краснеть, а лоб – покрываться испариной.
— Ну?.. – уже с некоторой нервозностью произнёс Артур, дав этим сигнал к началу старта.
Чёрт, как же это было НЕВКУСНО! Просто невкусно. Просто, но до чертей!!! А Америка пихал это ложками в рот, и ему казалось, что тарелка заколдована, и её содержимое не кончится никогда…
Но, к его счастью, ничто не вечно. Оно всё-таки закончилось.
— Вкуснятина!!! – с жаром выпалил Герой-теперь-с-большой-буквы, еле сдерживаясь, чтобы не разреветься.
Артур подозрительно молчал. Джонс медленно поднял на него взгляд. Неужто догадался?!
Нет же. Англия улыбался. Улыбался по-братски тепло и…благодарно? Кажется, он не улыбался ему так уже несколько сотен лет.
Америке стало ещё дурнее.
— Если хочешь, — запнувшись, неожиданно мягким голосом пробормотал Кёркленд. – Я могу положить добавки…
«О Боже».
— Да нет, нет, не утруждай себя! – в отчаянии затарабанил Джонс и вскочил со стула. – Хе-хе, братик, ты ведь не думаешь, что я такой обжора?.. Ну ладно, всё было, — ха-ха, — очень здорово, я побежал.
И, не дав Артуру опомниться, он с жаром чмокнул его в щёку и стрелой вылетел из дома, правда, запнувшись по пути о тот самый злосчастный ковёр.
В другой момент это всё показалось бы Англии из ряда вон выходящим, и не зря. Ну не мог Америка залететь к нему лишь ради обеда, не мог назвать братиком, не мог похвалить стряпню, не мог его поцеловать, попусту НЕ МОГ!!! Ну и, в конце концов, англичанин всё же думал, «что он такой обжора». Но…
Кёркленд лишь молча подошёл к окну и одёрнул шторы. В глаза ему ударил резкий солнечный свет.

Дождь закончился. Но Альфреда это счастливым, отнюдь, не сделало – плевать на солнечную погоду, в животе-то бушует настоящий шторм!
Кое-как сдерживаясь, чтобы не запрыгнуть в объятия любого встречного куста и уединиться с ним на всю ночь, а так же в энцатый раз прокручивая в голове молитвы Всевышнему, американец летел к аэропорту.

***

Вечерело. Россия сидел в мягком кресле и вязал варежки для Ториса. Недавно он узнал, что старые тот потерял в каком-то очередном любовном инциденте с Беларусью… Бедняжка. И кто, как не Ваня, поймёт его? Любить его младшую сестрёнку всегда было непросто…
Вдруг раздалось раздражающее дребезжание звонка. Иван вздохнул, отложил вязание и отправился открывать. У него уже были предположения относительно прибывшего.
— Здорово, русский! – почти прорычал ухмыляющийся гость и захлопнул за собой дверь.
Брагинский даже удивился. Не того он ожидал увидеть. Но быстро совладал с собой и сладко улыбнулся:
— Привет, Гилбертушка. Как же я скучал! Уже пять лет прошло с тех пор, как ты отправился к Германии... эмм... погостить.
Байльшмидт немного покe-сe-сeкал и язвительно выдал:
— В итоге Я решил к нему переехать. И потому официально прибыл забрать свои Великие вещи!
Ваня усмехнулся «великим вещам» и решил не обижаться. Перспектива прусского возвращения в русский дом была не очень светлой и заявляла, что Ваня не сможет вот так спокойно вечерами вязать варежки. Так что пусть уходит к Германии!.. Хотя губы надуть можно. В память о невинной детской мечте «сделать всех едиными с Россией»...
— А, кстати! Великий Я голоден.
Россия выпал из своих раздумий.
— И?
— Что — «и»? Накорми меня, тормоз!
Иван хмуро взглянул на пруссака. Знакомая картина.
— Что за невежливый гость, — кровожадно улыбнулся он. – А как же твой заботливый Германия? С чего это он тебя вздумал голодом морить?
— Ничего не вздумал!.. Запад, это... занят просто, — ну не рассказывать же Брагинскому, что тот и впрямь не кормит брата третий день, в награду за истощённый в рекордное время запас немецкого пива им же и ещё парочкой извращенцев (винной и томатной мордами, соответственно), и что пришёл-то Гилберт, в общем, не за вещами, а нахаляву пожрать русских блинчиков с мёдом. – И вообще, Я – не просто я, а Великий Я, поэтому ты не смеешь оставлять Меня голодным!
Ваня удивлённо приподнял бровь. У, распоясался. Пора опустить на землю.
— Ты не Великий.
— Чего?!
Гилберт шокировано распахнул глаза и застыл на месте. Как это – Он, да не Великий?! В прусской голове не могло это уложиться.
— Того. Не великий ты, — ещё шире улыбнулся Ваня, довольный произведённым эффектом. – Даже не можешь голод перетерпеть.
Этот факт показался Гилберту недостаточным.
— И что?! Великий имеет полное право жить в своё удовольствие!
— Великий должен обладать Великим Умом и понимать, что русского тревожить ради кормления немца – себе дороже. Вот почему бы тебе не пойти, например, к Англии, а?.. Он с радостью тебя накормит! – весело предложил Россия.
Пруссия ошалело уставился на Ивана.
— Ты что?.. Совсем мозги отморозил?..
— Так ты же Великий!
На это Гилберту возразить было нечего.
— Да… Великий…
— Ну так поди да подтверди слова на деле!
Повисла пауза.
Пруссия сжал кулаки, усиленно нахмурился.
— Отлично! – и внезапно заржал. – Я тебе покажу, чудище лесное! Я Великий-превеликий, и даже ты скоро не сможешь с этим поспорить!
Россия поощрительно кивнул, приметив для себя всё так же слишком усердно сжимаемые пруссаком кулаки, нервные нотки в его смехе и капли пота на лбу.
— Удачи, — ещё шире улыбнулся он вслед.
Кажется, Гилберту послышалось нечто вроде «пусть земля тебе будет пухом», ибо тот заметно вздрогнул. Ну что, пусть набирается жизненного опыта. Но не перебарщивает, а то ещё цветы на могилку ходить носить!..
А Ванька запер дверь, покачал головой и отправился к недовязанным варежкам. Ему ещё предстояло дождаться возвращения Героя, чьё звание он так же смел оспорить ранее.