Часть 2. Италия
- Италия, пойдем со мной, я хочу тебе кое-что показать, - спокойно обращается ко мне Германия.
- Вееее, ура, значит, тренировки сегодня не будет? – радостно спрашиваю я, прекращая разминаться, - Германия, а что ты хочешь мне показать?
- Пойдем, сама увидишь, - как-то странно отвечает Германия. Я молча иду за ним, а на душе не спокойно. Я чувствую, что с ним что-то не так, но не могу понять что именно.
- Вее, у тебя новая форма! – радостно пищу я, дергая Германию за рукав новенького мундира.
- Да, это подарок от моего нового босса, - не глядя на меня отвечает Германия, высвобождая рукав из моих рук, но мгновение мне показалось, что в его глазах промелькнуло раздражение… в его глазах… Только сейчас я заметила, что они не ярко-голубые, как обычно, а тусклые и серые. Странно, раньше с ним такого не бывало.
- Дойцу, ты себя хорошо чувствуешь? – взволнованно спрашиваю я, неотрывно глядя на лицо немца.
- Да. - коротко отвечает он мне.
Мы шли молча, и я постоянно взволнованно озиралась по сторонам, волнуясь с каждой минутой все больше. Мы шли еще несколько мучительных минут, пока не взобрались на высокий холм и не остановились возле крутого спуска.
- Что скажешь, Италия? – взволнованно и счастливо одновременно спросил меня Германия, - правда, это самое вдохновляющее зрелище, которое ты только могла увидеть?
Холодный страх сковал мое тело, дышать стало сложно, я чувствую как на моих глазах появляются слезы страха, а в душе поднимется лишь одно желание – бежать, бежать так быстро как я только могу, так далеко как это только возможно…
- Тебе не нравиться? – непонимающе спрашивает меня Германия.
Я испуганно смотрю на залитую бледным холодным солнечным светом огромную поляну, на которой установлен военный лагерь, все, что я вижу - это военных, в такой же форме, как и на Германии, бесконечное оружие и новые блестящие танки. Казалась им нет конца, они занимали собой все пространство, я чувствую исходящую от них мощь и агрессию…. Я хочу убежать…
- Италия? – снова зовет меня Германия. Я медленно поднимаю на него взгляд, и от его лица мне становится еще страшнее, потому что он… улыбается. И эта улыбка была жуткой, хищной, кровожадной, сейчас он походил на зверя, готового наброситься на свою жертву в любой момент. Его глаза медленно темнели, становясь почти черными…
- Что… что это такое, Дойцу? – испуганно спрашиваю я, - Скажи… скажи, это ведь все просто для какого-нибудь парада, да? – я и сама не верю в свои слова, но хватаюсь за эту глупую догадку, - Ты ведь любишь все военное, наверное… наверное, просто решил устроиться самый-самый большой военный парад, да, я ведь права?...
- О чем ты говоришь? – строго спрашивает меня Германия, его улыбка мгновенно исчезает, - Мы начинаем войну, я уже отправил Японию, чтобы он приготовил все необходимое, и теперь я хочу, чтобы ты тоже приготовила своих солдат.
- Ч-что? Но-но, Дойцу, я не хочу…
- У нас союз, и ты обязана поддерживать меня. - холодно произносит Германия, - Иначе в нем нет никакого смысла.
***
Земля трясется, мне страшно, я сжимаюсь в комок и плотно закрываю уши, чтобы хоть как-то заглушить крики и бесконечные выстрелы. Моя одежда насквозь мокрая от бесконечного дождя и в этом проклятом тумане я почти ничего не вижу. Я кричу и плачу, мне страшно, так страшно как еще никогда в жизни не было…
- Италия, прекрати ныть и сражайся! – слышу я совсем близко приказ Германии, но я лишь отрицательно качаю головой, я никогда ни за что не выползу из своего укрытия и не пойду сражаться! Я не люблю войны, боюсь их… и я не буду сражаться…
Я громко вскрикиваю, когда Германия грубо поднимает меня на ноги и громко орет на меня на своем родном языке. Хоть я не понимаю ни слова из того что он сейчас говорит, мне становиться еще страшнее… Я боюсь его, боюсь Германию больше чем врагов на поле боя, боюсь его больше всего на свете.
- Вперед, или я силой заставлю тебя сражаться! – хрипло кричит он на меня и заносит руку для удара, я сжимаюсь от страха.
- Нет, не бей, я пойду! - плачу я, дрожащими руками хватаясь за автомат, который стоял возле стены.
- Так-то лучше. - уже спокойнее произносит Германия.
***
Я не знаю, сколько прошло времени, но все слилось в жуткую череду сражений. Я постоянно пыталась спрятаться или убежать, пока однажды Германия не стал прежним, всего на пару минут, и я смогла увидеть его ярко-голубые испуганные глаза. Я слышала его растерянный голос, кажется, он не помнил ничего об этой войне, и я была так счастлива снова его увидеть… Но вскоре он снова исчез, я видела как он менялся, слышала, как его голос становился все более жестким… Но теперь это не важно, ведь я знаю, что мой Дойцу все еще есть, просто он… болен? Да, болен.
Я осторожно касаюсь покрасневшей щеки, кожа еще очень болит после его пощечины. Может, я еще смогу увидеть его настоящего. Я плотнее кутаюсь в шерстяное тонкое пальто, которое мне дал кто-то из солдат, устало смотрю в окно, за которым беззаботно кружатся пушистые снежинки. В России и правда очень холодно, а ведь до начала зимы еще больше недели…
Ночью я тихонько прокралась в спальню Германии, как я делала раньше. Мне так хотелось, чтобы все было по-прежнему, чтобы мы снова весело проводили время с Германией и Японией, вместе тренировались, вместе ели пасту, ну, или на худой конец сосиски с картошкой или онигири, вместе встречали праздники… Хотелось снова засыпать рядом с Германией, чувствовать себя с ним как за каменной стеной и верить, что он всегда меня защитит…
Я медленно-медленно подошла к постели Дойцу, вслушиваясь в его спокойное медленное дыхание и всматриваясь в его силуэт, который был почти не виден в темной комнате. Я подобралась вплотную к его кровати и застыла на месте, не решаясь лечь рядом с ним. Это даже странно, раньше это было сделать так просто, а теперь мне страшно. Я делаю глубокий вдох и аккуратно забираюсь в постель, но стоило мне только коснуться ее, как Германия резко вскочил и направил на меня пистолет.
- Стоять, иначе я выстрелю! - сонно, но уверенно говорит немец, пытаясь рассмотреть меня в темноте.
- Это я, Италия, не стреляй, п-пожалуйста, - в панике пищу я, поднимая руки вверх. Сейчас я кажусь себе такой дурой, и зачем я только решила прийти к нему?
- Италия? – спрашивает мужчина и опускает оружие, однако я по-прежнему держу руки поднятыми, боясь, что если я сделаю резкое движение, он без раздумий убьет меня. – Зачем ты пришла? – спрашивает он, зажигая масляную лампу, стоящую на прикроватном столике. Яркий свет бьет по глазам, и я зажмуриваюсь на несколько секунд, затем открываю глаза и вглядываюсь в лицо Германии. За последнее время я научилась различать степень его опасности по цвету его глаз. Сейчас они были бледно-серыми. Значит, он спокоен, и, вздохнув, я опускаю руки.
- Я… - но я не знаю, что ответить этому Германии! Я не могу сказать, что мне было холодно, страшно и одиноко, что мне хотелось побыть с ним, представить, что все по-прежнему… эта страна не поймет меня. Я старательно пытаюсь придумать подходящую причину, чувствуя на себе пристальный взгляд Германии, я могу физически ощущать его на себе, чувствовать, как он скользит по моему телу…
- Ну, раз уж ты разбудила меня без всякой причины…- грубым тихим низким голосом произнес Германия, и его лицо исказила хищная улыбка, а глаза затопила чернота.
- Нет, не надо! – я в ужасе вскрикиваю и пытаюсь убежать, но Германия успевает схватить меня за руку и повалить к себе в постель. Тело парализует страх, я в панике смотрю на его звероподобное лицо и беспощадные черные глаза… А он лишь усмехнулся и, наклонившись, грубо поцеловал меня, прижимая к постели всем своим телом. Я испуганно дрожу под ним, не понимая, что происходит. Он прикусил мою губу и, осторожно коснувшись языком, слизывал теплую кровь.
- Отпусти меня… умоляю, - едва слышно шепчу я не в силах сдержать слезы.
- Нет, - с усмешкой отвечает Германия, сильно сжимая мои запястья, - Знаешь, а он тоже хочет этого.
- Кто, он? – испуганно спрашиваю я, пытаясь хоть как-то его отвлечь.
- Крауц, - отвечает Германия, пристально всматриваясь в мое лицо своими пустыми черными глазами. - Прежний Крауц. Я все еще никак не могу окончательно уничтожить его, помню его, чувствую его желания... Ты не представляешь, как это раздражает! - последнюю фразу он почти выкрикнул, и, зажмурившись, я испуганно вжалась в постель, мысленно начиная молиться… - Но в этом желании я с ним согласен, - тихо добавляет мужчина. Он наклоняется ко мне, целует мою шею, грубо покусывая кожу, я чувствую едва уловимый холод, исходящий от его кожи. Я тихо вскрикиваю от боли.
- Италия, ты знаешь, из тебя никудышный солдат, - со злобной улыбкой шепчет мне на ухо Германия, резко расстегивая мою рубашку.
- Нет, не надо… - умоляю я, пытаясь остановить его.
- Почему? - прорычал Германия, гневно глядя на меня, - Это ведь ты пришла ко мне, значит, сама этого захотела. Разве нет? – он усмехнулся и пристально посмотрел на меня. - Я же помню мою прошлую жизнь, помню, как ты приходила ко мне в спальню, как полу-голая ходила по моему дому, как врывалась ко мне в душ… Прежний я был слишком нерешительный, чтобы хоть как-то отреагировать на твои действия, хотя, поверь, он ни раз представлял себе это. – Он тихо рассмеялся, и жестко провел ладонью по моему телу от шеи и до ремня на брюках.
- Нет… нет, я пришла к Германии, а не к тебе! – мой голос сорвался на визг, перед глазами все расплылось из-за едва сдерживаемых слез.
- Я и есть Германия! – я даже не успела увидеть, как он замахнулся, лишь почувствовала жуткую боль, все потемнело, кажется, на несколько секунд я потеряла сознание, а когда очнулась, то уже лежала на полу, а Германия чертыхался. Я вскочила на ноги и выбежала из комнаты так быстро, как только могла.
***
Я была измотана. Мы проигрывали войну, но это меня даже радовало, я так хотела, чтобы все закончилось. Не могу больше видеть такого Германию, он стал совершенно другой страной. Хотя иногда я видела, как его глаза светлели и наливались цветом, всего на несколько мгновений. Я верила, что когда-нибудь он придет в себя, а монстр, в которого он превратился, исчезнет. Но этого не происходило.
Мы отступали. Недавно Брагинский, который вначале безоговорочно проигрывал Германии, стал невероятно силен, выигрывал сражение за сражением, и нам оставалось только бежать от него. Германия ослаб, его движения смазались, раны больше не заживали, и больше не было той непередаваемой силы, которая была у него в начале войны.
Я испуганно наблюдаю за его сражением с Россией, прячась за единственной уцелевшей стенной здания. Германия проигрывает, и жуткая, повторяющаяся, словно потусторонняя, истинно-российская мантра «кол кол кол», разноситься над сражающимися солдатами. Я плачу, сжимая незаряженный и сломанный автомат в руках, и сердце разрывает от боли. Я не хочу чтобы Дойцу погиб… но хочу чтобы исчез этот жуткий Германия…
Взглядом я ловлю каждый момент сражения, не сводя глаз с немца, в безумной надежде, что я сейчас проснусь рядом с ним в постели, и он заставит меня идти на утреннюю тренировку. Я так хочу все вернуть, хочу, чтобы мир стал прежним…
Германия резко уклонился от удара Брагинского, хотя до этого его движения были скованными из-за бесчисленного количества ран. Я пристально всматривалась в его лицо, и мое сердце забилось чаще. Его глаза были ярко-голубыми. Я крепче сжала автомат и уже собиралась окликнуть его, как вдруг Дойцу вздрогнул и упал на землю, и в это мгновение мне показалось, что весь мир, все звуки замерли, будто они не хотели отвлекать нас. Забыв о страхе, я ринулась к России, приближающемуся к Германии, чтобы нанести решающий удар…
- Нееет! – срывающимся голосом кричу я, и изо всех сил бью израненного Брагинского автоматом. Россия лишь отступил на шаг назад, кажется, только теперь заметив меня. Он посмотрел на меня, и я едва не закричала от ужаса, увидев его лицо. Оно было так похоже на лицо Германии, такое же ожесточенное, животное, и с такими же безжалостными глазами, только холодного фиолетового цвета. Я не успела и пошевелиться, мое тело пронзила острая боль и я отлетела в сторону, рухнув на холодную и вязкую из-за грязи землю, не в состоянии пошевелиться.
***
Почему именно сейчас? Почему, когда мне нужно бежать так быстро, как я только могу, мое тело не слушается? Я должна догнать их, должна остановить, должна спасти Дойцу! Я столько ждала, когда он станет прежним не для того, чтобы увидеть, как он умрет!
Я добралась до города, и теперь почти бегом прохожу улицу за улицей, не обращая внимания на мертвые тела и полуразрушенные здания. Я должна его найти пока не слишком поздно.
Каждый шаг отдается отстрой болью в боку и животе, я чувствую, как из глубокой раны течет горячая кровь, но стараюсь не обращать на это внимания, хотя моя форма уже покрылась алыми влажными пятнами. Еще одна улица, но их нет и тут. Я заворачиваю за угол очередного здания и наконец вижу их, они на другом конце улицы, так далеко… Я бегу так быстро как могу, но Брагинский уже замахивается, и прежде чем я успела вскрикнуть, его остановил подбежавший светловолосый человек, в котором я узнала Америку. Они начали о чем-то спорить, но я их не слушаю, понимая, что это всего лишь секундная отсрочка неизбежного.
Мысли спутались, и я что-то кричу, почти добежав до них. Сердце испуганно замерло, когда я увидела полулежащего у их ног Германию. Он опирался спиной об стену, форма насквозь пропиталась кровью и какой-то странной вязкой черной жидкостью, которая сочиться из его ран. Он весь изломан, и лишь приоткрытые живые голубые глаза убеждают меня в том, что он еще не умер. Не раздумывая я встала между ним, Россией и Америкой, стараясь загородить его собой. Почему-то сейчас мне вспомнилось то время, когда мы только познакомились, и мои собственные слова: «Если я попаду в беду, то ты защитишь меня. А я защищу тебя, если это понадобиться». И я обязательно защичу его! Чего бы мне это не стоило...
- Остановитесь! – хрипло вскрикнула я, затравленно смотря на Россию и Америку, – Прошу, хватит! Ведь война уже закончилась, прошу вас, не надо больше смертей… Не убивайте его… Я… я не позволю… - слезы текут по моему лицу, от слишком глубокого вздоха, рана на животе открылась сильнее и я, не выдержав, упала на колени. – Прошу, хватит… Вы не понимаете! Германия был болен… он… он не понимал что делает! Не убивайте его… - мое тело дрожит, а я только и делаю, что умоляю не убивать Германию. Я почувствовала возле себя движение, мое сердце испуганно замерло…
Я чувствую прикосновение к своей голове, поднимаю взгляд и вижу улыбающегося Россию, он ласково погладил меня, и произнес неожиданно мягким голосом:
- Думаю, она права, Альфред, - он посмотрел на Америку, - война окончена, нам не нужна еще одна смерть, лучше устроим ему справедливый суд.
- Суд?! – удивленно спросил Джонс, но его лицо тут же озарила радостная улыбка, - Хорошо, у меня самый демократичный суд в мире, думаю, я смогу…
- Судить будем все вместе, - мягко перебил его Россия, но от его голоса исходила такая угроза, что я невольно вздрогнула.
- Россия, пожалуйста, позовите врача… - взмолилась я, дергая его за ободранный подол пальто. Он снова улыбнулся мне и кивнул, я громко поблагодарила его и, не обращая внимания на их начавшийся спор с Америкой, подползла к Германии.
- Дойцу-Дойцу, ты меня слышишь? – я, дрожащей рукой прикоснулась к его лицу, испуганно вглядываясь в его закрытые глаза, если бы не его тяжелое хриплое дыхание, я решила бы, что он умер, – Держись, скоро тебе помогут, - испуганно шепчу я, прижимаясь к нему…
***
Я прячусь за завалом из каких-то ящиков и робко поглядываю на входную дверь здания, где сейчас располагается временный лазарет. Сейчас там лежит Германия. Я бы давно уже была внутри, была бы вместе с ним, возле его кровати, если бы вход не охранял Брагинский. Ну, по крайней мере, он сидел на одном из ящиков возле входа и с задумчивым видом курил. Руки приятно греет тарелка, наполненная только что приготовленной пастой. Я подумала, что если начать разговор с пасты, то все будет в порядке. Ну, правда же, ведь никто не нападает на людей, которые угощают такой вкуснятиной.
- Ты долго будешь там прятаться? – не глядя в мою сторону спросил Брагинский и выбросил сигарету.
- Вееее... - испуганно пищу я, прижимаясь к куче ящиков, - Я не прячусь.
- А что же ты делаешь? – улыбнувшись, спросил Россия, внимательно глядя на меня.
- Я… я… вееее, принесла вам пааасту, - мелко дрожа, пропищала я, - Но… боюсь подойти.
- Неужели я такой страшный? - искренне удивился Брагинский. Я почувствовала, как раны под бинтами испуганно заныли, отвечая на его вопрос. – Италия, подходи, не бойся, я не собираюсь на тебя нападать, - дружелюбно пригласил меня Россия.
Я осторожно подошла и потянула ему тарелку с пастой и вилку, стараясь при этом держаться от него на максимальном расстоянии.
- Спасибо, - снова улыбнулся Россия. Я смотрела, как он ел, все еще не решаясь пройти внутрь здания. – Вкусно, - одобрил Брагинский, - похоже на наши макароны по-флотски, только почему-то с помидорами, - он снова улыбнулся и его глаза радостно заблестели. Сейчас он казался совсем не таким страшным, словно совершенно другая страна…
- А можно… - робко начала я, - я навещу Дойцу?
- Конечно, - разрешил Россия, - я вообще был удивлен, когда узнал, что ты еще не у него! - задумчиво сказал он, - И, кстати, - добавил он с сожалением, - прости, что ранил тебя, я правда боялся, что зашиб тебя на смерть, нельзя мне под горячую руку лезть.
- Вееее, ничего страшного, я уже совсем скоро поправлюсь, - испуганно сказала я, невольно вспоминая наш с ним короткий бой. – Ну, я пойду… - и я быстро вошла в здание.
Я нашла его палату и прошла мимо охраны, парочки беззаботных американских солдат, и с замершим сердцем подошла к его постели. Германия был почти весь забинтован, к его руке тянулись тонкие трубки от капельницы, по которым текла темно-красная кровь, на один глаз была наложена плотная пухлая повязка, сквозь которую проступали бледные красные пятна.
Я придвинула небольшой табурет к его кровати и села, при этом не сводя взгляда с бледного лица Германии. Он казался таким измученным, таким слабым… Я протянула руку и осторожно коснулась его лица, сама не понимая, зачем это делаю, просто захотелось к нему прикоснуться…Его кожа была прохладной и слегка липкой от пота, я нежно прикоснулась к его мягким волосам…

Часть 4. Америка
-Ай! Игги, поосторожней, мне же больно! – я обижено посмотрел на Англию, который сидел рядом со мной и аккуратно протирал мою разбитую до крови руку.
- Поосторожней?! – почти вскрикнул Артур, - Я вообще не понимаю, почему это я тебе первую помощь оказываю? – он посмотрел на меня с нескрываемой злобой, но я лишь улыбнулся.
- А кто еще? К тому же, это же я тебя подобрал, иначе бы ты точно не успел в Берлин вовремя. Брагинский, хоть и обещал подождать нас, но что-то мне в это слабо вериться, - я чувствую нарастающую ненависть. – Наверняка, хочет сам добить Германию, чтобы быть единственным героем в этой истории, не позволю! – от переизбытка чувств я, что есть силы, ударил по подлокотнику пассажирского кресла и то, издав тихий треск, сильно прогнулось.
- Спокойно! Мы же уже практически прилетели, - попытался успокоить меня Англия, но я по-прежнему был рассержен. – Так как у тебя прошло с Японией?
- Аааа, я был настоящим героем! – новая тема меня развеселила, - Хотя, Кику еще не согласился окончательно капитулировать. Но это ничего, мой босс обещал, что приготовил для меня особый сюрприз, сказал, что я стану еще сильнее и смогу стереть Японию в порошок! – я счастливо улыбался, а Англия смотрел на меня с ужасом. У него всегда такое забавное лицо, когда он меня боится.
- Ч…что ты сказал? – почему-то голос Игги дрожал, - Эй, Америка, может, расскажешь об этом поподробнее?
- Нееет, - лениво отвечаю я и достаю из кармана гамбургер, - мой босс пока даже мне всего не рассказал, он меня любит, готовит мне сюрприз, знает, что я их обожаю!
- Да уж, - мрачно говорит Англия, - вот только остальному миру от твоих «сюрпризов» , обычно, ничего хорошего не бывает.
- Оооо, почти-почти прилетели! – я смотрю на горящие дома, с нашего небольшого самолета все кажется таким маленьким и незначительным. Хотя, я даже отсюда вижу…хотя, скорее чувствую, как сражается Брагинский. Ничего, настоящий герой уже на месте, так что, война, можно сказать, уже закончилась.
- Эй, ты с ума сошел, еще слишком высоко! – но я не слушаю Англию и выпрыгиваю из самолета, когда он снижаться, готовясь сесть на небольшую поляну, для меня такая высота не проблема, так что Игги зря волнуется. Главное успеть до того как Брагинский заберет себе все славу!
Я быстро и легко бегу по улицам Берлина, не глядя, перепрыгиваю через трупы и не обращая никакого внимания на уже почти неслышные крики Англии.
Уфф, какой же погром Россия устроил дома у Германии! Я бы сделал все гораздо чище и быстрее, если бы меня Япония не задержал, то я бы уже давно покончил с Крауцем.
Я пробегаю еще одну улицу, стараясь не наступать на кровь, которой, казалось, залиты почти все мостовые. Еще один поворот... Вот они! Я увидел Людвига, он полулежал на земле, отперевшись спиной об какое-то здание, над ним широкая кровавая полоса, видимо, он сползал по стене. Выглядел немец ужасно, весь в грязи и крови, одежда изодрана, а на теле нет и живого места. Но это все ерунда, главное над ним возвышался Брагинский, и он уже занес свой кран для удара… Не позволю!
Один быстрый рывок и мне удалось схватить Россию за руку, останавливая удар, я не обращал внимания на его вечное «кол кол кол» . Иван медленно обернулся ко мне. FUCK! Ну и лицо у него, ну прямо какой-то медведь. Никогда не видел, чтобы страна так внешне походила на зверя. Хотя, это просто первое впечатление, на самом деле он совсем не страшный, да и вон, еле на ногах держится, дышит тяжело, весь в крови. Да он выглядел не многим лучше Крауца.
- Hi, Россия! – я приветливо улыбнулся и отпустил его руку, мне не хотелось запачкаться о него.
- Зачем ты меня остановил? – хрипло спрашивает Брагинский, глядя на меня сверху вниз. Меня это бесит. Ненавижу, когда на меня кто-то смотрит свысока.
- Отбой, солдатик, герой явился.
- Не мешайся, - я почувствовал, как температура воздуха понизилась, а от голоса России стало жутко… очень жутко. Но я, как настоящий герой, взял себя в руки.
- Эй, Россия, мы же союзные страны, так закончим войну вместе… Эй-эй! Слушай, я с тобой разговариваю!
Но Иван уже повернулся ко мне спиной, явно намереваясь покончить с Германией.
- Нееет!
- Ну что еще?! – я раздраженно смотрю на рыжеволосую хрупкую девушку, которая выбежала к нам и встала перед Германией. Ааа, это же Италия, не узнал ее, она вся такая… грязная.
- Остановитесь!
- Ооо, ну вот, началась драма! – я устало вздыхаю и даже не вслушиваюсь в ее писк, надо бы просто отвести ее в сторону, пусть не мешает разбираться большим странам между собой. Я смотрю на Россию. Может, разрешить ему убить Италию, раз уж он так хочет разобраться с кем-нибудь из сторонников Крауца? Но с Брагинским твориться что-то странное, он внимательно слушает итальянку, и я вижу, как меняется его лицо, становиться… мягче. Глаза больше не звериные и безжалостные, а грустные и понимающие, на губах едва заметная печальная улыбка. Такое выражение смотрится пугающе странным на фоне его израненного, грязного лица. Россия подходит к Италии, которая уже стоит перед нами на коленях и тихо рыдает. Жалко она смотрится, даже противно. Россия остановился, подойдя к ней в плотную, и почему-то погладил итальянку по голове, от его прикосновения она чуть согнулась, наверное, он не рассчитал свою силу.
- Думаю, она права, Альфред, - Брагинский посмотрел на меня, - война окончена, нам не нужна еще одна смерть, лучше устроим ему справедливый суд.
- Суд?! – почти зло спрашиваю я. Какого черта, мы же собирались добить Германию, я уже все распланировал, уже решил, как обставлю его дом, как переименую его автопром, да и вообще, почему Россия тут все решает? - Хорошо, у меня самый демократичный суд в мире, думаю, я смогу…
- Судить будем все вместе – бесцеремонно перебивает меня Россия, и обернулся к Италии, которая что-то ему пропищала, прижимаясь к полу-мертвому Германии.
- Значит, хочешь судить вместе, поверь, Россия, это не очень хорошая идея, - я пытаюсь переубедить Россию, неспешно идя рядом с ним. Он идет как-то странно, совсем медленно, хотя держится очень прямо. – У меня отличная система законодательства, я бы даже сказал – лучшая в мире! А так только путаница буд… Аааа, отпусти меня!
Россия схватил меня за галстук и, приподняв от земли, прижал к стене здания, мимо которого мы только что шли. Я вцепился в его руку, чтобы хоть немного ослабить его хватку.
- Замолчи… Просто замолчи и не попадайся мне на глаза, - хрипло и тихо сказал Россия и отпустил меня. Я очень не героически падаю на землю возле его ног, а Брагинский идет дальше по улице, слегка покачиваясь. Не пойми откуда к нему подскочила Беларусь, и она подхватила его под руки как раз вовремя, не позволив ему упасть.
Хм, ну и хорошо, тоже мне герой, после боя даже на ногах устоять не может!
***
Прогулочным шагом я иду по улицам Берлина и неспешно жую гамбургер. Мне не хочется сейчас идти в лагерь союзных сил, у них все разговоры ни о чем, и к тому же, я не могу смотреть, как развевается советский флаг, а его ведь отлично видно из нашего лагеря! Не справедливо! Без меня эту войну точно бы выиграл бы Германия, а союзники только и шепчутся, что о Брагинском!
А, без разницы, все равно у меня дома я буду главным героем, уж мои граждане будут все знать о моих подвигах, а о Брагинском им лучше не рассказывать.
- А ты что тут забыл, гамбургер на ножках? – мои размышления прерывает насмешливый голос, я оборачиваюсь и вижу Пруссию. А? А разве он тоже воевал?! Круто, я-то думал, что мы только с Германией бились, совсем забыл, что у него еще и брат есть. Выглядит он тоже не важно.
- А я думал, проигравших всех согнали в одно место, чтобы не разбегались, - я улыбаюсь и выкидываю обертку от гамбургера.
- Эй! Не разбрасывай здесь свой поганый мусор! – ощетинился прусс, - Это, между-прочем, один из самых чистых городов мира…
- Да ладно? Вот это? – я с сомнением оглядываюсь.
- Нарываешься, - Гилберт зло на меня смотрит.
- Хочешь подраться, давай, я не против, - я был готов к бою. Это то, что мне нужно, хоть одного из немцев я прибью. Я смотрел ему прямо в глаза.
Он попытался напасть на меня, но я легко увернулся от его удара. Слишком легко! Гилберт с трудом передвигался, и, кажется, от резкого движения у него открылась рана. Я заметил, как на бинтах, которыми было замотано его тело, проступили алые пятна, и прусс едва не упал на землю. Я быстро бью его, почти во всю силу… кажется, я сломал ему какую-то кость, я услышал тихий хруст. Гилберт издает какой-то странный, похожий на сдерживаемый вскрик, звук и падает на землю.
Ну нет, я так не играю.

Часть 6. Англия
- Стой, вернись, идиот! – но Америка, как всегда, меня не слушает, а мне остается лишь смотреть, как он стремительно приближается к земле. Да, что б ты на смерть расшибся, идиот!
Хотя, когда я увидел, как он спокойно поднялся на ноги и куда-то очертя голову побежал, то испытал искреннее облегчение. Ну как, как можно быть таким… таким… даже слов приличных нет, чтобы описать его!
Я жду, когда самолет спокойно приземлится и сразу же бегу следом за Альфредом. Ни то, чтобы я за него переживал, но, зная его, он скорее всего попытается помешать России…а Брагинского сейчас лучше не трогать, в конце концов он один справился с Германией и Пруссией…По коже пробежал морозец. Он, должно быть, и правда, демон, если смог самостоятельно с ними справиться в открытом бою.
- Вот ты где! – впереди я заметил Америку, он стоял возле развилки, пытаясь решить, куда бежать дальше. - Стой, Альфред, идиот, да куда ты так рванул?! – Он никогда меня не слушает!
От долгого бега мне становиться трудно дышать, и я перехожу на быстрый шаг, все равно мне уже не догнать Америку. А, будь он проклят, если Россия ему голову проломит своей любимой трубой, то он сам будет в этом виноват! Но, все же лучше догнать его…
Краем глаза я замечаю странно движение, оборачиваюсь. Пруссия? Бог мой, да как он еще жив с такими ранами? Я с сожалением посмотрел на улицу, по которой убежал Джонс, затем на Гилберта… Меня так и подмывало бросить его здесь, чтобы он так и помер, как жалкий пес, на улице в одиночестве… Но все же…
Я достал из внутреннего кармана пиджака небольшую книжицу в кожаном переплете, начал листать ветхие страницы. Он мне живым нужен, он достаточно сильный, неплохо будет, если такой воин будет обязан мне жизнью, может, натравлю его когда-нибудь на Франциска и наконец-то избавлюсь от этой винной морды!
- Sandra Badra Orena… Orta Zarqa Arena…
На заклинание я потратил всего пару минут, мне удалось остановить кровотечение и кое-как прижечь рану Прусии, который кричал, надо сказать, просто нереально громко, и почему-то мне это доставило ни с чем несравнимое удовольствие.
- Альфред! – я уже около получаса брожу по пустым (если не считать то и дело попадающиеся трупы солдат) улицам Берлина. И куда делся этот фанат гамбургеров? – Альфи, Альфи, иди ко мне! – тишина.
- Разрази его гром, да куда он делся, - я ускорил шаг и сам не заметил, как бегом бросился искать моего «братика». Если с ним что-то случилось… хотя нет-нет, он сильный, все с ним в порядке… должно быть. Проклятый Америка!
- О, Игги, ты уже добрался, - я резко оборачиваюсь. Ну, слава Богу, с ним все в порядке. Хоть выглядит расстроенным и каким-то помятым. Сидит на какой-то груде камней, оставшихся от здания, и ест гамбургер.
-И где ты был все это время! Я же сказал тебе, не убегать! – злобно говорю я, подходя к Джонсу.
- А-а, да это уже не важно, - непривычно видеть его таким расстроенным, обычно он всегда так и светиться от радости, скачет как заведенный и кричит, что он герой, а так…он даже старше выглядит.
- Ну, рассказывай, что случилось? – я подхожу к нему, достою из кармана белоснежный платок и расстилаю его на большой плите (видимо части от стены дома) и сажусь рядом с Америкой.
- Россия закончил войну, - печально вздохнул Альфред и выкинул недоеденный гамбургер. Ого, он и вправду расстроен.
- Ну, еще остался Япония…- пытаюсь я подбодрить Америку.
- Ну, это не так интересно, я хотел одолеть Германию! Он ведь главный злодей, а значит я, как главный герой, должен был победить Его, а Япония так, его подручный. Я чувствую себя…жалким Робином, – его глаза зло заблестели.
- Прости, кем? – непонимающе спрашиваю я.
- Робином, а я всегда должен быть Бетменом, - очень серьезно отвечает Америка, я решил не вдаваться в подробности.
Мы просидели так еще, кажется, около часа, в течение которого мне приходилось выслушивать его эмоциональный рассказ о том, как бы «круто» он справился с Крауцем, если бы его не задержал Япония и не помешал Брагинский. После первых двадцати минут я перестал его слушать и тихо мечтал о чае и встречи с моими милыми друзьями. Я определенно лучше бы сейчас попивал Эрл Грей и вел неспешную беседу с мятным кроликом. Эх.
- Союзники…- я вздрогнул от этого голоса, мне кажется, что я ощутил присутствие злого духа.
- О, Hi, Белоруссия, - поздоровался Америка с сестрой России, прерывая свой рассказ. И как только эта девчонка так незаметно подкралась?
- Братик послал меня встретить вас, - она подошла ближе.
- Что значит – встретить? – разозлился Америка, и резко поднялся на ноги, - мы уже давно прибыли, и этот город не его собственность, чтобы он кого-то посылал встречать нас!
- Спокойно, Альфред, - я тоже встаю и осторожно касаюсь плеча Америки, пытаясь его успокоить. Не хватало еще, чтобы он подрался с сестрой России.
- Братик просил меня быть вежливой с вами… вежливой… вежливой, - Белоруссия опустила взгляд, она едва заметно дрожала, казалось, с трудом сдерживается, чтобы не наброситься на нас, и я все четче ощущал демоническую ауру вокруг нее. – Он просил передать, чтобы все собрались на главной площади, там сейчас будет временный лагерь союзных сил, там страны пробудут пока наши боссы будут устраивать суд…но вы не подходите к братику, а то я убью вас… убью… вежливой.
Мы с Америкой переглянулись. Лучше с этой девушкой не спорить.
***
- А если Крауц не придет в себя, можно я заберу его столицу? – улыбаясь, спросил у меня Америка. Я вздохнул и закатил глаза. Он достал меня своими вопросами. Судьбу Германии и Пруссии не один я решаю.
- Делай, что хочешь, - безразлично говорю я, безрезультатно пытаясь включить плиту, мне необходимо хоть немного горячей воды, я хочу нормальный свежезаваренный чай. Я же не Брагинский чтобы пить этот бред из пакетика, залитый едва теплой водой и засыпанный неимоверным количеством сахара. Меня передернуло. И это он называет чаем? Извращенец.
- Не работает? – Америка заметил мое отчаянное сражение с плитой.
- Как видишь, - от избытка чувств я пнул плиту. Теперь прийдется искать другой способ вскипятить воду.
- Может, пойдешь на кухню? – предложил Америка, - вернее туда, где Италия готовит свои макароны.
- Ну, это точно не кухня, - раздраженно говорю я, выходя из полуразваленной комнаты, прохожу по узкому коридору и выхожу на улицу. Америка не спеша идет за мной. – К тому же, она итальянка и может приготовить свою пасту из чего угодно и в любых условиях.
- Как знаешь, - пожал плечами Америка и достал очередной гамбургер. И откуда он только их берет?
Мое внимание привлекла тихая музыка, которая доносилась с другого конца улицы. Пойти, посмотреть? Хотя, судя по звукам, это русские, а их мне сейчас не особо хочется видеть. Хотя Брагинский, вряд ли там. После взятия города его вместе с немцами поместили во временный лазарет, не думаю, что он уже успел достаточно восстановить силы, чтобы танцевать. Я усмехнулся. Танцующий Россия – это жутко.
***
Я стою перед закрытой дверью палаты Германии, с трудом добрался сюда по темному коридору, хотя не вполне понимаю, зачем пришел сюда посреди ночи. Хотя, знаю…Этой ночью мне снова снилась бомбардировка моего дома, а в ушах до сих пор стоят предсмертные крики жителей и вой тревоги. Мне снова снились проклятые немцы…
Я криво улыбнулся и толкнул дверь.
Германия сейчас такой беспомощный, после той Битвы с Брагинским, он до сих пор так и не пришел в себя. Это подходящий момент. Я неслышно вхожу в его палату и тихонько прикрываю за собой дверь.
Бледный холодный лунный свет падает на его смертельно бледное лицо. Сколько я ждал, чтобы увидеть его таким, слабым, не защищенным, и абсолютно беспомощным.
- Не беспокойся, Германия, ты даже ничего не почувствуешь, - я злорадно улыбаюсь. Убить его, было бы слишком банальным, я хочу, чтобы он жил, о да, жил и проклинал каждый день своей никчемной жизни.
Я достал из кармана свою книжицу. Не думал, что когда-нибудь у меня будет повод применить это проклятье. Ритуал займет некоторое время, но это не так важно.
Я старательно черчу на полу едва заметные знаки, начитываю заклинания, все должно быть идеально.
-In nomin magnum ipsius Dei et potentis, Demon exaltatique ones coelos… - Знаки получаются плавными, перетекают друг в друга, наполняются магической силой. Я уже почти закончил, осталось дождаться нужного времени и моя месть свершиться.
В коридоре раздались тихие шаги босых ног.
Разрази меня гром, кто еще может бродить по лазарету в такое время? Я замер, надеясь, что, кто бы это ни был, он просто пройдет мимо. Но нет, шаги определенно приближаются, все ближе и ближе, пока не замерли возле двери. Тихий скрип и в мрачную палату проскользнула невысокая тень. Небо за окном совсем темное, от месяца почти нет света, и я не могу различить лицо, вошедшего, а он, даже не обращает на меня внимания, просто подходит к кровати Германии и…забирается к нему под одеяло.
- Веееее, спокойной ночи, Дойцу, - слышу я в темноте сонный голос Италии.
Проклятье!
Я молча смотрю как девушка устраивается в постели с моим врагом, как она крепко обнимает его и прижимается к нему всем телом, по прежнему не обращая на меня внимания ( хотя я стою посреди палаты!).
Ну, и что мне теперь делать? Если я продолжу ритуал, то прокляну и Италию.
Если быть честным, я не знаю, как подействует проклятье, если наложить его сразу на двоих. Да и такой страшной судьбы Италии я не желаю. И зачем она только пришла?
Я обреченно вздыхаю. А ведь уже почти все сделал! Я стираю знаки с пола и рассерженно выхожу из палаты, чуть не врезавшись в человека, который стоял у самой двери.
- Проклятье, да что ж вам всем не спиться?! – я зло посмотрел на человека перед собой и чуть не пискнул от страха.
Передо мной стоял сонный Брагинский в одних трусах и неизменном шарфике, весь в кровавых бинтах.
- Ч…что ты тут делаешь?! – мой голос звучит неестественно высоко.
- А-а? – Брагинский несколько раз моргнул и удивленно посмотрел на меня, - Доброй ночи, Артур, - Россия улыбнулся и осмотрелся по сторонам, - да, вот я спал в своей палате, как вдруг почувствовал, что меня что-то зовет, даже не заметил, как оказался тут. Странно, да? – он снова улыбнулся.
- Да, странно, - согласился я, осторожно обходя Россию и быстрым шагом направляясь к выходу.
И почему каждый раз, когда я пытаюсь призвать демона, ко мне приходит Россия?! Я ведь точно-точно все сделал правильно!

Часть 8. Дойцу
Впервые за долгое время я самостоятельно проснулся, а не очнулся от моего безумия. С трудом открыв глаза, я увидел обшарпанный грязно-серый потолок и теплый солнечный свет, струящийся сквозь окно.
Я жив.
Слабая улыбка исказила мое лицо. Только сейчас я почувствовал приятное мягкое тепло, окутывающее мою левую ладонь, я оборачиваюсь…
Италия спит, привалившись ко мне, и даже во сне слабо сжимая мою ладонь. Ее рыжие волосы растрепанны, волнистые пряди струятся по плечам, прикрывая ее спокойное лицо. Ее рот слегка приоткрыт, и я могу различить тихое сопение. Почему-то мне вспомнилось, как когда-то давно, до войны, я вот так же просыпался утром, а она спала рядом со мной. Правда, тогда меня это больше смущало, чем радовало.
- Италия, - мой голос звучит хрипло и совсем тихо, видимо, я долгое время лежал без сознания.
Я думал, что она меня не услышит, ведь раньше мне приходилось подолгу кричать на нее, чтобы разбудить, и даже тогда она не сразу просыпалась. Но услышав мой тихий хрип, она тут же вздрогнула и открыла глаза.
- Ге… Германия? – сонно спросила она, сильнее сжимая мою ладонь. Ее лицо озарила самая счастливая улыбка, которую я только видел, а глаза заблестели от слез, и, прежде чем я успел хоть что-нибудь сказать, она бросилась ко мне, крепко обняв. Я с трудом подавил стон боли, а Италия прижалась лицом к моей шее, и я почувствовал, как по ее лицу текут теплые слезы.
- Дойцу-Дойцу, - счастливо шепчет она, и я понял, что краснею, мне слегка неловко от того, что она так близко.
- Ну, все, Италия, со мной все в порядке, можешь меня отпустить, - хрипло прошу я девушку, в глубине души надеясь, что она проигнорирует мою просьбу.
Аличе слегка отстраняется от меня, и пристально смотрит мне в глаза, от ее взгляда я краснею еще сильнее.
- Я по тебе так скучала, Дойцу… Вееее… больше не оставляй меня! - Италия нежно прикоснулась к моему лицу, и по телу разлилось приятное тепло, - Италия… - строго произношу я, неуверенно касаясь ее плеча, стараясь отодвинуть ее подальше… Но она не обращает внимания и наклоняется ко мне вплотную… я чувствую ее теплые мягкие губы на своих губах, и на мгновение замираю, не зная как себя вести, а затем неуверенно отвечаю на ее поцелуй, слабо обнимая ее за талию, закрыв глаза.
- Веее,- тихо пищит Италия, разрывая поцелуй, но по-прежнему обнимая меня, а я неуверенно тянусь к ней, чтобы снова ощутить приятное тепло ее губ, - Германия покраснел, - улыбаясь, сказала Италия, ее слова сбивают меня с толку и я непонимающе смотрю на нее, боясь, что сделал что-то не так и, возможно, показался ей забавным…
- До этого ты был таким бледным, и казался совсем больным, Вееее, - улыбнулась Италия и нежно прижалась ко мне, чем вызвала новую волну острой боли, - А теперь ты чуть-чуть покраснел и выглядишь лучше, - Она снова отстранилась от меня, но только за тем, чтобы поудобнее усесться у меня в постели.
Я неотрывно смотрю на нее, невольно вспомнив ту ночь, когда я очнулся рядом с ней… Лицу стало очень горячо и я отвернулся от Италии. Сердце забилось быстрее. Если честно, то в ту ночь я действовал совершенно необдуманно, тогда мне казалось, что я могу больше никогда не прийти в сознание…Дурак! И что мне теперь делать? Я попытался решить, как вести себя дальше, но вместо этого в моем сознании все ярче всплывали подробности той ночи.
Вспомнил, как она лежала подо мной, вспомнил ее тихие стоны и то, как она все крепче прижималась ко мне, как ее ноготки впивались в мои плечи, ее горячие влажные поцелуи.
Она выгибается мне на встречу, а я не могу оторваться от ее нежного тела, целую ее мягкую грудь, слышу, как она тихо вздыхает, прижимается ко мне. Шепчет, умоляет меня, больше не оставлять ее…
- Дойцу, Вее, ты в порядке? – ее голос заставляет меня вернуться к реальности.
- Да, - негромко отвечаю я. – Что сейчас происходит? – мне нужно узнать в насколько плачевном положении сейчас мы все находимся.
- Мы проиграли войну, союзные силы хотят устроить над нами суд, а мы заперты тут до тех пор, пока они не вынесут решение, - улыбнувшись, ответила Италия, она сняла свои сапожки и бесцеремонно улеглась в постели, прижавшись ко мне всем телом. Дышать стало труднее.
- Италия! – прикрикнул я на нее, пытаясь хоть как-то заставить ее вести себя в рамках приличия. Но она лишь вцепилась в мою майку и прижалась лицом к моему плечу, я тихо зашипел от боли, когда она прижалась к незажившей ране, на бинтах тут же начали проявляться бледные кровавые пятна. Я хотел хоть немного подвинуть ее, но заметил, что она едва заметно дрожит.
- Я думала… Вееее…Вее, я думала, что ты погиб, - едва слышно прошептала она, - мне было так больно и страшно… Я не хочу жить в мире, где нет тебя …хочу всегда быть с тобой, - она сильнее сжала мою майку и всхлипнула.
- Не плачь, Италия, - говорю я, осторожно поглаживая ее мягкие волосы, не зная как еще мне ее утешить. Я… просто не знаю как вести себя с ней. Наверное, стоит сказать ей, что я всегда буду рядом и что ей не о чем больше переживать… Но я просто не могу найти подходящих слов.
***
Я попытался отжаться от пола, но все тело протестующе заболело. Еще слишком рано для физических упражнений, хотя, без утренней тренировки я чувствую себя не в своей тарелке. Я поднимаюсь с пола, игнорируя новую волну боли. Может, хотя бы, пробежку смогу выдержать?
Впервые за долгое время я не боюсь провалиться в безумие, и теперь изо всех сил стараюсь вернуть все в прежнее русло. Я готов к любому вердикту союзных сил, готов сделать что угодно, чтобы восстановить свое честное имя в их глазах, даже если для этого мне придется стать частью одной или сразу всех стран победителей.
Я вышел из лазарета. Такое странное чувство – быть в заложниках в собственном доме.
Осторожно прислушиваясь к ощущениям своего тела на перешел с шага на медленный бег. Ничего, терпимо. Вот так же потихоньку я смогу вернуть всю свою прежнюю жизнь. Но не успел я пробежать и пол круга вокруг временного лагеря союзников, как откуда-то сбоку на меня набросилась Италия, она громко пищала, держав меня за руку.
- Вееее, Вееее, Дойцу, ты что делаешь, ты же совсем недавно пришел в себя, тебе нужно отдыхать, - никогда раньше не видел такого серьезного выражения на ее лице. Это даже смешно.
Она крепко вцепилась в мою руку и потянула меня за собой.
- Италия, я чувствую себя гораздо лучше, тебе не стоит обо мне беспокоиться, - к тому же, если она заставит меня и дальше лежать в палате, то я сойду с ума… снова.
- Но мне приятно заботиться о тебе, - улыбнувшись, сказала Италия. Я почувствовал себя неловко и осторожно высвободился из ее хватки.
- Эй, вы там! – я обернулся и увидел Гилберта. Прусс сидел капоте автомобиля Америки, в одной руке он держал бутылку пива, а другой махал нам, - Сколько вас звать можно, марш ко мне.
Я вздохнул и пошел к брату, Италия уже убежала вперед.
- Чего тебе, Гил? – строго спрашиваю я у брата, он лишь широко улыбнулся.
- Да вот, хотел вас порадовать, пока вы оба бесцельно валялись в лазарете, Великий Я подсуетился и начал налаживать отношения с союзниками, - он широко улыбнулся и странно пошатнулся.
- Хотелось бы узнать, каким образом ты налаживал отношения?
- Самым верным! – он протянул мне бутылку пива, - Помнишь тот захудалый бар, в который мы как-то заходили на рождество? Так вот, он почти не пострадал… вот там мы отношения и налаживали… - он попытался встать с автомобиля, но получилось это у него плохо и, если бы я не подхватил его под руки, то он бы уже лежал на земле.
- Я в порядке, Вест! – Гилберт раздраженно оттолкнул меня, - Можно сказать с Англией я договорился, да и Брагинский, кажется, настроен не особо враждебно, хотя по нему всегда трудно понять…одним словом, надеюсь, что мы с тобой, братишка, по-прежнему будем страной и отделаемся материальной компенсацией, - Пруссия издал странный смешок.
- А когда они решат, что с нами делать? – испуганно спросила Италия, прячась позади меня.
- Когда будут заседать страны, я не знаю, а наши боссы процесс уже растянут, ну, меня судьба людей не особо сейчас волнует.
- Вееее, Пруссию шатает.
- Умолкни! – прикрикнул Гилберт на Италию, и та испуганно прижалась к моей спине.
***
- Веее, Вееее, Веееее!!! Дойцуууу! – ко мне в комнату ворвалась перепуганная до смерти, - Япония, Япония, Япония, Веееее!!
- Спокойно! – скомандовал я, глядя на то, как Италия в панике бегает вокруг меня и плачет, - Стоять! – она выполнила приказ, но по-прежнему шумно издавала свои привычные странные звуки, – Объяснись.
- Японию убили!
- Что?! – я не мог в это поверить, как такое могло произойти.
- Да жив он! Прекрати паниковать! – вслед за Италией вошел Пруссия, я вопросительно на него посмотрел, понимая, что из странного писка Италии я не смогу понять и слова.- Америка на него напал…или, проклятье! Не знаю я как это назвать, но, похоже, Альфред изобрел новое оружие…
***
Я уже в сотый раз открывал и закрывал карманные часы, даже не для того чтобы узнать время, а просто чтобы хоть как-то занять руки. Союзники заседают уже несколько часов, а мы вынуждены ждать их решения. Я расслабил галстук. Снова открыл часы, мельком посмотрел на время, затем на дверь, ведущую в конфиренсзал. То и дело оттуда слышались голоса иногда переходящие на крик, но разобрать слов было практически невозможно. Отчетливо я различил только выкрик «Я – герой» и «кол кол кол». Гилберт полез на стену уже после первых пятнадцати минут и, сказав, что он этого больше не выдержит, схватил Гилбёрда и выбежал в коридор. Затем он несколько раз возвращался узнать, не закончилось ли собрание, и от него чувствовался сильный запах табачного дыма.
Я снова открыл и закрыл часы, перевел взгляд на Италию. Она казалась совершенно спокойной, более того, она уснула, свернувшись клубочком в большом кожаном кресле. Наверняка, когда она проснется ее костюм будет до неприличия измятым. Она лежала неподвижно и только издавала тихое спокойное «Веее» при дыхании. Почему-то это меня успокаивало. Немного.
Дверь открылась, я тут же поднялся на ноги, чувствуя, как напрягся каждый мускул в моем теле. Но из зала вышел всего лишь крошечный Латвия.
- Россия просил позвать Пруссию, - устало сказал он.
Я только собирался сказать, что сейчас его приведу, как в зал ожидания ворвался мой брат, его лицо исказила жуткая улыбка.
- Уже иду, - нараспев произнес прусс, откинул в сторону свой черный галстук и зачем-то растрепал себе волосы. Они ушли, и дверь за ними плотно закрылась.
Я нервно вздохнул и снова сел в свое кресло.
- Вееее, они уже закончили? – сонно спросила Италия, приоткрывая свои золотистые глаза.
- Еще нет, спи, - отрывисто отвечаю я, снова глядя на часы. Я невидящим взглядом уставился в пол, попытался успокоиться, но ничего не помогало. Я то и дело представлял, каким может быть решение победителей и с каждой минутой мои предположения становились все мрачнее. От этих мыслей разболелась голова, а от постоянного напряжения заныли свежие, еще не до конца зажившие, раны.
- Веее, - я почувствовал, как Италия осторожно положила свои ручки мне на плечи и начала медленно их разминать, - Не волнуйся, Дойцу, ты со всем справишься. – Попыталась подбодрить меня итальянка. Я только кивнул, не в состоянии произнести и слово. К тому же я переживаю за Гила, почему его вызвали на собрание? И ведет он себя на удивление тихо, прошло уже больше получаса, а я ни разу не слышал голос брата, хотя, обычно, во время переговоров только его и слышно.
Я тяжело вздыхаю, но напряжение только нарастает, не смотря на старание Италии, ведь ее прикосновения очень приятны. Уже в который раз я смотрю на часы, словно это может ускорить течение времени и избавить меня от томительного ожидания.
Я вздрагиваю, ощущая теплое дыхание Италии на своей шеи, еще мгновение, и она нежно касается губами моей кожи. Она прижимается к моей спине, ее поцелуи становятся уверенней, она нежно покусывает мою шею… Я еще сильнее напрягаюсь, но на этот раз от возбуждения.
- Италия! – я резко вскочил с места и уставился на совершенно спокойную девушку.
- Веее, что-то не так? – наивно спрашивает Италия.
- Не делай так, - я встаю возле окна, стараясь держаться от нее подальше, хотя тихий голос в глубине души шепчет, что она и вправду может помочь мне сбросить напряжение… Нет! Не думай об этом, просто не думай!
- Веее, но тебе же было приятно… - непонимающе сказала Италия, грустно опуская взгляд, и мне показалось, что даже непокорная завитушка в ее волосах расстроенно поникла.
Я почувствовал, что краснею. Я не хотел ее расстраивать.
- Я не говорил, что мне это неприятно, - и почему мой голос всегда звучит так сухо?
- Веее! – радостно протянула Италия, неотрывно глядя на меня. Наверное, она ждет, что я еще что-то скажу.
А я просто смотрю на нее. Ее волосы растрепались после сна, а темно синий костюм весь измялся.
- Я рада, что смогла сделать Германии приятно, - она улыбнулась, и села в кресло, из которого я только что встал.
Почему-то ее слова смутили меня еще сильнее. «А могла бы сделать еще приятнее», навязчиво прошептал внутренней голос. Нет! Я справлялся с этими мыслями с тех пор как Италия у меня поселилась, и сейчас справлюсь, просто нужно на нее не смот…
- Вееее, - Италия обняла меня, крепко прижавшись к моей груди.- Дойцу, поцелуй-поцелуй! – настойчиво просила она. И как я только выдерживал раньше, когда она вела себя так каждый день?
Я аккуратно касаюсь ее щеки, мысленно улыбаюсь, видя, как она вся тянется ко мне, даже на цыпочки приподнялась. Не спешу, стараясь растянуть этот момент, до тех пор, пока она не начинает тихо жужжать от нетерпения. Я целую ее медленно нежно, постепенно углубляя поцелуй, чувствую, как она вцепилась в мой пиджак, слышу ее судорожные вздохи, каждый раз, когда соприкасаются наши языки… Я заставляю себя оторваться от нее.
- Веее, - недовольно пищит Италия и пытается подпрыгнуть, чтобы поцеловать меня, но безуспешно.
- Хватит, - я кладу руку ей на плечо, чтобы она спокойно стояла на месте. – Сейчас неподходящий момент, - я отхожу от нее, и встаю рядом с дверью в зал заседаний.
Прошло еще несколько томительных часов, прежде чем дверь открылась и из нее начали один за другим выходить союзные силы.
Я с замиранием сердца смотрю, как мимо меня проходят страны, почему-то никто из них не говорит мне о решении, которое они приняли. И Гилберта я до сих пор не вижу… Да, что происходит.

Часть 10. Калининград
- Я хотя бы могу попрощаться с братом? – я волком смотрю на Россию, а он все так же невозмутим, как и на протяжении всего собрания.
- Только быстро, - разрешил Брагинский, поднимаясь со своего стула, - а затем мы сразу же отправимся ко мне. Дома у меня все еще полно хлопот после войны, твоя помощь будет очень к стати.
- Что? Ты думаешь, я помогу вам ваши проблемы разгребать?! - я почти кричу на Россию, а он, просто улыбается и ненавязчиво угрожает мне краном.
- Ну-у, теперь все мои проблемы – твои, мы же теперь едины, правда, товарищ?
- А-а-а, НЕТ! Нет-нет-нет-нет! – я закрываю руками уши, - не смей меня так называть!!! – моя реакция явно его веселит. – И хорош лыбиться, не думай, что если забрал себе Кенигсберг, то я сразу же стану твоим ручным псом, я тебе не Латвия! – я с трудом удержался, чтобы не ударить Россию и совсем не обратил внимания на протестующий писк Латвии.
- Просто попрощайся с братом, мы тебя подождем, - мягко говорит Брагинский, глядя как остальные жители СССР по одному выходят из зала совещаний, - только не заставляй нас ждать слишком долго, да?
- Не зли братика, у него сегодня такое хорошее настроение, не надо его портить, - шепнула мне на ухо Украина, проходя мимо меня и выходя из комнаты вслед за Литвой. Теперь остались только я, Россия и Белоруссия.
- Не беспокойтесь, я не люблю долгих прощаний, - с наигранной вежливостью говорю я, уверенным шагом направляясь к выходу.
Германия настороженно смотрит на меня, проклятье, я даже отсюда чувствую, как сильно он напряжен. За моей спиной прошли Россия с младшей сестрой, я ощутил на себе пристальный взгляд Наташи, подождал, когда они выйдут, чтобы остаться с братом наедине. Ну, не совсем наедине, позади Германии прячется Италия, но они всегда вместе, так что порой я вообще воспринимаю их как одно целое.
- Насколько все плохо, - тихо спрашивает меня Вест. Сердце болезненно сжалось. Ох уж этот Германия… он даже не представляет, как я буду по нему скучать. Я широко улыбаюсь и смеюсь, а он непонимающе смотрит на меня. – Гил?…
- Да нормально, жить можно, - я подошел к нему ближе, - Выплатишь компенсацию, лишишься армии, внесешь изменения в конституцию… - я усмехнулся. Проклятье, горло, словно тески сжали.
- Хорошо, но я и так бы все это сделал, - он облегченно вздохнул.
- Веее, Пруссия, а зачем тебя вызывали? – улыбаясь, спросила Италия, обнимая моего брата, он был не против.
- Да так... - я откашлялся, но не смог закончить фразу. Черт, да что же это такое с Великим Мной твориться. – Вообщем, Вест...
Я увидел, как сильно насторожился мой брат, в его голубых глазах застыл страх.
- Прощай, - усмехнувшись, сказал я и протянул Весту руку, но он не отреагировал, только чуть оттолкнул от себя Италию, ее объятия сковывали его движения.
- Что ты хочешь этим сказать? – его голос звучал по-военному сухо.
- Я теперь, вроде как, стал – я усмехнулся, - частью России, он ждет меня внизу.
- Но почему ты, ведь в этой войне виноват я? – все так же спросил Германия, а Италия непонимающе смотрела то на меня, то на Веста и издавала волнительное «Веее».
Через приоткрытое окно я услышал гудок автомобиля, болезненно сморщился, такой звук может издать только машины советского производства. Я попытался улыбнуться, Германия, сентиментальный дурак, приятно, что ты не хочешь меня отпускать. Эх, один раз можно, тем более что повод подходящий.
Я резко шагнул вперед и крепко обнял брата, вкладывая в эти объятия то, что я никогда бы не решился сказать ему. То, что вообще не принято говорить в нашей семье. Пусть он просто знает, как дорог мне. Я чувствую, как дрожат его руки, когда он неловко обнимает меня в ответ, кажется, он все еще не до конца верит в то, что происходит…
Снова раздался резкий гудок.
Я отпустил Веста и улыбнулся ему, глядя в его пустые глаза.
- Да ну тебя, Вест, я скоро вернусь, ты же меня знаешь! Я там такое устрою, что они сами меня из своего союза выпрут! – я мягко ударил его по плечу и не оглядываясь пошел к выходу.
***
- Апчхи, - я дрожал всем телом и придвинулся ближе к странному каменному предмету, очень отдаленно напоминающему камин. Брагинский называл его печкой.
- Будь здоров, - пожелал мне Россия и мило улыбнулся. Я только злобно смотрю на него. Бесит, он меня бесит больше всего на свете, но я не хочу спорить, боюсь, что потеряю то немногое тепло, которое еще осталось в моем теле. А Россия по своему дому вообще без верхней одежды ходит, в одной полу-расстегнутой рубашке, военных штанах и сапогах. Ну и в вечном шарфе.
- Переоделся бы, так и простудиться не долго, - «Заботливо» предложил мне Иван.
- Ни за что! – прорычал я. Брагинский только с сожалением вздохнул. – И от чего у тебя дома такой дубак!
- А-а? Да нет, тепло, а это просто сквозняк, в западном крыле все еще огромная дыра, вот и тянет. Ты бы помог с ремонтом, было бы теплее.
- А то я не помогаю! – и я говорил чистую правду. Я уже несколько месяцев живу у России, поначалу я еще храбрился, надеялся, что смогу отмазаться от работы, но после пары ударов краном от которых открылось несколько старых ран, Великий Я снизошел до помощи.
А потом Брагинский надо мной грязно надругался, принудительно сменив мне имя (хотя, я его никогда не признаю!). Тоже мне Кенигсберг в Калининград переименовать! Бесит, да как у него рука поднялась… После этого я устроил жуткий погром у России, закатил скандал, но ничего не смог изменить. Только голова болела весь следующий день от удара краном.
Ну, зато я забрал себе самую теплую комнату, мне ее сам Брагинский уступил. Так что я Великий, типа, тут почти главный.
И вот теперь, после трудового дня, (между прочем без обеда!) я решил хоть немного отогреться, пришел в свою комнату, как тут же за мной явился Иван. Да он просто не отходит от меня, мне это бесит.
- Если замерз, то лучше залезь на печку, а не жмись к ней с боку, - посоветовал мне Россия. И почему мне эта фраза показалась пошлой? Все еще не могу воспринимать слово «печка», как существительное.
- Мне и тут хорошо, - да, я не прекращаю сопротивляться тирании Брагинского, меня еще никому не удавалось сломить.
- Да я вижу как тебе хорошо, аж слышно как зубы стучат, - улыбнулся Иван, я игнорирую его замечание.
- Зачем пришел? Я сегодня от работы не отлынивал, придраться не к чему!
- Да на ужин тебя позвать, - мне не нравиться когда он так на меня смотрит… так по-доброму… словно я правда ему родственник.
- Я не голоден.
- Ну конечно, - усмехнулся Иван, - пойдем, ты же не хочешь, чтобы я тебя силой отнес к столу, да?
Вот так и заканчиваются все наши с ним споры. Он недолго меня уговаривает, затем угрожает физической расплатой, затем я, обычно, продолжаю спор, и Брагинский осуществляет свою угрозу. А сегодня не в настроении драться.
Я поднялся с пола и закинул на эту печку тонкое одеяло, в которое кутался. Ног я почти не чувствовал, сильно обморозил их, пока работал со всеми на улице, да и руки еще не отошли от холода. Я принципиально не беру одежду, которую мне предлагает Россия, все так же хожу в своей немецкой военной форме, изредка переодеваясь в штаны и рубашку, которые успел с собой прихватить, когда уезжал из дома, чтобы постирать форму. Все в доме на меня недружелюбно косятся, один Россия, кажется, доволен, что я живу с ними. Бесит.
Мы спустились по лестнице и направились в просторную столовую. Я почувствовал приятный запах жаренного мяса, живот радостно заурчал. Только и делаю целыми днями, что работаю над ремонтом дома Брагинского, а это забирает чертовски много сил, за это время я сильно похудел.
- Садись, Гилберт, уже почти все готово, – улыбнулась мне Украина, она только что вышла из кухни и поставила на стол большую кастрюлю полную вареной картошки. Хоть какое-то напоминание о доме. Все уже сидели за столом и о чем-то весело болтали, но резко замолчали, стоило нам с Россией войти. Я закатил глаза и сел рядом с Литвой, он смерил меня странным взглядом, но увидив мою хмурую рожу, быстро отвернулся и пододвинулся поближе к Эстонии. И зачем Брагинский так усердно заставляет меня есть вместе со всеми, это никому не нравиться, да и я бы предпочел бы поесть в одиночестве (ну, хорошо мне одному!) в своей комнате, чем вместе со всеми жителями союза.
Ем я молча, стараясь ни на кого не смотреть, хотя то и дело чувствую на себе взгляды подручных России. Они все шумно обсуждают ремонт дома, Литва все жалуется на недостаток средств, а Россия счастливо улыбается и уверяет всех, что вместе они со всем справятся.
- Зачем ты его носишь? – от голоса Белоруссии я вздрогнул, не заметил как она села на место Литвы. Я вопросительно посмотрел на девушку.
- Его, - она указала на черный крест, который был приколот к моей форме.
- Я же не спрашиваю, зачем Брагинский постоянно таскает свой орден, и ты к моему не лезь, - я чуть от нее отодвинулся.
- Да ладно, Наташ, отстать от него, - улыбнулась Украина.
- Братик, разве тебя это не злит? – спросила Белоруссия. Брагинский подлил себе водки и улыбнулся.
- Да не особо, меня больше волнует, что Гил переодеться не хочет, мне иногда хочется врезать ему, только потому, что на нем эта форма. Рефлекс, - Россия улыбнулся.
- Хочешь, я его переодену, ради тебя, братик? – фанатично прошептала Наташа.
- Эй! Хватит, я вообще-то еще тут и все слышу, - возмущенно вскрикнул я. Как же они меня бесят.
- Можно, - Брагинский не обратил на меня внимания, я аж поперхнулся. Иван от души постучал меня по спине, благо мы всегда сидели рядом, и дотянуться до меня ему не составляло проблем.
- Я мигом, - Наташа выбежала из комнаты.
- Ты что себе позволяешь?! – с вызовом спрашиваю я, все страны на меня косятся, хотя продолжают говорить между собой.
- Ну, это для твоего же блага, - отвечает Россия, залпом выпивая стакан водки. Бррр, да как он так может? - Не могу смотреть, как ты мерзнешь, не хочу, чтобы Калининград развалился из-за банальной простуды.
- Не смей меня так звать! – я вскочил на ноги и ударил по столу, все тут же замолчали, со страхом глядя на меня, только Брагинский был по-прежнему спокоен и продолжал улыбаться.
- Братик, думаю, это подойдет, - я обернулся и увидел Наташу, в руках она держала обычную военную форму союза. Я угрожающе зарычал.
- Приступай, сестра, - дал добро Иван.
В тот день мне показалось, что я снова на войне. И в этот раз я и не думал сдерживаться из-за того, что она девушка. Я сам не понял, как она загнала меня в мою же комнату и заперла за собой дверь.
- Я тебе живым не дамся! – прорычал я, готовый, если будет необходимо, и убить.
- Идиот, братик о тебе заботиться! – ее голос был чуть-чуть шипящим, словно у змеи готовой к броску.
- Интересно же проявляется его забота! – с издевкой говорю я, уклоняясь от ее удара.
- Заботится, чуть ли не больше чем об остальных странах, он из кожи вон лезет, чтобы ты мог прижиться у нас дома, - она прыгнула на меня, я не успел увернуться, уже приготовился к удару, но вместо твердого пола почувствовал под собой пружинистый матрас своей постели. Белоруссия как-то двусмысленно сидела на мне верхом. Аж жарко стало.
- А ну, снимай, - она дернула мой мундир, сорвав с него несколько пуговиц. Я коварно улыбнулся, а, может, переодеться было не такой уж и плохой идеей…
- А ты заставь меня, - я с вызовом посмотрел на сестру России.
- Не наглей, - угрожающи протянула Белоруссия, и я почувствовал от нее едва ощутимый холодок, слабое подобие того мороза, окутывающего Брагинского во время сражений. Ну, что за девушка? Да, такие мне определенно нравятся.
Моя рука ненавязчиво скользнула под ее широкую юбку, и, к моему удивлению, Наташа скромно покраснела, хотя, в следующий же момент, что есть силы врезала мне по лицу.
- А-а-а, черт, бьешь, как девчонка! – прошипел я, утирая кровь с лица, - Эй, полегче! – прикрикнул я на Беларусь, она уже расстегнула мою рубашку и теперь вцепилась в кожаный ремень, - О-о-о, даже так? - ехидно спрашиваю я, улыбаясь так широко, как только могу.
- Замолчи! – озлобленно шипит Наташа, стаскивая с меня брюки. Ей пришлось слезть с меня, и этого мне было вполне достаточно, чтобы проявить инициативу.
- Слезь с меня, поганый немец! – Наташа довольно сильно извивалась подо мной и мне пришлось навалиться на нее всем телом, чтобы удержать на месте. Тело болезненно напряглось от возбуждения.
Я хищно смотрю на ее злое враждебное лицо, сильнее сжимаю ее запястья. Черт, до чего же она красивая… Наташа попыталась вырваться, но только еще теснее прижалась ко мне, и Великий Я с трудом сдержался, чтобы не застонать. Я наклонился и поцеловал ее грубо и властно, не обращая внимания на ее сопротивление, и, даже когда она до крови укусила мою губу, не переставал целовать ее. Она продолжала со мной бороться, но это только заводило меня еще сильнее. Я схватил ее за волосы, запрокинул ее голову и начал жадно целовать ее шею, грубо покусывая и посасывая ее тонкую кожу, глубоко вдыхал приятный тонкий цветочный аромат… Живу с ней под одной крышей уже почти полгода и только сейчас заметил, как приятно она пахнет. Она больно ударила меня освободившейся рукой под ребра, и я невольно оторвался от нее. Я посмотрел на нее и мне, вдруг стало… неловко… что же это я делаю…
- Я люблю только моего братика, - очень серьезно сказала Белоруссия, перестав вырываться.
- Это я и так знаю,- мой голос звучал хрипло.
- И я выйду замуж только за него, - поражаюсь ее серьезному тону.
- Ну, я тебе жениться и не предлагаю, - отвечаю я, с трудом сдерживаясь, чтобы не продолжить начатое…
Я удивленно вскрикнул, когда она резко перекатила меня на спину и вцепившись в мои плечи крепко меня поцеловала. Ну, что ж, теперь уже совсем другое дело.
***
- Ванюш, - тихо обратилась Украина к России, домывая последнюю тарелку. – А ничего, что ты Наташу к пруссу отправил, я за нее волнуюсь….мало ли, чего от него можно ждать.
- Это же Наташа, что-то, а в обиду она себя не даст, - спокойно отвечает Россия, и расставляет тарелки в небольшом шкафчике, - может, если они будут проводить больше времени вместе, он ей даже понравиться… - в голосе Брагинского звучит надежда.
- То есть, ты специально ее к нему посылаешь? – от удивления Украина чуть не выронила тарелку.
- Да, а разве что-то не так? Я его давно знаю, он хороший парень, к тому же теперь он один из наших, - Россия улыбнулся.
- Да ты сводник, Ваня, - засмеялась старшая сестра.
- Выходит, что да, - согласился Брагинский, хотя, сам с трудом верил, что его младшая сестра может влюбиться в кого-то еще, но ему так хотелось на это надеяться…