5 поцелуй. Неожиданный.
- Романо, ты где? – Италия поспешно запрыгнул на диван и, укрывшись пледом, зажмурился, притворяясь спящим.
Шаги Антонио раздавались уже за дверью, и через несколько секунд его темноволосая голова сунулась в рабочий кабинет Варгаса-старшего. Раньше это был общий кабинет обоих Италий, но с тех пор, как Феличиано начал больше времени проводить у Германии, он переименовался в личный кабинет Ловино.
Из-под опущенных ресниц Романо неотрывно следил взглядом за Испанией: как тот, вертя головой и улыбаясь, разглядывает комнату, а потом, увидев объект своего поиска, тихо зашел, прикрыв за собой дверь, и сел в кресло рядом с диваном.
- Романо, ты спишь? – шепотом спросил Тони, бережно поправляя сбившийся плед и аккуратно отводя каштановые прядки от лица итальянца; тот промолчал, решив играть роль спящего до конца.
Не получив ответа испанец заметно расслабился: он откинулся в кресле и сложил руки за головой, потом потянулся и взял со стола какую-то книгу, но положил ее на место, пролистав и тоскливо вздохнув, . Антонио решительно не знал, чем себя занять, пока нежно любимый им Южный Италия сопит в подушку: если бы Ловино бодрствовал, можно было бы поспорить с ним о какой-нибудь ерунде, послушать его жалобы на младшего брата и Людвига, немного потискать… Последнее Испания любил больше всего и, подумав об этом, он невольно улыбнулся – милый итальянец всегда так очаровательно краснел и в своем смущении был так красив, что его совсем не хотелось выпускать из объятий.
Тут мысли Испании резко оборвались, потому что с диванчика послышался шорох – Италия перевернулся на спину, а плед частично сполз на пол.

Ловино и сам не понимал, чего хочет добиться, притворяясь спящим. Но, определенно, это было тесно связано с придурком Испанией.

- Спи, Романо, - проговорил Тони, поднимаясь с кресла и наклоняясь к лицу итальянца.
Щеки Романо обожгло горячее дыхание, а потом он почувствовал, как испанец поцеловал его в губы, застывая в этом положении на мгновение, а потом отстранился и вышел, плотно притворив за собой дверь.
Италия тут же подскочил и, заливаясь краской до корней волос, дотронулся пальцем до своих губ, невольно облизывая их и ощущая вкус Испании.

Антонио едва слышно рассмеялся и, засунув руки в карманы и насвистывая простенький мотивчик, пошел в сторону гостиной.
В следующий раз, если милый Романо захочет обдурить своего бывшего опекуна, который понимал его лучше всех остальных, ему придется притворяться куда старательнее.

6 поцелуй. Спровоцированный.
Романо поражённо смотрел на разложенные перед ним карты. Обычные игральные карты - десятка червей, как-то сиротливо лежащая под словно ухмыляющимся бедному итальянцу червонным тузом, хотя Ловино был на девяносто девять процентов уверен, что этот козырной туз выбыл где-то ещё в середине игры, если не раньше.
- Ты смухлевал! - обиженно закричал Италия, обвиняюще тыкая пальцем в грудь смеющегося Антонио. - Чего ты ржёшь?! Прекрати!
Тони не только не обратил внимания на последнюю фразу своего бывшего подопечного, он, кажется, ещё больше смеяться начал. Возмущению Романо не было предела:
- Ты меня вообще слушаешь? Давай переиграем!
Испания всё же взял себя в руки и перестал смеяться, но изредка из него вырывались какие-то непонятные смешки, которые Антонио старательно подавлял.
- Зачем переигрывать? - на губах испанца играла солнечная улыбка, которая ой как не понравилась темпераментному итальянцу.
- Ты мухлевал! Это нечестно! - Романо, когда сердился, так смешно дул губки, что улыбка Тони стала просто до неприличия широкой.
- Но я же выиграл? А победителей не судят, - хитро прищурив глаза, произнёс испанец.
Романо вскочил с дивана и, застыв на месте, обиженно закусил губу, ибо возразить ему было нечего - он сам-то сколько раз мухлевал?.. точно не раз, и даже не два, а намного больше! Но почему-то именно в этот раз итальянцу приспичило выиграть честно. На свою голову.
- Ладно, - Италия сел обратно на диванчик. - Чего ты хочешь?
Судя по расплывающейся от уха до уха улыбке Антонио, ничего хорошего Романо точно не светит.
- Поцелуй меня!
Италия среагировал мгновенно:
- Чего-о-о?! Иди-ка ты знаешь куда! - паренёк попытался сбежать с дивана, но сильные и тёплые руки, в мгновение ока обвившие его талию, не дали ему и малейшего шанса сбежать. Но попытка - не пытка, решил Романо, и продолжил вырываться.
- Романо, разве не у вас в мафии говорят, что карточный долг - это святое? - раздался тихий, обжигающий мочку уха шёпот, заставивший пробежаться стайку мурашек по спине итальянца.
Чёрт бы побрал эту мафию со всеми её вшивыми законами!
- Ладно, только отпусти, - прошипел Ловино.
Когда удерживающие его на одном месте руки исчезли, Романо забрался с ногами на диван и приблизился к лицу Антонио:
- Попробуй только проболтаться об этом кому-нибудь!
И сразу поцеловал. Но совсем не так, как ожидал Испания, а крепко, страстно, жадно, но невероятно приятно - от безумной истомы до сладкого головокружения и дрожи по всему телу.
Романо уже было почувствовал себя хозяином положения, как Антонио в доли секунды перехватил инициативу: зарылся пальцами в мягкие и пахнущие солнцем и морем волосы парнишки и повалил его на диван, подминая под себя и целуя ещё глубже, ещё откровеннее, скользя языком в рот, проводя им по ряду ровных зубов, сплетаясь в диком, наполненным безумием, танце с языком Романо...
Прервали их крайне важное занятие самый примитивным и до слёз обидным способом - телефонным звонком. Романо дернулся от неожиданности, случайно прикусив нижнюю губу Антонио, и принялся выбираться из-под испанца, который совсем не был рад такому повороту событий.
- Не отвечай, - Тони ухватил Южного Италию за руку и умоляюще посмотрел в золотистые глаза.
- А вдруг что-то важное? Пусти! – Варгас свел тонкие брови к переносице и выдернул руку из пальцев Испании, при этом сильно краснея.
- И что с того? – спросил Антонио уже у захлопнувшейся двери и, устало вздохнув, откинулся на спинку диванчика.

Ловино быстрым шагом шел по улице, сам не зная, куда несут его ноги, и прокручивал в голове недавние события.
Звонил тогда Феличиано. Он что-то радостно прокричал в трубку, но итальянец не понял, что именно. Доведенный до предела, он накричал на младшего брата и, не обращая на его всхлипывания никакого внимания, отключился.
Юноша засунул руки в карманы куртки и помотал головой, пытаясь убрать упавшую на глаза челку.
Почему-то хотелось, чтобы позвонил идиот Испания и позвал его обратно. Сам Италия звонить, конечно же, не собирался – это все начал Тони, а не он, да. Поэтому он не позвонит.
Кивнув своим мыслям итальянец ускорил шаг.

Звонок в дверь отвлек испанца от его размышлений, касавшихся, в большинстве своем, строптивого Ловино. Он тяжело поднялся с насиженного места и пошел открывать, даже не посмотрев, кто, собственно, пришел.
- Романо? – удивление в голосе Антонио спрятать не сумел.
Юноша нервно переступил с ноги на ногу и отвел взгляд:
- Можно войти? – тихо спросил Варгас.
От изумления Испания не смог вымолвить и слова, поэтому ограничился одним лишь кивком.
Романо скромно «втек» в прихожую и, повесив куртку на вешалку, прислонился спиной к стене, спрятав руки за спину.
- Ну? Так и будешь молчать, придурок? – пряча взгляд поинтересовался итальянец.
- А почему нет? – улыбнулся Тони и вплотную подошел к Италии. – Мне приятно это молчание, - прошептал он в ухо смутившегося от такой близости Ловино, обвивая руками его талию.
- Идиот, - по привычке буркнул Варгас, нерешительно обнимая испанца в ответ.

7 поцелуй. Нежный.
Романо очень и очень странный. Весь такой угловатый, иррациональный, не поддающийся никакому разумному описанию. Его поступки поражают своей нелогичностью; его невозможно понять, раскусить; и практически нереально предугадать, что он совершит в этот раз, и каковы будут последствия - разрушительные или не очень, но каждый раз Антонио слепо и с наивностью пятилетнего ребёнка надеялся на благоприятный исход. Но когда итальянец напивался до состояния, что не мог не то, что идти прямо, даже стоять иногда у него не получалось, то о хорошем конце дня можно было напрочь забыть. Но в этот раз, похоже, Господь сжалился над бедным и несчастным Испанией, ибо Романо, выпивший просто непомерное количество алкоголя и, нужно заметить, довольно-таки крепкого, всё ещё держался на ногах. Не очень крепко, но, главное, держался!
- Ты! - юноша нахмурился и взглянул на испанца мутными от выпитого глазами, нетвёрдо опираясь одной рукой о шершавую и такую приятно-прохладную бетонную стену, а другой бесцеремонно тыча на Тони. - Т-ты!..ик!
Как и думал Антонио, Романо смог удержаться в вертикальном положении всего ничего, около двух минут, и поэтому сейчас, мысленно вздыхая и сетуя на неразумное дитя, Испания поспешил спасти своего бывшего подопечного от совсем нежелательного столкновения с грязной мостовой. Повиснув безвольной куклой в руках испанца, Ловино закрыл глаза и вздохнул. Ему было до абсурда тепло и до скрежета зубного приятно находиться в жарких объятиях Карьедо, который в это время, воспользовавшись донельзя благоприятным моментом, бесцеремонно перекинул Варгаса через плечо, словно какой-то мешок с картошкой. Но ни сил, ни настроения, ни желания возмущаться у Романо не обнаружилось, поэтому он решил отдаться воле судьбы-хозяйки и позволить этому томатному придурку нести себя. Надо сказать, путешествие таким незаурядным способом оказалось довольно-таки неплохим, вопреки самым мрачным ожиданиям итальянца - только улица отчего-то постоянно прыгала перед глазами, вызывая отнюдь не самые приятные чувства, поэтому парень решил благоразумно закрыть глаза, наслаждаюсь близостью такого тёплого и родного тела, которое пьянило и будоражило похлеще самого дорого и импортного виски.
Вскоре они оказались у квартиры итальянца, которая находилась в центре Рима. Антонио остановился и, поудобнее перехватив свою "ношу", что совсем разомлела и, кажется, даже грозилась заснуть, вытащил из заднего кармана стареньких, потёртых, но любимых всей широкою испанскою душою джинсов ключи и попытался открыть дверь квартиры. Да, в том-то и дело, что попытался - замок категорически отказывался открываться и, казалось, хотел даже устроить бунт. Ругаясь и матерясь на всех известных ему языках, Карьедо со злости пнул вредную дверь - "ноша" отозвалась тихим стоном, - но результат был достигнут, замок открылся на удивление легко и быстро. Зайдя в тёмную пустую квартиру, Испания, аккуратно разувшись, прошёл в спальню, где, не включая света, уложил неразумное дитя на массивную деревянную кровать, тихо и даже несколько жалобно скрипнувшую под телом Романо. Упершись одним коленом в мягкую перину, Тони склонился над итальянцем, аккуратно приподнял его и, чуть придерживая за плечи, стал освобождать Ловино от одежды. Первым делом на пол полетела лёгкая курточка, за ней следом отправилась некогда идеально отглаженная рубашка, которая сейчас приобрела совсем неподобающий и непривлекательный вид, и завершили композицию грациозно приземлившиеся на груду грязных вещей модные новенькие джинсы. Закусив губу и жадно пожирая взглядом, Антонио оглядел открывшийся ему вид. Прекрасно. Великолепно. Совершенно. А от осознания того, что сию красоту имеет право созерцать лишь он, голова предательски начинала кружиться, а в горле неожиданно пересыхало. Не раз проведя языком по сухим губам, испанец пытался запомнить каждую частичку тела итальянца. Господи, отчего же он так притягателен?..

Разгорячённую кожу приятно холодил лёгкий шёлк простыней, а от факта, что Испания сейчас находится так опьяняюще близко, становилось невыносимо жарко. Щёки загорелись алым румянцем, который, как надеялся Романо, во мраке комнаты не было заметно.
Кровать вновь скрипнула, и итальянец почувствовал на своём лбу прохладную ладонь. Ласковый шёпот вмиг разорвал опустившуюся тишину:
- Спи, малыш, - и поцелуй: мягкий, невесомый, лёгким прикосновением мазнувший по сухим потрескавшимся губам.
Губы и ладонь исчезли, и Варгасу невыносимо хотелось сказать: "Не уходи! Останься ещё на немного. Совсем на чуть-чуть...", но язык, как назло, словно распух и напрочь отказывался шевелиться. Невыносимо хотелось прикоснуться к коже испанца, но дотянуться было просто-напросто невозможным действием - тело как будто наполнили свинцом, не давая никакой, даже самой маленькой и ничтожной возможности двигаться. Нестерпимо хотелось плакать. Разреветься, словно какой-то сопливой девчонке. Но Романо сдерживал себя, тихо всхлипывая и отчаянно глотая горькие слёзы.
- Тише, тише, - мягкий, приятный голос разлился густым маревом по тяжёлому воздуху и повис, звеня и отдаваясь эхом в ушах. Ловино почувствовал, как перина прогнулась под тяжестью чужого тела; как его прижали к себе, обнимая одной рукой за талию, а другой аккуратно перебирая его спутанные пряди. По телу прошлась предательская дрожь, и Варгас, резко выдохнув, прижался к Испании, слушая его размеренное дыхание, опаляющее его и так разгорячённую кожу, чувствуя щекочущее и до безумия приятное тепло Антонио. Итальянцу хотелось что-нибудь сказать. И плевать, если он сморозит глупость, но лишь бы не молчать, лишь бы не слушать эту тишину, нарушаемую тихим дыханием испанца... но голос всё ещё отказывался подчиняться и из горла вырвался только нелепый хрип.
А этот придурок, наверное, подумал, что ему снится кошмар, судя по тому, как он обнял его, поглаживая по щеке и шептал что-то на своём родном языке, что Романо был не в силах разобрать. Но одна фраза, всего лишь два слова, несущие в себе огромную власть, некую мистическую силу над людьми, заставили дыхание сбиться, уголки губ дрожать в попытке изобразить улыбку, а глаза слезиться.
Одна фраза, два волшебных и понятных сердцу на любом языке слова... И, конечно же, это были:
Te amо.

Te amo (исп.) - Я люблю тебя.