Феличиано спит на коленях у Людвига, да еще и мурлычет при каждом нечаянном касании к его волосам – зрелище настолько умилительное, что Гилберт чувствует себя почти обязанным сделать какую-нибудь пакость. Например, подкрасться тихонько и дружески (красный отпечаток ладони продержится всего-то дня два) хлопнуть любимого братца по плечу. Людвиг подскакивает, словно застигнутый на месте преступления, краснеет, но, узнав Гилберта, тут же шипит что-то сердито и невнятно, пока тот не садится в кресло напротив, чтобы видеть всю картину целиком.
- Запад, говори по-немецки, ни черта не понятно.
Но Людвигу не до брата: Феличиано снова ворочается, устраивается у него под рукой, и на лице немца появляется нечто, похожее на умиротворение. Гилберт ухмыляется – вот это тема для нового топика в блоге! Жаль, фотоаппарата нет под рукой, оно того стоило бы, а Запад занят, может и не стал бы носиться за ним по всему дому…
- И что мне со всем этим делать, - прерывает его размышления Людвиг, обращаясь, правда, скорее к себе, чем к брату.
- Спихни на диван, - беспечно советует Гилберт, но Людвиг неожиданно краснеет еще пуще прежнего и неуверенно мямлит:
- Нет, я… я не об этом. Он же мне нравится… вроде как. И как с этим?
- Нравится? Я не понял, Запад, это значит, что ты собираешься захватить его жизненно важные регионы? Или что ты, - прусское гнусное хихиканье куда более мучительно, чем любая многозначительная пауза, - влюбился?
Взгляд Людвига, конечно, убийственный, пусть даже уши его при этом скоро начнут дымиться, и Гилберт не хохочет в голос только потому, что знает, если разбудить Феличиано – дело одними взглядами не ограничится. Но все равно смеется вполголоса, чуть ли не до слез, булькает:
- И ты, ты что, хотел житейского совета? У меня?
Но с другой стороны, смеяться долго тоже не следует, ведь Людвиг выражает свою обиду весьма странными способами, а самостоятельно готовить и убираться в доме Гилберту не то чтобы лень, но как-то имидж бытовыми делами портить не хочется. Да и понять братишку можно, Феличиано ведь до невозможного хорошенький, даже слишком. Поэтому Гилберт и добавляет потом как можно серьезнее:
- От меня ты можешь услышать только сто и один способ, как получить сковородкой по лицу. Эти вопросы прямиком к Франции – он в таких делах общепризнанный мастак. И давай, не затягивай, встал и пошел. Давай-давай! С Италией ничего не случится, хочешь, я его подержу?
Наваждение сходит с Людвига на полпути к дому Франциса. Нет, ну право слово, что Бонфуа может ему сказать? Пусть он и правда разбирается в тонкостях, да только вредности у француза хоть отбавляй и к Людвигу симпатии маловато. И Гилберт это знает.
- Бра-а-ат?!

Феличиано сонно приоткрывает глаза, нежась от того, как солнце приятно греет бок, но лицо от лучей защищает развернутая газета: Людвиг что-то читает, наверняка ужасно важное, нахмурив брови и закусив губу. Варгас с улыбкой тянется к нему, запускает руку в волосы – влажные, смеется:
- Куда это ты бегал?
- Просто жарко, - качает головой Людвиг и улыбается в ответ.
Где-то в соседних комнатах Гилберт с кряхтением потирает свежую шишку и мстительно набирает заглавие для нового поста: «Запад – ревнивый болван». С Людвига станется съездить ему за это и по второму уху, но Феличиано прочитает это раньше, и тогда…
Возможность потискать спящего итальянца вряд ли еще хоть когда-нибудь представится, но зато дела у Запада однозначно пойдут интереснее.