- Зачем ты здесь?

Ночное русское небо дышит на землю прохладой, ослепляя яркостью звёзд. Волны с тихим шелестом касаются жёстких гранитных берегов, словно стараются ненавязчиво преодолеть крепкую преграду.

- Разве ты не понимаешь, что мне до сих пор больно всякий раз, когда я тебя здесь вижу, зараза?

С сигареты слетает сноп искр, мгновенной вспышкой нарушая синеву ночи, оседая на холодном камне. Я молчу, продолжая стоять у воды, чувствуя, как ветер освежающе дует мне в лицо. Чужой ветер, чужие воды, чужие звёзды...навсегда чужие. Но во всём этом чувствуется что-то особенное, неподдающееся описанию, вызывающее восторг и греющее душу…может быть, это и есть тот самый русский дух? Тогда он – как наркотик…

- Красиво… - Слетает с моих губ единственное восторженное слово, и мне кажется, что серые глаза на секунду вспыхнули гордостью.

- И ты приехал сюда снова лишь ради этого?

- Да.

- Хм…я тронут.

«Герр Ленинград, я влюбился без памяти в Ваши стальные глаза…»

Откуда эти строки? Где я мог их слышать? Или может, моё воображение подсказало мне их?

- Ты не первый, кто так говорит.

Боже, я сказал это вслух???

- Только мне крайне странно слышать это именно от тебя…того, кто чуть не стёр меня с лица земли. Учти, Вани здесь нет, и мне ничто не мешает утопить тебя прямо в этих водах…

- А Брагинский тебе кто, отец? Нет-нет, не подумай, я просто интересуюсь…

- Сядь – Глухо говорит он, опускаясь на ледяные камни. – Расскажу.

»»»»»»»»»»»»

Из-за двери кабинета слышались два невнятных голоса, и мальчик, от природы любопытный, само собой тихонько подкрался к дверной щели, нарушая все запреты. Заглянув внутрь, он увидел, как его папа, Пётр I, разговаривает с каким-то незнакомцем, который был почти так же высок, как и его родитель, что было большой редкостью. Приезжий был одет в военную форму Преображенского полка, крепко сложен, с густыми белёсыми волосами, но самое главное, что привлекло внимание мальчика – это поразительные фиолетовые глаза на круглом добром лице. Казалось, что они словно излучали тепло и веселье…

Вдруг незнакомец посмотрел прямо на мальчика, покрасневшего за дверью, и сказал:

- А это, должно быть, Ваше творение, Пётр Алексеевич?

Мальчик, алый, как маков цвет, уже хотел было сбежать, но грозный взгляд царя заставил его войти в кабинет и поклониться незнакомцу, дрожа от смущения.

- Да-с, он, шалопай эдакий. Сколько раз тебе говорено не сметь подслушивать?

- Полноте ругаться…подойди-ка ко мне, прелестное дитя! Не бойся, не обижу…

Когда смущённый мальчик подошёл к незнакомцу, тот опустился на одно колено, чтобы быть с ним на одном уровне. Глаза его заискрились, а на губах сияла улыбка. Неизвестно, почему, но мальчик сразу почувствовал, как его горячей волной захлестнуло доверие и желание быть ближе к неизвестному.

- Ну, давай знакомиться! Я – Иван Брагинский, а тебя как зовут?

- У меня нет ещё имени, Ваше Благородие…- Пролепетал мальчик, когда Иван положил руку ему на голову, ласково гладя по волосам, и мальчику захотелось вечно стоять так, и чтобы эта рука никогда не прекращала его гладить…

- Так не бывает – Улыбается Брагинский. – Какое-то всё-таки есть?

- Санкт-Петербург, Ваше Благородие…

- Ну вот! А знаешь, кто я? Российская Империя, твой начальник будущий. Когда отец твой навсегда отойдёт от дел (не во грех будет Вам сказано, Пётр Алексеевич!), я стану тебе вместо него. А пока расти побыстрее большим и красивым, дружок, ведь ты скоро станешь Северной столицей, будешь мне помогать, а это – очень ответственное дело…

»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

- Вот так я и познакомился с ним. Кстати, то, что он мне сказал, сбылось, от начала и до конца. Он действительно стал мне вторым отцом, хоть и работать заставлял страшно: я ведь возник в честь долгожданного выхода к Балтийскому морю, я был «Окном в Европу», и поэтому ко мне приходило много торговых судов. А ещё и мой папа, и Ваня хотели иметь свой мощный флот, поэтому и построили Адмиралтейство…

Я слушал его с огромнейшим интересом, когда над Финским заливом показалась бледная зелёная полоска. Звёзды на светлеющем синем небе угасали одна за другой, словно очищая его для прихода солнца. Вода ожила и с ещё большим усердием побежала волнами к берегу, словно их гнал туда свет из-за горизонта. Мы сидели на гранитных ступеньках, рядом, словно и не было Второй мировой…

- Ваня – наш начальник, но он всем нам как отец…Мы все его очень любим. Нас много, и мы делимся на два дома: европейский и азиатский. Европейский дом больше, но мы не враждуем. К сожалению, коллеги из-за Урала нечасто нас навещают, у них своих проблем по горло, и в Сибири тоже: то лес горит, то потопы, то на электростанции авария (Саяно-Шушинская ГЭС, не помните?)…И зачем я тебе всё это рассказываю, «немца-неприятеля», как выражается Якутск, а?

- Ты очень интересно рассказываешь! – Честно отвечаю я, глядя, как Петербург достаёт из кармана сигареты. – Я же не буду использовать это в своих целях…

Он внимательно смотрит на меня, зубами вытаскивая из пачки белый цилиндр, и в его взгляде было нечто вроде сомнения…

«Хлеба, хлеба! Ради бога, хлеба, хлеба…»

- Я больше не враг вам. И никогда им теперь не буду.

Молчание.

- Я верю. Хоть и не прощаю, но верю.

Из-за моря показался краешек пылающего ярко-рыжего солнца, возвещая о начале нового дня, который обещал быть ясным и тёплым. Петербург смотрел на него, не щурясь, хлопая себя по карманам.

- Вот хрень…куда я дел спички? Только что здесь были!

- На – Я протягиваю ему большую старую зажигалку, с откидной крышкой и кнопочки вместо колёсика.

- Спасибо – Он берёт, и, прежде чем прикурить, с интересом вертит её в руках. А зажигалка действительно красивая, тяжёлая, с каким-то замысловатым узором на корпусе.

- Оставь себе. Насовсем...я всё равно не курю.

На часах семь утра, час, когда вся Северная столица уже на ногах. За спиной уже нарастал гул машин и перестук чьих-то каблуков по мощёным тротуарам. Я встаю с гранитных ступенек, поправляя галстук.

- Уже уходишь?

- Да…большое спасибо за приём.

- Подожди.
Он тоже поднимается и достаёт из кармана какой-то маленький предмет и осторожно, будто боясь обжечься, кладёт мне в руку.

- Раз уж на то пошло…тогда и от меня презент.

Петербург отворачивается и, надев пиджак, поднялся по ступенькам на тротуар и пошёл по направлению к автобусной остановке.

- До свидания…Людвиг – Было последним, что я услышал перед тем, как Петербург исчез, растворившись в толпе людей.

P.S. Разжав кулак, я увидел, что у меня на ладони лежит очень красивый магнитик на холодильник с рисунком Петропавловской крепости. Тотчас у меня в голове зазвучал голос Италии: «Ой, какая прелесть! А что это? А о кого?» и мой мысленный ответ: «От Санкт-Петербурга, города России. Одного из тех, удивительный дух которого нельзя сломить»