Воевать с Россией, думает Артур, неприятное занятие; сам он прежде чужими руками для этого пользовался*, и не понимает, отчего так недостало ума Людвигу, как и Францису в свое время.
Воевать в союзе с Россией, впрочем, тоже удовольствия мало.
На встречу для заключения союза тот опаздывает, но входит как ни в чем ни бывало, без стука. «Прошу прощения за задержку – дела»; и не поясняет ничего, и так даже Америке ясно, какие, где да с кем. И проходит к пустому месту, спиной поворачивается – господи; спиной в крови. Отяжелевший от влаги конец шарфа прилип к подолу шинели; спасибо, не капает. Жаль было бы паркет. Сколько ж крови – шарф у России длинный – любой другой бы на ногах не стоял. А Брагинский усаживается как ни в чем ни бывало, улыбается, нелюдь – так, что Англию протряхивает, как от мороза. Людвиг и вправду спятил; его нужно хватать, вязать, учредить опеку.
Альфред смотрит с детским интересом, как Россия подписывает соглашение – господи, сломанными пальцами, ну как так можно – а Артур ерзает на стуле и ждет конца войны как никогда. Вот только не знает, как придется Россию со следа снимать, как им оттаскивать его в конце от Людвига. Чтобы не выпил кровь до капли взамен своей, чтобы не вынул кости – что там еще демоны делают…
Вон и Китай какой-то оберег из рукава выудил – из цельного куска бирюзы выточен**, красота какая; поставил перед собой, бессмертный наш.
А Брагинский всем улыбается фиалковыми глазами напоследок, поднимается, поправляет шарф – сыплются на прекрасный паркет хлопья засохшей крови – и выходит. Не хлопнув дверью, но все равно все вздрагивают; только Францис смотрит вслед ему почти мечтательно, потирая затылок; думает, наверное, что лучше все же на одной стороне, чем против.
В руках Вана трескается статуэтка.

* Если не ошибаюсь, при Александре II Англия воевала с Россией руками Турции.
** Голубая бирюза защищает от колдовства, сглазов и нечистой силы.