Был март, и была ночь. Романо демонстративно храпел, глуша концерты котов за окном, а Антонио сидел на кухне, прижавшись к стенке ухом, и думал. Думал он редко, но сейчас на то была уважительная причина. Надо было понять, почему такого замечательного и заботливого парня не пустили даже не в кровать, а в комнату. В его кровать и его комнату.
Эта привычка Романо приходить без предупреждения в поисках ночлега и халявного завтрака-обеда-ужина радовала бы Тони, будь итальянец… ну… чуточку более сговорчивым. Если раньше можно было запросто спать с ним рядом, обнимать и кормить помидорами с рук, то сейчас все эти проявления братской любви не встречали отклика: во-первых, Варгас-старший с негодованием рассказывал про «брата-пидора, двух блондинистых придурков и узкоглазого задрота» и не мог отвлекаться на такую мелочь, как испанец, а во-вторых, «два блондинистых придурка» все-таки научили Романо давать по морде. Это свое новое умение он продемонстрировал, когда Тони, сияя белозубой улыбкой, попытался его обнять.
Ухо болело. Сильно. Другое, в общем, тоже – из-за воплей нашедших таки себе пару котов. Стало завидно и обидно.
Наверняка Романо уже спихнул одеяло на пол (в отсутствии испанца он всегда жаловался на жару, но стоило только прилечь рядом – «Отдай одеяло, придурок, холодно!») и спит, раскинув по кровати руки и ноги, голый. Благослови Господь семейную традицию спать без одежды.
Антонио вздрогнул. Впредь надо думать только о погоде!
Хотя… может, стоит подойти? Просто проверить, как он там. Накрыть одеялом… лечь под одеяло… а потом…
Погода! Думай о погоде!
Напряженно думая о погоде, Антонио на цыпочках подошел к двери в комнату и прислушался. Не зря – храп изредка прерывался неясным бормотанием. Испанец затаил дыхание.
- Придурок… холодно же…