Их скандалы слышны на всю Европу. Тихий, деликатный Литва моментально слетает с катушек, когда дело касается России. Иван отвечает негромко, иронично - иногда и язвительно - чем еще больше распаляет Ториса.
- Не будет твоего газопровода в Балтийском море! Он неэкологичен и небезопасен!
- И негигиеничен. Тебя не спросили, ага.
- Так спросишь!
- Людвиг, - в сторону, - я не понял, тебе нужен газ или нет? Вы что, в Евросоюзе договориться не можете?
Газ Людвигу нужен, а международный скандал - нет.
- Я сказал, газопровода здесь не будет! - продолжает шуметь Торис.
- А грозен-то, - усмехается Ваня. - Ай, моська, знать, она сильна... Пороть тебя некому, вот что.
- Что-о?! Ты угрожаешь?!
- Беги-беги, пожалуйся Альфреду. Гер-рой...
Соседи-европейцы только вздыхают и соглашаются, что Иван мог бы быть и повежливей, а Торис - посговорчивей, и лучше от этого стало бы не только им двоим, но изменить ситуацию не может никто.
А вечером Ваня, как ни в чем ни бывало, звонит и они, поначалу немного стесняясь утреннего постыдного скандала, мирно болтают, обсуждают сотню важных и не очень проблем, экспорт нефти и импорт рыбных продуктов, - проект Nord Stream не поминается больше ни словом. Потом выясняется, что у Вани есть пара билетов в театр и вопрос - не составит ли Торис ему компанию. Литва, помявшись, соглашается, и они идут на спектакль, а после, окончательно забыв обо всех разногласиях, обсуждают его за чашкой кофе в театральном кафе. Позже, бродя по длинной, выступающей в море как острие меча, песчаной косе, когда уже темнеет и холодает, Иван, не прерывая разговора, разматывает шарф и укутывает им начинающего мерзнуть Ториса, и кажется, что нет ничего проще и естественнее, чем гулять вот так вдвоем и говорить обо всем и ни о чем. Какие ссоры, что вы...
А еще позже, когда они, обсудив уже все на свете, подходят к дому Ториса, Ваня неожиданно спрашивает:
- Сыграешь для меня?
- Ты ведь не любил джаз, - удивляется Литва.
- Теперь люблю. Ты сыграешь?
Отказать невозможно. Торис приносит саксофон и ночь наполняется золотым, переливчатым соло, не оставляющим места ни для чего, кроме гармонии, спокойствия и молчаливого взаимопонимания.
Прощаясь, Ваня благодарит и легко, осторожно целует в уголок губ.
- Йонас, - прикрыв глаза, вздыхает Торис и кладет ладони ему на плечи - то ли обнять, то ли оттолкнуть.
Иван думает, что раньше Литва не смел звать его на свой манер, но не поправляет. Какая разница, в конце концов, как он произносит имя, если выдыхает его чуть не со стоном и дрожит едва заметно в руках - от желания и так и не вытравленного из сознания страха.
Ваня ни на чем не настаивает и не торопит. Еще не время. Они ведь не восстанавливают разрушенные отношения, а строят новые. К старому возврата нет, но прошлые ошибки нельзя забывать, и не стоит торопиться, времени у них предостаточно.
Они прощаются до следующего утра. А утром...
- Мы требуем пересмотра итогов второй мировой войны! - на этот раз громче выступают Эстония и Латвия, но и Литва тут же вспоминает о "советской оккупации".
- Ну-у, старая песня о главном... Вам итоги пересмотреть? Да без проблем, сейчас Людвига позову - перепокажем.
- Снова угрожаешь?
- А что, Торис еще Альфреду не нажаловался? Так бегите сейчас все втроем, клоуны. Кого он только в НАТО не принимает, после вас разве что Новую Гвинею осталось...
- !!!
- Надо же, какая ненависть, - удивляется Людвиг.
- Какая любовь! - хихикает Феличиано.
- Любовь? - кривится Феликс. - Если только стокгольмский синдром.
И, возможно, каждый из них по-своему прав.