Напряжённое было время. Вроде бы и по-застойному спокойно, но Иван прожил слишком долго, чтобы не предчувствовать беду. А как иначе, если в воздухе витали перемены, и пока Россия не мог с уверенностью сказать - к хорошему исходу они приведут или к плохому. Вольность настолько укоренилась в головах людей, что запах свободы пропитал кухню каждой хрущёвки, добрался до гаражей у школ, где курили старшеклассники, и пельменных, куда ходили скорее за водкой, нежели за пельменями. Это вселяло в Брагинского тревогу настолько сильную, что бороться с ней не было смысла. Слоняться по коридорам кремля и ждать манны небесной, в общем-то, тоже было совершенно бессмысленно. А посему на выходные Ивана чуть ли не насильно выпроваживали из столицы. Расслабляться необходимо даже странам, даже в самые тяжёлые времена. А лучший способ отдохнуть, будучи нацией – разделить радость со своим народом. Как и всегда, отдушины у людей были разные – кто-то марки собирал, кто-то в кружок кройки и шитья ходил, но нашлось-таки одно, что объединяло людей от Владивостока до Минска. И этим магическим средством для снятия стресса стали дачи, конечно же. Поэтому Иван брал сестёр и ехал в выходные на свои шесть соток, такие же, как и у большинства представителей рабоче-крестьянского класса. Никаких трёхэтажных усадеб рядом с хоромами главных партийных деятелей, обычный участок с грядками и маленьким деревянным домиком.

Начиналась дача с машины. И если жигули с москвичами отказывались заводиться в пять утра, что случалось чаще, чем хотелось бы, то незадачливым дачникам приходилось трястись пару часов в электричке со всей своей рассадой, детьми, собаками. Советский автопром был крайне чувствителен и капризен, но патриотизм не позволял русскому приобрести «забугорный» автомобиль. Тринадцатую Волгу перестали выпускать три года назад, но Иван отказывался сменить средство передвижения и пересесть на модель поновее. Это стало бы для него сравни предательству. Джонс каждый раз заходился радостным хохотом, глядя на «красавицу» России, а Иван проводил часы напролёт в гараже и защищал любимую машину от нападок проклятого капиталистишки. Оля обычно усаживалась на переднее сидение, пытаясь наколдовать что-то кроме хрипов из старенькой магнитолы, а Наташа отстранённо смотрела в окно на пейзажи, проплывающие мимо. Из багажника торчали доски, а саженцы занимали почти всё заднее сидение, заставляя младшую из сестёр прижиматься к дверце, чтобы не поцарапать коленки острыми прутьями. После каждой кочки Ольга обеспокоенно проверяла кастрюлю с супом, которая стояла у неё в ногах вместе с котлетками, любовно завёрнутыми в фольгу, и прочим продовольствием. Конечно, в ногах, а где же ещё? Не в багажник же убирать борщ, в самом деле!

Прибыв к месту назначения, полагалось сладко потянуться. Ещё бы, встать в половине пятого после тяжёлой рабочей недели. После небольшой зарядки следовало забраться в кусты крапивы, растущие вдоль забора, и поздороваться с соседями. Чисто символические заборы между дачными участками не скрывали происходящее от любопытных взглядов других дачников, которые по приезду Ивана с сёстрами всегда несказанно радовались им и расспрашивали про работу брата, учёбу Наташеньки в университете, незамужнюю жизнь Оленьки. А они рассказывали, воодушевлённо придумывая на ходу новые подробности несуществующих событий. После положенных двадцати минут болтовни с пожилой соседкой в огромной соломенной шляпе Иван присел на скамеечку, с удовольствием затягиваясь любимым «Космосом». Наталья без лишних слов завязала на голове косынку и с корзинкой в руках пошла исследовать кусты малины, которые ломились от ароматных ягод. Ведь брат обожал свежую малину, а девушке безумно хотелось сделать ему приятное. Старшая же из сестёр, не тратя время попусту, взяла лопату и направилась к заросшему огороду.

- Оль! - позвал украинку Иван. – Ты чего сразу к грядкам? Отдыхать же приехали. Посиди на солнышке, позагорай, книжку в гамаке почитай.

- А копать кто будет? – Ольга разогнулась и упёрла руки в бока. – Нельзя совсем без грядок, не по-людски это как-то. Дача же для того и нужна, чтобы огород разводить. Неужто покупать огурцы с помидорами?

- Давай сюда лопату, я всё вскопаю.

Иван снял рубашку, шарф, чтобы не запачкать, закатал штанины льняных брюк и принялся за работу. В кустах малины Наташа украдкой поглядывала на любимого брата с обнажённым торсом и периодически съедала одну-две ягодки. Но только маленькие, крупные отправлялись в плетёную корзинку – для Ванечки. У Брагинского сформировалось чёткое ощущение, что за ним наблюдают. Это немного пугало, учитывая всеобщую паранойю холодной войны, но американские шпионы вряд ли выдержали бы испытание суровой природой Подмосковья. Поэтому Иван продолжил копать, надеясь, что Наталье надоест наблюдать за ним несколько часов подряд. Наивный. Тем временем Оля куда-то ушла, скрипнув калиткой, а вернулась только через час с бутылками, мисками и горшочками, прижатыми к полной груди.

- Ваня, Наташа, идите сюда! Молочка парного купила у деревенских, творога, сметаны. Всё самое свежее.

Достав из холодильника заранее приготовленный домашний квас, Ольга разлили его по чашкам и предложила брату с сестрой. Уставший от работы Иван пил жадно, а Наталья едва отхлебнула, стягивая с волос цветастую косынку. Все трое умылись прохладной водой из железного умывальника, расположенного в теньке, и приступили к обеду. Почему-то на даче обычные продукты казались в тысячу раз вкуснее. Борщ был абсолютно божественным, а котлеты по-киевски выглядели аппетитнее, чем французские деликатесы на дипломатических приёмах. Впрочем, Иван никогда не понимал европейских излишеств и, видя устрицы, смущённо улыбался, пугая соседей по столу мечтательным выражением лица. Они-то думали - там вьются планы завоевания мира, а русский всего лишь вспоминал жареную картошечку с лисичками, что готовила Наташа, и вареники с вишней от Оли. На десерт в их скромную дачную трапезу был жирный деревенский творог со свежей малиной – блаженство, недоступное городскому жителю. Вот так-то, и никаких клубничных парфе.

Когда грядки оказались вскопаны, клумбы прополоты, а ягоды собраны, все трое устроились на скамейке смотреть на розовеющий закат. Ветерок стал прохладными, и комары начали виться вокруг них стаями. Оля накинула на плечи вязаную кофту, а Наташа, чтобы согреться, жалась ближе к брату, который то и дело хлопал по шее, убивая назойливых насекомых.

- Ваня, у тебя так плечи горят, - сказала девушка, проведя ладонью по крепкой спине русского. – Даже через рубашку чувствуется. Тебе не больно?

- Да ну, ерунда, обгорел немного, - безмятежно улыбнулся Иван.

- Так сметана же осталась с обеда. Самое лучшее средство от солнечных ожогов, - Ольга встрепенулась и принялась хлопотать у холодильника.

Пока старшая сестра суетилась, пальцы Натальи порхали от одной пуговицы к другой, расстёгивая на Иване рубашку. Когда предмет гардероба оказался снят, и глазам девушек предстали горящие плечи брата, обе печально охнули.

- Ты помажь спину сметанкой, а я пока пойду, самовар поставлю. От чая с мятой должно полегче стать, - сказала Оля, передавая в руки сестры горшок, прикрытый полотенцем. Младшая девушка отбросила тряпку и окунула тонкие пальчики в густую жидкость. Осторожно, затаив дыхание, Наташа прикоснулась к горячей коже. Ваня прикрыл глаза и расслабился, давая понять, что ему хорошо. Холодная масса ложилась на спину блаженной прохладой и нежностью.

Вытерев руки полотенцем от последних капель сметаны, девушка нежно погладила брата по волосам, а тот повернулся и, перехватив руку Наташи, запечатлел невесомый поцелуй на бледных пальцах.

- Идите пить чай! – послышался крик старшей сестры с террасы. Щёки Натальи покрылись румянцем. Она убрала прядь светлых волос за ухо и смущённо улыбнулась. Иван улыбнулся в ответ, открыто и беззаботно. Так словно и не шла далеко-далеко Афганская война, и перестройка не нависала над всеми ними чёрной тучей. А через секунду они поднялись со скамьи и пошли пить чай, держась за руки. Как обычные люди. Почти как обычные люди.